Рецензии на книгу «Лестница Якова» Людмила Улицкая

Новый роман Улицкой - это событие в масштабе страны

В России есть всего несколько писателей такой величины, что любая их новая книга сначала появляется в списке самых ожидаемых книг года, а затем и в списке бестселлеров любого магазина. Издательство печатает новинку сразу в 100 000 экземпляров, не размениваясь на привычные для отечественной литературы тиражи в три-пять тысяч. И Людмила Улицкая – наглядный тому пример. Известие о новом романе сначала облетело все СМИ, а с сегодняшнего дня роман на самых видных полках всех книжных магазинов страны.

Регалии Улицкой можно перечислять долго: Россия, Франция, Италия, Австрия, Китай награждали её своими литературными премиями, англичане номинировали на международный «Букер», а французы вручили ей свой высший знак отличия, орден Почетного легиона. Она обладатель премии «Большая книга» и первая женщина — лауреат премии «Русский Букер». В библиографии Улицкой шесть романов, бесчисленные сборники рассказов, повестей, пьес и даже сказки, а по её сценариям снято восемь фильмов. Достаточно произнести «Казус Кукоцкого», – и всё, мгновенно возникает в памяти эпичное полотно истории одной семьи сквозь столетие невзгод, лишений и успехов. Семейная сага – именно тот жанр, в котором Улицкой есть где развернуться, она не миниатюрист, а полководец масштабной армии людских историй.

Новый роман Людмилы Улицкой «Лестница Якова» похож на паззл из тысячи кусочков, где каждый кусочек – это озаглавленный годом действия текст о ком-то из семьи. И собираются эти детали паззла не в хронологической последовательности, а согласно замыслу автора, ну прямо как в «Герое нашего времени», только частей значительно больше. Пока первые детали истории пристыковываются друг к другу, медленно подступает тихое отчаяние «я никогда не соберу это вместе», отчаяние настолько же глупое, как «я никогда не научусь плавать», например. Перед глазами разворачивается бесконечная история, смысл которой так трудно уловить, хотя он явно бьётся какой-то тонкой ниточкой, утопая в мелких деталях. Но ровно на середине книги пронзает ощущением «вижу полную картину! наконец-то вижу!», открывается второе дыхание и каждая страница читается с удвоенным интересом.

В основе книги – история семьи самой Улицкой, многолетняя переписка её ссыльного деда с бабушкой, начиная с 1911 года, документы из архива КГБ. Людмиле Улицкой сейчас 72 года, и после окончания книги «Зеленый шатер» она приняла решение больше не приниматься за большую прозу, но найденные письма её родни заставили изменить решение: всю жизнь рассказывая чужие истории, стоит найти время и силы, чтобы рассказать и свою. Но «Лестница Якова», по её словам, это последний роман, больше романов не будет.

Со страниц книги на нас смотрят театральные деятели, репрессированные и ссыльные, эмигранты и коренные москвичи, музыканты и экономисты, самых разных национальностей: русские, евреи и грузины, разных взглядов, с разным запасом жизненных сил и абсолютно непохожими судьбами. Нет, они не говорят с одной и той же авторской интонацией, у каждого из них – свой голос и своя история. Прошлое ведь не исчезает, а только опускается на глубину. И Улицкая строит свой глубоководный батискаф, путешествующий сквозь время и пространство, чтобы показать нам прошлое и самое настоящее.

Далёким от библейских тем людям только в самом конце будет рассказано, что это за лестница Якова, которая стоит на обложке, оплетённая напоминающей лестничку ДНК. Здесь и этимология имени, которое обозначает «следующий по пятам», и лестница из сна Иакова, соединяющая землю и Небо. Начало и конец, и самая суть семейной саги. «Барух даян эмет, как говорят в Израиле. Бог дал, Бог взял. То есть, Царствие Небесное».

книжный блог "Букеанариум"

Всякий путь ценен и своим началом, и своим концом

Если книга заставляет меня думать, чувствовать, мучиться, сопереживать, то я даже не думаю рассуждать, нужно ли было автору писать эту книгу. Как же не нужно, если хотя бы во мне она многое перетрясла, заставила переоценить. И вот с книгами Людмилы Евгеньевны практически всегда было именно так. Нет, конечно, я не прочла их все. Это всего лишь четвертая. Но все прочитанные книги не были пустыми. Они стали ценным вкладом в формирование моей личности. А мне хочется верить, что личность моя будет формироваться - читайте, развиваться, расти, меняться - всю мою жизнь. Я этого хочу. И пока в это верю.

Год назад, да, уже почти год назад, накануне 9 мая я отчаянно стала искать информацию о своих родных. Дело в том, что мне всегда было очень мало известно о том, как прошла война по моему роду. Одна бабушка работала в столовой для эвакуированных частей армии в Рязанской области. Другая бабушка растила 5 детей, покуда дедушка, капитан милиции, пытался поддерживать порядок в городе, где вроде бы спокойные условия тыла породили волну грабежей и мошенничества. Где же был еще один дедушка?! А вот это и вовсе семейная тайна. Знала об этом только бабушка, но она умерла, когда мне было только 11 лет, и я ничего еще не смыслила в генеалогии. Может, знала что-то ее сестра, бабушка Шура, которая тоже уже давно отошла в мир иной. Так и не ясно, почему мой папа имел одно отчество по паспорту и совершенно другое имя отца - по метрике. К чему я это все? В том самом прошлом году я за неделю нашла информацию сразу о трех своих дедушках (родном брате бабушки по маме, двух родных братьях бабушки по папе) и своем прадеде. Все воевали, награждены, совершили какие-то невероятные выдающиеся поступки в бою. Это все мне поведали оцифрованные архивы, выложенные в сеть заботливыми волонтёрами движения "Мемориал". И так мне в те вечера, что я перекапывала интернет, стало невыразимо грустно, так тягостно на сердце. Бог его знает, может, где-то и по деду моему прямому, папиному отцу, есть какая-то информация, может, вот совсем близко, протяни руку, набери комплекс символов и будет тебе счастье. Но нет... Такого сочетания имени, отчества и фамилии нет в этих архивах. Может, он был репрессирован... Надо еще искать. Надо.

А она нашла. Людмила Евгеньевна нашла. Уделила время семейному архиву, прочла письма. Переписка, которой сто лет, приняла в свой круг одну из бусин семейного ожерелья. Еще одна веточка на семейном древе затрепетала в унисон с многовековым стволом. И эта мука, это радостная скорбь ломала этой веточке скелет, крошила ее и лишала воздуха. ЭТА КНИГА ДОЛЖНА БЫЛА РОДИТЬСЯ! Потому, что на этом древе оказалась веточка пишущая. Потому что выстрадано древом было много и трудно. Потому что дало дерево себе труд гнать соки от самых старых ветвей к молодой поросли. Потому что смогла. Я вот не знаю, смогу ли хотя бы на примитивном домашнем уровне создать что-то, хоть что-то, что в подобный момент согреет душу моей дочери, докажет ей, что ее древо о ней не забыло, что корни его готовы принять на себя груз ее существования.

Яков, Маруся, Генрих, Ася, Михаил, Амалия, Андрей Иванович, Нора, Тенгиз, Витася, Марта, Юрик, Лиза, Яков... ОТ Якова до Якова. И через Якова к Якову и далее-далее... Песчинки... Бусины... Наполненные, пустые, прозрачные, мутные, яркие, блеклые, щербатые, налитые, уникальные, безымянные... нанизывают нас на свою нить время и пространство. Всякий путь ценен и своим началом, и своим концом. Яков Осецкий был потрясающим человеком. Глубоким, преданным, мыслящим, ценящим познание, волевым... И что? Только номер дела на папке... Нет, он в Норе... в своей внучке, и в правнуке Юрике, и в праправнуке Якове, чей приход в этот мир закономерно не мог быть простым.

Книга большая. Не знаю, можно ли назвать ее притчей. Знаю, что ее можно не дочитать, бросить. Знаю, что она может наскучить, даже убедить в собственной бесполезности. Уверена, что шумиха новинки от известного автора ей совершенно не к лицу, да и не нужна, скорее, противна она ей. Ведь как не прятала Людмила Евгеньевна историю рода за художественным вымыслом, а вот она, трепещет, пульсирует. Как открытая рана. Причем глубокая. Неслучаен и библейский символ лествицы Иаковлевой. Путь, выпавший на долю Якова Осецкого пройден был им достойно. Не един в своем пути был, это очевидно. Но сколько таких же погребены в схронах времени. Ведь никто не догадался заложить при вскрытии покойного тот самый прозрачный сосуд с именем, отчеством и фамилией. Читавшие поймут, нечитавшим спойлером это не будет точно. Я уважала Людмилу Евгеньевну как автора и до этой книги, теперь я уважаю ее за эту книгу. Для своего рода она сделала то, что очень многие из нас никогда не начнут делать, другие - не доведут до конца, третьих - возмутит сама идея. Да и пусть уже. Тем, кто был до нас мы многого уже не дадим. Тем, кто будет после нас, легко ли придется?!...

В муках рожденный отзыв в трех частях.
Часть первая, восторженная.
Я не знаю, как у Улицкой это получается, но именно ее последние книги самой первой своей, еще «неполноценной» страницей дают понять: я буду это читать! Читать медленно, вслушиваясь в знакомые интонации, врастая в знакомое построение текста, не торопясь разматывая ниточки судеб, вплетенных в полотно пространства и времени.
Да. Да, ничего нового, все знакомо по последним романам, а значит, всем их поклонникам читать немедленно, а всем противникам скривиться и продолжить считать Улицкую графоманом, сделав стойку на 730 страниц печатного текста.
И снова да. Не ошиблась, не обманулась: всем сагам – сага! Год 1905 и год 2011 – пропасть времени, шесть поколений, разные континенты. Члены семьи – прагматики и философы, возвышенные музыканты и образованные чудаки.
Такой масштаб, две революции и две войны, Киев и Москва в изложении Улицкой – неизбежно ждешь, когда одних чуть-чуть обелят, других – подчернят, но нет, вдруг видишь совсем другое: «…мир делился не пополам, между плохими и хорошими, а каким-то иным способом».
Театр, театр! Перелицовка, интерпретация знакомых пьес, не книга – живой театр на ее страницах. Взахлеб! Монолог Тенгиза о «Трех сестрах» - полноте, это тоже Улицкая? Точно? «Все тоскуют! Никто не работает! В России никто не работает, в Грузии тоже, между прочим, не работают! А если работают, то с большим отвращением! Жалуются! Все время жалуются! А что, что они в Москве будут делать? Ничего! Потому и не едут!», - это точно не об интернет-стонах рвущихся в свободную Европу, но ничего для этого не делающих? Или аналогия только в моей голове, а Людмила Евгеньевна и в мыслях такого не держала?
Ну, вы поняли, сплошное наслаждение)

Часть вторая, сдержанная.
Устала от писем. От той самой части романа, что подлинные письма бабушки и дедушки автора. Для меня их слишком много, они слишком интимны, мне порой просто неловко их читать…
Тени. Тени великих, знаменитых, успешных и несчастных, проходивших по касательной судеб главных героев. Айседора Дункан, Михоэлс, Анатоль Франс, Ромен Роллан, Крупская, имена, которых не знаю, а подразумевается, что должна… Английские фразы без перевода даже «под катом». В какой-то момент Яков Осецкий, стержень всего романа, вдруг ужасается «бездне своей необразованности», ну так, я ужасалась бездне своей необразованности, причем чем дальше, тем поначалу с большим смирением, а затем с огорчением: книга не для меня? я недостаточно развита?
Но нет, для меня есть и иные линии. Странно: те, о ком пишется со снисходительностью и почти неприязнью, вызывают самую большую симпатию. Мне так понятен оттенок бесконечной любви между Амалией и Андреем Ивановичем, такой нормальной, такой… без выкрутасов. Понятная жизнь и до слез – смерть.
Нет, слишком много всего. Объять необъятное можно, но слишком редко решение этой задачи не заканчивается хаосом. С половины книги вдруг вспоминаются прежние, когда также застывал на странице с мыслью: а дальше? почему полотно просто мотается и нет никакого развития? все те же, все там же…

Часть третья, окончательная и...
…и для меня это точно последняя Улицкая, даже если она вновь передумает и напишет что-то еще, – вот такой вдруг вывод по окончании книги, которая не отпускала. Как так? А все просто: я не люблю, когда мной манипулируют. Я легко читаю что Быкова, что Прилепина, там все честно, ни один, ни другой (как примеры) не маскируются под нейтральную жизненную позицию, пишут, как дышат. А здесь, здесь я читаю саму себя в части первой и понимаю, что это была просто подготовка читательского мозга к принятию совсем других идей. Исподтишка, мелким вбросом:
- «Это было время голодомора на Украине. Голодомора и геноцида», - спасибо, что героиня в 1981 году не произносит «в Украине», чего уж.
- Оказалось, войны в книге не две – три. Оказалось, что идет «многолетняя война с Грузией».
- «Два преступника, различие между которыми лишь в форме усов.» Я, вообще-то, демократка и либералка (в первоначальном смысле этих слов), но даже меня коробит.

На этом прощаюсь с любимым автором, все. Благодарю за все доставленное удовольствие и прощаюсь. Разве что «Даниэля Штайна…» пойду перечитаю.

Моя первая книга Людмилы Улицкой. И первая рецензия, которая пишется с ТАКИМ скрипом.
Я знала, что берусь за что-то большое, сложное, многослойное. «Современная классика», «Большая книга 2016», «последний роман Улицкой» - чувствовалось некоторое давление. Мне казалось, что, если роман мне не понравится, клейма быдла не избежать. Но, кажется, пронесло.

В целом, с жанром семейной саги меня познакомила незабвенная Дина Рубина. На тот момент мне казалось, что это что-то эпохальное – писать о нескольких десятилетиях жизни огромной семьи. Потом оказалось, что многие авторы замахиваются на подобные масштабы, у кого-то получается лучше, у кого-то хуже.

«Лестница Якова» охватывает вековой промежуток истории семьи Осецких. И что для меня было гораздо интереснее – истории России в один из самых непростых периодов. Честно, у меня с современной историй все достаточно сложно, поэтому навёрстываю вот такими историческими романами.
В романе поднимается много разных тем и вопросов: любовь, предательство, вера, репрессии, музыка, евреи, война, секс, наркотики, философия и еще много-много всего. Смотришь на этих людей и страшно становится, сколько всего может пережить, перетерпеть.

Чудо в перьях

Заслуженная бабушка российской женской прозы осчастливила читающих домохозяек своим очередным многосотстраничным шедевром. Последняя улицковская словесная куча – роман "Лестница Якова" (семьсот с лишним страниц) мало чем отличается от её предыдущих работ. Всё те же банальности сюжетных линий (хотя наличие сюжета, пусть и плохонького - это уже прогресс, по сравнению с "Даниэлем Штайном") и психологическая неубедительность персонажей. Да, друзья мои, именно НЕУБЕДИТЕЛЬНОСТЬ. Уж больно приелись мне её кошерные проштампованные персонажи из числа Богом избранного народа. Такое "чудо в перьях" присутствует и в рецензируемом романе. Еврейский интеллигент Яков Осецкий по образованию - экономист, по призванию - музыкант и поэт (и жнец, и швец, и на дуде игрец), по существу - обыкновенный гений. Да, друзья мои, богата Земля Русская обыкновенными еврейскими гениями. О чем, собственно говоря, Людмила Евгеньевна и возвещает нам в каждой своей книжке. Но на сей раз получилось как-то уж очень нескромно, даже для Улицкой. И, соблюдая некоторую политкорректность (так модную в наше время на западе - вспоминаем скандал с чернокожими голливудскими звёздами, не попавшими в этом году в число соискателей "Оскара"), она вводит в роман Витю Чеботарёва - аутиста-математика. Абсолютно ходульный двухмерный персонаж. Его основная задача - слегка разбавить (но только слегка) обыкновенную гениальность Осецкого, показать читателю, что не все русские мужики балбесы и пьяницы. Среди них встречаются и аутисты-математики. Витя - это такой своеобразный Иван-дурак (читай аутист). На самом деле, конечно же, никакой он не дурак, а математик. Впрочем, математику Вите ничто и никто (включая автора) не мешает выглядеть дураком.

Людмила Улицкая написала типичный для себя роман, рассчитанный на массового невзыскательного читателя. Из чего следует, что в этом году у него есть все шансы получить какую-нибудь цацку. Например, "Большую Книгу". Почему нет.

Неслучайная книга, где много меня

Не все книги случайны в нашей жизни. Некоторые, бывает, читаются в очень подходящее время. Как будто выжидали правильный момент, пока поумнеешь, а потом бросались в руки, попадались много раз на глаза. Когда встреча наконец состоялась, понимаешь, что еще год назад вы бы не понравились друг другу, именно и только сейчас подходящее время. Так произошло у меня с книгой Людмилы Евгеньевны Улицкой «Лестница Якова».

Признаться, я старая поклонница Людмилы Евгеньевны, поэтому пристрастна. Но ведь Улицкая правда выдающийся мастер слова. Каждый раз, только делая первый шаг в ее очередную книгу, я замираю от восторга стройности и красоты ее фраз. Вот она – российская литература XXI века, а не те, кого номинируют на сомнительные премии. Это было лирическое отступление.

Многие великие писатели брали за основу сюжета историю собственной жизни или кого-то близкого. Пришло время и Улицкой рассказать о себе, своих предках. В «Лестнице Якова» сюжетных линий две и каждая находится в своем временном отрезке. Одна рассказывает о Норе, театральном художнике-постановщике. Ее время – 1950-2000. Вторая – о Якове и Марии, дедушке и бабушке Норы. Их история начинается в конце XIX века и длится до 50-х годов XX.

Жизнь Норы получилась обычной и одновременно удивительно яркой. Местами она типичная советская женщина, крутящая роман с женатым мужчиной. И вдруг описывается ее работа, театр, творческие и собственные переживания (не муки, нет). Театр глазами Улицкой – чудо. Каждое решение Норы для очередной постановки – волшебство. Личная жизнь отходит как будто на второй план. И вдруг вылетают вперед, оглушая близостью темы: отношения с мамой, с любимым мужчиной, воспитание горячо любимого сына в одиночку, восприятие отца, вызывающего отторжение. Возвышенное и бытовое рядом, понятное и запредельное. Хотя между нами два поколения, Нора – ровесница моей бабушки, я как будто лично знаю эту женщину, ее историю, ее характер.

Линия Якова и Марии похожа на многие другие истории персонажей, живущих по воле своих создателей в непростое время, когда Советский Союз только начинался. Похожа, но и разительно отличается. Было ли целью Улицкой показать, насколько мы не знаем и не понимаем даже предыдущее поколение – у нее это получилось отменно. Яков, увиденный Норой мельком в сознательном школьном детстве, запомнившийся угрюмым чужим стариком, через много лет обретает голос посредством своих писем к жене и сыну. Оказывается, он был выдающейся личностью, умным и рассудительным человеком, которому очень не повезло родиться как минимум не в том месте (хотя кому из тогда и там живущих повезло?). Человек огромного потенциала, отменного воспитания и отличных душевных качеств оказался вырванным из жизни, вычеркнутым. Его судьба очень трагична.

О Марии и говорить не хочется. Ее образ отлично раскрыт и, к сожалению, даже где-то понятен, и это меня пугает. Хотя легко судить литературных персонажей, чья жизнь разворачивается перед тобой за несколько часов. Хотя нет никакой уверенности, что сама поступила бы иначе после многих лет ожидания непонятно чего.

Чтобы полюбить книгу, надо увидеть в ней себя. Меня в «Лестнице Якова» много. Я там сразу в нескольких значимых для меня эпизодах, начиная с первого. Причем если бы прочитала эту книгу еще хотя бы год назад, вряд ли узнала бы себя, вряд ли бы оценила некоторые темы. Но «Лестница Якова» молодец, подстерегла меня в очень правильный момент, когда я смогла по достоинству оценить каждую сцену, каждый поворот судьбы полуреальных героев. Людмила Евгеньевна, это было, как всегда, великолепно.

Нелегкое дыхание

У меня есть несколько близких приятельниц, которые никогда не станут моими друзьями. Ясно, жизнь – долгая и никогда не говори никогда, но ощущение это не проходит, а с годами только крепнет. Так бывает – знаешь человека неплохо, проводишь с ним время, оказываешь услуги, но нет настоящей близости. Понимания. Теплоты. Ценности ваши лежат где-то рядышком, так что бурных споров и противоречий не возникает, но избавится от ощущения «хороший человек, но не мой», практически невозможно.
То же бывает с писателями. Во всяком случае, у меня с Улицкой так. Я читала её роман легко, но бесконечно долго. Формально мне было интересно всё, о чём она пишет – время, теория эволюции, джаз и прочая, и прочая. По сути не цепляло ничего. Больше всего не цепляли герои. Я вполне готова была поверить в историю – в ней не было внутренних противоречий, но совершенно не «видела» характеры. Они распадались на какие-то детали, часто взаимоисключающие, и несообразности эти не делали героев объемными и интересными, только неубедительными.
Что меня удивило больше всего – поверхностность. Ни одной мысли, которая бы по-настоящему волновала, всё абсолютно предсказуемо. И не просто предсказуемо, часто – банально. Ещё удивил правильный, но абсолютно стертый язык. Почти стерильный. Не помню, чтоб Улицкая была когда-то тонким стилистом, но отдельные фразы все же радовали и волновали четкостью ли формулировки или удачно найденным образом. Тут – ничего. Просто повествование.
Отсутствие молодого задора часто компенсируется в книгах зрелых писателей мудростью. С «Яковом» этого не произошло. Говоря откровенно, роман скучноват. Несколько сумбурен. И психологически не слишком достоверен. Увы.

Наверное, начать надо издалека.
Людмила Улицкая стала моей первой и самой яркой любовью современной русскоязычной литературы. Около десяти лет назад, взявшись за её книгу по совету родителей, я запоем за пару недель прочитала всё вышедшее на данный момент. Потом было ожидание "Зеленого шатра", потому что пропущенного романа я почему-то опасалась, и легкое недоумение - по прежнему хорошо, но что-то во мне перестало резонировать, откликаться на написанное. Но мысль о том, что новых романов не будет заставила рискнуть и взяться за эпохальный "Даниэль Штайн, переводчик". Который я не поняла и не приняла. Поэтому решила пока обходить оставшиеся рассказы стороной - отдышаться.

И вот этот роман. Последний. Купленный в момент выхода. Открытый только в этом году.
Роман, покоривший меня, вернувший в то время, когда я не могла оторваться от текстов Людмилы Евгеньевны. Безусловно не идеальный, со своими проблемами и недочетами: с обрывочными, иногда не самыми простыми и увлекательными для восприятия письмами, рваным хронометражом, круговертью лиц и имен. Но это тот случай, когда это не важно. "Он живой и светится..." Так и Лестница для меня.
Дышащий, плотный, живой текст.

Масштабнейшая история жизни одной большой или маленькой семьи. Охватившая четыре поколения, четыре великих любви (ведь каждая любовь велика, если она делает тебя лучше и сильнее), три страшных войны, несколько ссылок, гениального математика, потерянного музыканта, бесчисленное множество спектаклей, смерти и новые жизни.
Где-то очень реалистично с кровью, белизной кожи и гадливостью смерти. Где-то до потери пульса окрыляющее от таких мелочей, как любовь сквозь годы с тихими улыбками, ожиданием и счастливым смехом от одного присутствия. При этом с постоянным осознанием, что там и тем эта любовь причинила много боли. Где-то как грустное единство пунктирно соединенных сердец, вдохновлявших и заряжавших друг друга, и обязательно раскрывшихся в свободной пляске теней. А может быть как материнская любовь, самая слепая и самая честная.
Тут все поет и кричит о любви. Просто об очень разной.
Не все чувства делают нас лучше, иногда за ярким огнем скрываются годы копящегося непонимания, вырождаясь в итоге в трусливые и удобные выборы.

А возможно это история не о любви, а о людях, со всем ворохом их чувств и эмоций.
О Якове, на первый взгляд мечтателе далеком от жизни, оказавшимся совсем другим по воле судьбы. Спасибо за счастливые месяцы.
О Марусе, о которой стоило бы промолчать, если знаешь, что хорошо не скажешь. Женщине-хамелеоне, менявшейся с каждой новой страстью и при этом остававшейся всё той же неловкой девочкой, ругавшей люстру.
О Генрихе, лишившемся детства. Смуглом мальчишке с мечтой о полете. Сделавшем шаг в страшную бездну без ответа: зачем и как смог.
Об Амалии, яркой, солнечной тринадцатилетней девчонке. С её дорогой на работу, щенками и уверенными руками. С её любовью.
О Норе. Девочке-вызове. Великом художнике. Матери. Дочери. Внучке. Хрупкому Сизифу семьи Осецких. Или Атланту? С двумя загадочными маяками: светящем и далеком Тенгизом и близком, но ещё более удаленным Витасей.
О Юрике. Слушавшем и слышащим музыку, отстраненном и ранимом. Пошедшим странной и мрачной дорогой, которая, однако, привела его именно туда, где он должен был очутиться. Пусть для этого и пришлось посмотреть на речную гладь.
О Якове - надежде.

Наверное, я не знаю, о чем эта книга. И не хочу знать. Достаточно помнить, как я проживала её.
Могу только сказать, что есть что-то пронзительное в истории её создания. И добавить тихое «Спасибо» за то, что она есть.

P.S. Если вдруг найдутся желающие рассказать мне о своем мнении по поводу политических взглядов Людмилы Евгеньевны и том, как это отражается на тексте - просто пройдите мимо, не тратьте свое и чужое время.

Поскольку «Лестница Якова» для меня одновременно и подарок, и открытие - она досталась мне в раздаче на сайте с автографом автора и ранее я даже и не подозревала о существовании Людмилы Улицкой - на эту книгу мне хотелось бы написать исключительно восторженную рецензию. Но, предчувствие полагает, а читательский опыт располагает, поэтому все пойдет немного не так.

Мы имеем дело с повествованием в двух временных плоскостях, разброс времени от 1905 до 2011. Всё это временное пространство уместилось более чем на 700 страницах, читать которые было не скучно – в умении увлекательно и талантливо составлять текст автору не откажешь.

Плоскость 1 – Нора, театральная художница. Ординарной женщиной её не назвать – странный брак с психически нестабильным, но гениальным математиком, рождение сына как запланированное бегство из болезненной привязанности к режиссеру Тенгизу, прерывистая связь с ним на протяжении фактически всей жизни.

Плоскость 2 – бабушка Норы Мария, желающая погрузиться в артистическую жизнь, чьи планы рушат политические события в стране, рождение ребенка, арест и ссылка её мужа Якова.

Любопытно узнать сокровенное о собственных потомках, любопытно читать и о потомках чужих. Есть что-то мистическое, волнующее в сопоставлении жизни двух поколений, в поиске общих черт, стремлений, видении переходящего по генеалогическому древу таланта. И уж если знакомство с прошлым осуществляется через письма, которые многое оставляют недосказанным, дают волю фантазиям, увлечься более чем легко.

Но не оценить каждого героя не только в рамках его семейной функции, но и как личность, невозможно. Вначале мне казалось, что Нора – ужасная внучка для такой женщины, как Мария. Характер Норы оттолкнул меня сразу же – склонность к натянутому эпатажу, циничный прагматизм в вопросе брака, рождении ребенка, при этом романтизация затянувшейся интрижки и философствования там, где стоило бы трезво взглянуть на вещи. Решение Марии прервать общение с внучкой было мне понятно. Мария же казалась мне более искренней и живой, хоть и склонной к легкому показушничеству. У нее были конкретные цели и стремления, свои собственные желания.

Вскоре же я пришла к расхожему мнению про яблоко, которое далеко от яблони не упало. Я с прискорбием пришла к выводу, что очень давно я не встречала настолько пустых женских персонажей.

Нора зависит от Тенгиза. Ей хорошо работается только с ним, он падает ей как снег на голову и она безоговорочно пускает его в свой рабочий цикл и свою постель. В образ грузинского режиссера, который с удобством путешествует от жены законной к жене походной, добавлена умиляющая деталь – от него без ума сын Норы Юрик. Тенгиз знакомит его с музыкой, способен найти и спасти его даже в Америке, не зная языка и местонахождения пропавшего. Что еще способно растопить сердце любой матери-одиночки, как не это? Нора прочно построила свою жизнь вокруг ускользающего Тенгиза, и в его отсутствие её не существует.

Мария вначале создала впечатление жертвы обстоятельств. Она жила в тяжелое, жестокое время, с этим не поспорить. Но её поведение в отношении собственного мужа, попавшего в ссылку, мне абсолютно не понять. Хоть образ гениального (вроде как) Якова Осецкого слегка идеализирован, интересно было знакомится с этим персонажем, читать его мысли, и мне было его искренне жаль. Будучи в ссылке, ощутить настолько равнодушное отношение собственной жены – большое разочарование. К сожалению, я не слишком хорошо поняла, что успело случиться в их браке еще до ареста – есть лишь одно скомканное по смыслу письмо Марии, в котором она с горечью пишет о каких-то изменениях в их отношениях после появления ребенка, в ней самой, в ее теле, в отношении мужа к ней. Но когда у Якова появляется возможность встречи с ней, он сразу же пишет письма с просьбой приехать, и эти просьба Мария постоянно игнорирует. При этом её терзают мысли о супружеской неверности. Возможно, что-то упущено мной, и есть веская причина для этого, но я никак не могу назвать логичным поведение Марии, которая упорно отталкивает мужа, а в итоге меняет его на другого мужчину, даже не уведомив. Увы, но в итоге эта утонченная дама показалась мне не более чем женщиной, споткнувшейся о собственный половой инстинкт, принять который слишком долго не могла или не хотела. И еще ранее она оступилась на узах социальных – мне слабо верится в её любовь к Якову в самом начале их отношений, и её решение сочетаться с ним браком я списываю на желание следовать «естественному женскому» ходу жизни и страх остаться одной.

Все мы люди, люди, совершающие ошибки, слабые, путающиеся в желаниях. Но обе героини стали вскоре после начала чтения настолько неинтересны, настолько незаполнены собственной чистой энергией стремлений, что я с нетерпением ждала, когда вновь начнутся письма Якова. Как сомнамбула плывет Нора, с полузакрытыми до очередного появления Тенгиза глазами, как неповзрослевшая вовремя девочка мечется в своих неясных капризах Мария. С раздражением вертелась у меня в сознании недостойная мысль «каждое поколение глупее предыдущего», и мысль эта лишь усиливалась со взрослением Юрика, который благополучно скатился в наркоманию, выкарабкался из нее и остался крайне скучным персонажем с претензией на «человека непростой судьбы». Но и он произвел очередного представителя Осецких с женщиной, которая согласилась на счастье в виде него, и вот, рожден в грязи на дороге еще один ребенок. Надо было умилиться. Я не смогла.

Роман-размышление, роман-притча… В чем назидание и поучение «притчи», я не поняла. Отметила много моментов, где ясно было, что глаза должны увлажниться, а мысли наполниться мудростью поколений, но моменты эти прочитала абсолютно равнодушно, хмыкнув над неуместностью и наивной слезливостью. Люди…жили. Повосхищались немного чем-то, растрогались. Жили-жили, умерли.

В густом горячем пару их тела были розовыми, а стойка душа стояла между ними как библейское дерево...

Чёрт, а я опять не растрогалась, смешно стало от метафоры. Книга эта – явно не моя. Благодарю за возможность с ней ознакомиться LiveLib и и автора. Судя по рецензиям, многим эта книга пришлась по душе, и я рада за них всех. Да хранит вас всех библейская стойка для душа!

Что есть Я?

Большой и по физическому объему и по наполнению роман, многослойный с перевязочками от одной к другим эпохам, постмодернистский с отсылками, но и ровно-исторический на мощной основе жизней других людей.
Книга об осознавании себя и о большой внутренней работе, об осмыслении того, что нас определяет, разделяет и объединяет, что становится важным на всю жизнь, а что стирается и проходит (эмоции о конкретных событиях, страсти и полыхающие любови..?).
Мне приглянулись многие моменты, накидаю их в стиле пуантилизма, попробую уточнить, что было самым важным.

Важным было читать об истории семьи, о пяти-шести поколениях людей, живших, проживающих, новеньких, только появляющихся. Актуально к последним пяти-десяти годам, когда многие люди вдруг начали искать свои семьи и род, раскапывать архивы, думать, откуда они произошли. Помню, как в школе за неимением тогда гугл-поиска, в энциклопедическом (почему-то) словаре искала по заданию учительницы объяснение выражения "иван-не-помнящий-родства". Не нашла, но суть уловила -- человек, не знающий и не желающий знать своих корней. Понимание же происхождения дает приятное и тяжелое ощущение заземления, причастности к большему, плотному присутствию в реальной жизни.

Carpe diem. С горечью читала письма героев друг другу, когда они в начале своей жизни планировали, как будут вместе и сколько успеют сделать, как год разлуки казался такой мелочью по сравнению с тем, сколько еще будет совместного.
И как с каждой новой исторической напастью ждали лучшего, что вот-вот сейчас уже это закончится и все будет хорошо.
И сколько же страданий выпало на всего-то одну жизнь одного человека, прожившего с конца XIX века по третью четверть века XX: армия, война, революция, переворот, полное переустройство жизни, новый (другой, в мечтах -- даже счастливый) режим, ссылка, снова ссылка, снова... наконец, 101 километр.
Первая моя мысль здесь о важности проживать каждое мгновение и не откладывать ничего, о том, что счастливое время -- сейчас. А что будет потом, никто не знает, так давайте сейчас ценить и любить.
Вторая мысль о том, что тогда люди, как и мы сейчас, вступали в новое изменение с надеждой и мыслями о том, что дальше уж заживем, что все наладится, а когда дальше становилось хуже, все равно снова надеялись. Ничего же не поменялось. Вот они мы, вступаем в изменения, может, каждый день даже, и тоже надеемся. Но будет ли лучше, вот вопрос.

Главный вопрос, который ставит в своей книге Улицкая: "В чем же "Я", если все во мне от моих предков? Где тогда начинаюсь именно "Я" в этой череде генетических преемственностей?"
В одном из интервью она признается, что не сможет дать нам ответ на этот вопрос. Это, вероятно, вопрос в полном ощущении себя в плотной и реальной жизни, в поиске своего места и чувствовании своих переживаний, в осознавании себя -- собой. Сложная тема.

Еще мне хочется не пропустить, наверно, важную лично для меня сейчас тему -- большой прожитой жизни, неторопливого повествования с ощущением опыта лет, того, насколько другой кажется сама жизнь с того порога и скорость течения ее, другую совсем, неторопливую и анализирующую.
О том, когда тебе где-то 30 и кажется, что это старость, старость, глубокая, уже сколько всего успел! А на деле-то это же юность еще, сколько всего еще предстоит. "Лестница Якова" может помочь вам примириться с самыми сложными экзистенциальными переживаниями -- страхом смерти, например. Она о том, как видится жизнь, когда тебе уже 70. О спокойных воспоминаниях о тех, кто ушел -- без страха и боли. [Видимо], за наслоениями лет и сменами поколений эмоции стираются, страсти уплощаются, мысли текут без болевых порогов. Книгу, видимо, лучше поймут те, кому уже за... сколько-нибудь больше, чем юные 30.
И этим Улицкая лично меня обнадежила и задала оптимизма: о, сколько всего еще предстоит, сколько можно жить, сколько ценить и любить. А ближе к концу не будет страшно, будет по-другому. Все будет хорошо!

И последний для меня штрих: о важности культуры и всестороннего развития человека. О том, что важно читать [запоем], обсуждать и спорить о прочитанном, пробовать любить театры и оперы, изображения и музыку: все, что будет приносить удовлетворение. Именно искусство и творчество дают нам возможность думать.
И о том, что образцовые люди и правда встречаются. Но довольно редко.
Так давайте же ценить и любить друга друга, жить каждый день, говорить о своих мыслях и чувствах, помогать стать близким не обязательно образцовыми, но любящими и любимыми людьми.
Давайте слушать музыку!