Рецензии на книгу «Над кукушкиным гнездом» Кен Кизи
Тот, кто идет не в ногу, слышит другой барабан.
Необходимость писать рецензию на такую книгу очень напрягает. Честно. Давит тяжким грузом. Не распрямить плеч, ни вздохнуть. Прямо-таки хочется, чтобы включили эту несуществующую чудо-машину, что нагоняет в сознание туман, ну а там поступить так же, как Вождь Бромден:
Потеряться не так уж плохо.
Потому что ой как не хочется в Шоковый Шалман своих собственных ощущений от книги. Но я все-таки попробую. Попробую пройтись по собственному туману и не заблудиться.
Вначале я довольно скептически отнеслась к тому факту, что книга рейтинговая (для меня это вообще не показатель) и удивлялась тому, что «отец ЛСД» мог написать настоящий шедевр. Но чем больше читала, тем больше убеждалась, что только под воздействием ЛСД его и можно было написать. Потому что человеку не оторвавшемуся от системы и не повидавшего изнанку жизни (речь идет про работу Кизи в госпитале ветеранов) невозможно так гениально сплести реальность и фантазию: настолько тесно, что ты веришь – Макмерфи и Вождь, Чесвик и Хардинг, Билли и ужасная старшая сестра – они все существовали, и мало того – все, что есть романе, с ними происходило; невозможно для кого-то другого в данных обстоятельствах так спаять смешное и грустное, что одно без другого просто не выживет. Но Кизи знает секрет:
Он знает: надо смеяться над тем, что тебя мучит, иначе не сохранишь равновесие, иначе мир сведет тебя с ума. Он знает, что у жизни есть мучительная сторона , но не позволяет боли заслонить комедию, так же как комедия не позволяет заслонить боль.
Мне импонирую книги о героях, не вписывающихся в наше общество. За то люблю, например, Д. Киза, Ф.М. Достоевского, и да, мне нравится Лолита с Парфюмером (по отдельности, разумеется :) ). Душевная борьба, поиск гармонии, рост или деградация личности – что может быть интереснее? Для зануд вроде меня этот вопрос, естественно, риторический. Что ж, Над кукушкиным гнездом – это пристанище нестандартных людей. Действие происходит в клинике для душевнобольных, где добровольно лечатся люди, которые по сути не являются психическими больными (по крайней мере не все). Их проблема в том, что они по разным причинам не могут приспособиться к жизни в обществе. Один из них, интеллигент Хардинг, описывает себя так:
Мы сумасшедшие из больницы на шоссе, из психокерамической, треснутые котелки человечества.
А чуть раньше он же объясняет новичку Макмерфи, который направлен сюда на принудительное лечение, что наш мир создан для «волков», а они все "кролики" и не могут постоять за себя. Вот тут-то все и начинается.
Хардинг: Правда, раньше, несколько лет назад, в мои тонкошеие года, я думал, что порка, которой тебя подвергает общество, - это единственное, что гонит по дороге к сумасшествию, но ты заставил меня пересмотреть мою теорию. Человека, сильного человека вроде тебя, мой друг, может погнать по этой дороге и кое-что другое.
Макмерфи: Да ну? Учти, я не согласен, что я на этой дороге, но что же это за "другое"?
Хардинг: Это мы. - Рука его описала в воздухе мягкий белый круг, и он повторил: - Мы.
Обаятельный, сильный и уверенный в себе Макмерфи, коренной звездно-полосатый стопроцентный американский аферист, как говорит о нем все тот же Хардинг, начинает свою последнюю опасную гастроль – битву с системой или с Комбинатом, как ее называет рассказчик – двухметровый индеец Вождь Бромден, ветеран Второй Мировой, сторожил сего заведения.
Отделение - фабрика в Комбинате. Здесь исправляют ошибки, допущенные в домах по соседству, в церквах и школах, - больница исправляет.
И мы глазами Бромдена, через все его галлюцинации и воспоминания, действительно видим Комбинат. Это бездушная и беспощадная машина, которая - в лице старшей сестры Гнусен - при помощи строгих правил, групповой терапии, смахивающей на публичную порку, электрошока и в крайних случаях лоботомии штампует из пациентов больницы «среднестатистических американцев», а тех, которые не поддаются штамповке сортируют на хроников и на овощей. И все, разумеется, на благо общества.
Пожалуйста, поймите: мы не устанавливаем для вас правил и ограничений без того, чтобы тщательно взвесить их терапевтическое действие.
Говорит старшая сестра, которая отладила неслабый филиал Комбината в своей больнице. Она подобрала себе проверенный персонал, который боится одного ее взгляда и беспрекословно выполняет ее требования. Надо заметить, что персонал – это не только санитары, ночные дежурные и медсестры, но и врачи тоже. Что там говорить, сам зав.отделением – закомплексованный невротик - даже думать не смеет о том, чтобы перечить старшей сестре. Она – олицетворение власти и порядка.
Так вот, Макмерфи вступает с ней в неравный бой. Этот весельчак и балагур понимает - многие пациенты осознают, что они на самом деле несвободны, что они под каблуком старшей сестры, и что они не живут по-настоящему. Но это их устраивает, потому что подобный онлайн симулятор значительно упрощает их существование – им не надо вписываться в рамки стандартизированного общества. Макмерфи заставляет их признать, что та цена, которую они за это платят, нереально высока. Он не желает подчиняться системе и не хочет мириться с тем, что на его глазах втаптывают в грязь и травят других людей.
- Знаете, - говорит он, - так вот мне всегда кто-нибудь объясняет насчет правил... когда понимает, что я поступлю как раз наоборот.
А дальше следует увлекательнейшая борьба - захватывающая, жесткая, опустошающая.
То, с чем он дрался, нельзя победить раз и навсегда. Ты можешь только побеждать раз за разом, пока держат ноги, а потом твое место займет кто-то другой.
- Всемилостивый Боже, - Хардинг поднял глаза к потолку, - прими двух бедных грешников в свои объятия. И оставь в двери щелку для нас, остальных, потому что ты наблюдаешь конец, абсолютный, непоправимый, фантастический конец.
Каким бы ни был этот конец для вас, Кизи не разочаровывает, потому что:
Кто бы ни вошел в дверь, это всегда не тот, кого хотелось бы видеть, но надежда всегда остается.
10/10
Но я хотя бы попытался, - говорит он, - Черт возьми, на это, по крайней мере, меня хватило, так или нет?
«...тот, кто идет не в ногу, слышит другой барабан»
«Над кукушкиным гнездом» - один из моих самых любимых романов. А Рэндл Макмерфи мой самый любимый книжный персонаж. И, может быть, это звучит слишком пафосно, но он настоящий герой. Эту книгу можно перечитывать снова и снова, при этом она тебе не надоест, а даже, наоборот, с каждым новым прочтением будет нравиться все больше и больше. И каждый раз роман будет открываться с новой стороны. И я уверена, что в будущем перечитаю его еще ни один раз.
В психиатрическую больницу поступает Рэндл Патрик Макмерфи. Но он не похож на обычных больных, которые находятся в данном помещении. Он постоянно смеется (о том, что такое смех, люди, находящиеся в больнице давно позабыли), пытается растормошить пациентов, открывает им глаза на многие вещи, издевается над медперсоналом, меняет установленные правила, не подчиняется приказам и, самое главное, ни во что не ставит старшую сестру – Мисс Гнусен, которая руководит всем в больнице и которую все кругом боятся, вплоть до самого доктора. Старшая сестра не привыкла к такому поведению, и поэтому всеми силами старается предотвратить этот бунт. И вот с самых первых дней между ними происходит соперничество. Кто же выйдет победителем?
Один из тех моментов, когда книга тебе очень нравится, и ты так много хочешь о ней рассказать, так много мыслей в голове, что не знаешь, с чего начать. Но я постараюсь написать все ясно, чтобы не получился сумбур.
Книга о том, можно ли пойти против общества. Или же тот, кто сильнее обязательно раздавит тебя и убьет в тебе живого человека? На эту тему я читала роман «1984». Сама тематика мне понравилась, а вот написано все ужасно нудно. В этом же романе мне нравится не только ее посыл, но и то, как преподносит автор нам все события, происходящие в книге. Хотя, быть может, она и написана не самым изысканным языком, но в этой простой манере повествования и заключается изюминка книги. Она заключает в себе большой смысл, а о судьбе героев размышляешь не только во время чтения, но и после того, как перелистываешь последнюю страницу.
Поначалу роман, может быть, и читается не совсем легко, но как только появляется Макмерфи - все меняется. Он озаряет своим появлением не только больницу, но и весь роман. И как только с ним знакомишься, думаешь: « Что же выдумает этот наглый ирландец, чтобы насолить Мисс Гнусен». Над его шутками невозможно не засмеяться, а финал заставляет грустить и сопереживать главному герою. Думаю в этой битве несмотря ни на что, победителем оказался Макмерфи.
Макмерфи яркий пример того, что не нужно бояться быть собой, нужно громко говорить, о чем хочешь, и делать только то, что тебе нравится, не опасаясь того, что тебе влетит за это от какой-нибудь «старшей сестры». Нужно громко смеяться в лицо своим проблемам, не ныть по поводу того, что все идет не правильно или что у тебя что-то не сможет получиться и т.п. Нужно хотя бы попытаться сделать что-нибудь, черт возьми! И хотя за свой длинный язык можно дорого расплатиться, но, как говорит сам Макмерфи, «оно того стоит».
Те, кто прочитал книгу, могут, не согласится со мной, по поводу того, что Рэндл правильно поступал в той ситуации, в которой оказался: «Мол, будь он тише, не лез бы не в свои дела, то и вся эта история с ним и не приключилась бы». Но где гарантия того, что будь он вежливее с Мисс Гнусен, вся история пошла бы другим путем? Думаю, и тогда эта старая стерва нашла бы к чему придраться, и вышел бы он оттуда другим человеком, какой-то неудачной подделкой самого себя. Для нее Макмерфи был сумасшедшим только из-за того, что он не был похож на других. А если ты не такой как все, значит в тебе что-то не так.
В течение всего романа Макмерфи делает большими и сильными не только пациентов, но читателей. Он заставляет чувствовать себя лучше, помогает поверить в свои силы, взглянуть на жизнь другими глазами и наслаждаться ей.
Но какой у Макмерфи мотив? Что он от этого выигрывает? Наоборот он может себя выставить не в самом лучшем свете. Сам главный герой никогда не скрывает своих истинных мотивов. Если поначалу его на это толкает корысть и простое желание насолить сестре, то дальше мы видим, что он начинает искренне беспокоиться о своих новых друзьях и хочет исправить их положение к лучшему. А финальный поступок Макмерфи доказывает, что он человек с большим сердцем.
Другой яркий персонаж романа – индеец Бромден – от его лица и идет повествование, и именно его глазами мы смотрим на все происходящее в романе. Несмотря на свои два метра роста, он маленький человек, который боится своей собственной тени, и потому притворяется глухонемым. Но и он после знакомства с Макмерфи, как и многие другие пациенты, меняется. Он тоже ослеплен его силой духа. И то, как он в итоге поступил с Макмерфи, думаю, заслуживает уважения. Можно сказать, что он протянул руку помощи. Отблагодарил его таким образом.
Другие пациенты тоже очень колоритные персонажи. За каждым из них скрывается уникальная личность, но они так долго подавляли в себе личность, что и забыли какого это быть большим человеком. Читая роман, я ни разу не посчитала их сумасшедшими, мне они показались вполне нормальными людьми. И все герои романа кажутся такими реальными, что можно поверить в то, что такие люди как Вождь (который многое что видит и знает - но молчит), Хардинг и Билли (люди которые бояться постоять за себя, не могут отстаивать свои права) могли оказаться среди нас. И, кончено же, среди нас есть Макмерфи – человек, который не хочет играть ни по чьим правилам. Он научил многому своих друзей – противостоять жестокости и несправедливости.
Мисс Гнусен та еще стерва! Так и хотелось ее задушить. Сколько в ней ненависти по отношению к пациентам! Как она радуется, когда у них ничего не получается, и они снова уходят в свой внутренний мирок. И все это скрыто за фальшивой холодной улыбкой. Она думает, что ничто ее не сломает, и она будет во всем победительницей. Либо ты играешь по ее правилам - либо же она сотрёт тебя в порошок. Пациенты были настолько запуганы или околдованы ложной добротой Мисс Гнусен, что не замечали многие ее пакости.
Насчет экранизации ничего не могу сказать, так как смотрела его только отрывками. Но одно могу сказать с полной уверенностью, что Джек Николсон просто рожден быть Макмерфи. Харизматичный Николсон очаровывает зрителя с первой минуты появления на экране. Именно таким я и представляла себе главного героя.
Книга с очень глубоким смыслом, которая заставляет задуматься о многом, но, самое главное, о том, кто мы на самом деле? Мы это мы? Или же тоже притворяемся, чтобы идти в ногу с обществом? Уверена, после того, как вы прочтете книгу, вы никогда не забудете сюжет романа, и он надолго останется в ваших мыслях, сердцах. Впечатляющий роман. Шедевр, одним словом! От романа невозможно оторваться ни на минуту. Читается на одном дыхании. Действительно сильная вещь! Одна из тех книг, которую вы просто обязаны прочитать.
"Пока вы владеете собой, вы в безопасности"
- Скажите, зачем? Вы жалуетесь, вы целыми днями ноете, как вам противно здесь, как вам противна сестра, и все её пакостные штуки, и оказывается, вас тут никто не держит.
Но вы-то, какие же вы ненормальные?
Мир давно уже сошел с ума, иначе зачем бы нормальным – совершенно нормальным, психически здоровым, адекватным людям – годами скрываться за стенами психиатрической лечебницы. Да, здесь так уютно, все по заранее установленному распорядку, здесь нет неожиданностей и можно даже пожалеть себя (и поплакать даже), и никто не осудит. Здесь не будет неприятных неожиданностей (приятных, кстати, тоже, но это уже другой вопрос), здесь все понятно и так привычно. И даже мисс Гнусен (ну и имечко:) такая привычно-родная, как примета (вернее, символ) из того далекого враждебного мира, который оказался там, за толстыми стенами этого дома – этого приюта для людей, у которых не осталось сил (или желания) бороться с миром и обществом, которые боятся его осуждения, которые заранее смирились со своим поражением и приняли его как нечто, само собой разумеющееся. Хотя это не так, совсем не так.
— Хардинг, что это такое? Что случилось?
— Ты имеешь в виду все это?
Макмерфи кивнул.
Хардинг покачал головой:
— Не думаю, что смогу дать тебе ответ. О, я, конечно, в состоянии привести тебе фрейдистские причины, всякие причудливые слова, которые звучат тем убедительнее, чем больше ты их произносишь. Но то, что тебе нужно, — это причина причины, и я не в силах тебе ее объяснить. Да и никто другой, правду сказать. Моя личная причина? Вина. Стыд. Страх. Самоуничижение. Я в самом раннем детстве открыл, что… если быть добрым, то я бы сказал, — отличаюсь от других. Это лучшее слово, более общее, чем какое-нибудь другое. Я позволял себе определенные вещи, которые наше общество считает постыдными. И заболел. Дело было не в вещах, я не думаю, что в них, дело было в ощущении, будто огромный, беспощадный указующий перст общества устремлен на меня — и величественный голос миллионов скандирует: «Стыд. Стыд. Стыд!» Таков образ действия общества по отношению ко всякому, кто от него отличается.
В этот уютный (= затхлый и стоячий) врывается, как свежий ветер, как ураган, этот бунтовщик Макмерфи, чтобы доказать всю пагубность заранее обреченного взгляда на мир. Нет, это неправильно, говорит он этим людям, заложникам своих собственных мыслей, лучше короткая, но яркая жизнь, в которой ты сам отвечаешь за все, чем вот такое безвольное, пусть и долгое, прозябание…
— Я отличаюсь, — сказал Макмерфи. — Но почему со мной ничего такого не случилось? Люди обзывали меня психом то по одному поводу, то по другому, насколько я могу припомнить, но вот посмотри-ка — это не свело меня с ума.
— С ума тебя сводит совсем не это. Я не думаю, что моя причина — единственная. Хотя одно время, пару лет тому назад, в свои лучшие годы, я всерьез полагал, что общественное порицание — единственная сила, которая ведет тебя по дороге к безумию, но ты заставил меня пересмотреть мою теорию. Есть что-то еще, что ведет людей, сильных людей вроде тебя, вниз по этой дороге.
— Да? Не то чтобы я признавал, что иду по этой дороге, но что же это такое — что-то еще?
— Это — мы. — Хардинг описал перед собой рукой мягкий белый круг и повторил: — Мы.
И неслучайно поэтому мне роман Кизи напомнил роман «Планета КА-ПЭКС» (и по сюжету, и по посылу). От нас все зависит в этом мире, рано опускать руки; пока ты можешь помочь хотя бы одному человеку, встретившемуся тебе на пути, значит, ты живешь не зря…
Во все времена обществу было легче объявить непохожих на остальных людей ненормальными, безумными и упечь в психушку (Чацкий, Септимус…да мало ли кто еще). Уникальность, неповторимость, оригинальность – лозунги пока что на бумаге; в жизни отчего-то до сих пор они не в цене и не то что не поощряются, а наказываются даже…Как и способность мыслить, задумываться и размышлять о несовершенствах мира...
- Кажется, вы сегодня задумчивы, мистер Макмерфи.
- А-а, я вообще задумчивый, - отвечает Макмерфи.
Вступить в схватку с Системой, бюрократией, властью (властью большинства причем) – для этого действительно нужна смелость (еще какая), безрассудность, а итог почти всегда предрешен. Оттого и финал такой печальный…
- Мы думали, ты не для того, чтобы выигрывать...
- Выигрывать, елки зеленые, - сказал он, закрыв глаза. - Слыхал? Выигрывать...
В этой игре выиграть невозможно...
Прочитано в клубе "Каста пси"
Слово мудрым. Нет, серьезно, есть такие вещи, о которых я просто не способен написать, в первую очередь, конечно же, из-за своей инфантильности, эгоизма и постоянного желания глупо пошутить. Я, правда, очень хотел бы написать достойную рецензию: обсудить понятие "сумасшедший", особенности восприятия "нормальности-ненормальности", провести пару параллелей с сегодняшними реалиями. Но вместо этого, как назло, вспомнил своего старого друга Егора, который очень сильно испугался в детстве работающего заднего стеклоочистителя в машине. А потом его едва ли не убил фазан пару лет спустя. Ну и как тут о чем-то серьезном речь вести, когда ЕГОРА ЕДВА ЛИ НЕ УБИЛ ФАЗАН. Поэтому я не стал брать на себя ответственность и лишний раз выставлять напоказ свою незрелость, о который уже и так полгорода говорит. И, поэтому, поверьте, так будет лучше - пускай об этой книге расскажет другой человек.
Я познакомился с Даном Сэмэтару абсолютно случайно, да и вообще не уверен, что это можно так назвать. Три года назад я путешествовал по Румынии (серьезно, есть и такие люди) и одним из пунктов моей экскурсионной программы, разумеется, был легендарный замок Бран, где, по легенде, жил тот самый Влад Цепеш, более известный в широких кругах как граф Дракула. Вылазка к этому самому замку планировалась из находящегося неподалеку городка Брашов, последнем глотке цивилизации перед смертоносными трансильванскими пустошами, усыпанными человеческими костями. Перед поездкой мне требовалось как следует набраться сил (и какого-нибудь алкоголя), поэтому в свой первый и последний брашовский вечер я пошел в местный бар, который, как я хорошо помню, назывался Tipografia. И там я встретил его, хотя сначала я встретил ее.
Она сидела совершенно одна у барной стойки, миниатюрная, но с огромными черными (ЧЕРНЫМИ) глазами, с пышной цыганской копной и блуждающей улыбкой, и не отрываясь смотрела на маленькую импровизированную сцену, где что-то громко вещал молодой человек. Местная легендарная цуйка (это такой сливовый самогон) уже потихоньку делала свое грязное дело - махнув рукой на то, что меня вполне могут за такие знакомства местные юноши порубить на куски, я устремился к этим глазам. Но в тот день я мог быть и говорящим ежом или иметь три головы - она бы все равно не обратила на меня внимания. Потому что каждая душа в этом заведении, включая ее, была вывернута навстречу молодому зычному голосу, который что-то вдохновенно вещал. Политика, религия, скабрезные анекдоты - кто это и о чем он говорит, черт возьми, я хочу так же! Оказалось, он говорил про книгу "Пролетая над гнездом кукушки" Кена Кизи. А звали его Дан Сэмэтару, чье имя я теперь храню в своем пантеоне великих людей с очень смешными именами.
Все это я узнал уже после окончания его короткой, но пламенной речи. Хлопали ему почти что искуплено, кто-то не щадил рук, а сидящая рядом со мной трансильванская королева с оглушительным грохотом стучала своими огромными ресницами. Скажу честно, мне было не очень интересно, что это был за перформанс, цуйка мне шептала на ухо другие вещи, но, чтобы завязать более крепкое знакомство, мне пришлось вступить в активную коммуникацию, а конкретно - смиренно последовать за своей брашовской богиней к столу, куда победоносно уселся юный оратор. Как я сразу понял, знали его в городе почти все, он был поэтом, критиком, сумасшедшим, кем угодно. "Дан", - сказал он, пожал мне руку и посмотрел в душу. Я что-то промямлил в ответ, мол, очень приятно, Дан, но давай, дружище, в другой раз потрещим? Быстро и шумно завязались какие-то разговоры, принесли очень много вина (в Румынии есть вино!), а я все старался совсем незаметно понюхать волосы своей румынской нимфы.
Я был так увлечен своими обонятельными экзерсисами, что не сразу понял, что перешли на английский язык (кроме меня оказалось есть еще пара-тройка душ, не говорящих на местном). Кизи, Рэтчед, Макмерфи - все эти фамилии устремились навстречу мне, и я вдруг начал понимать, что румынская молодежь на полном серьезе обсуждает на пьянке современную американскую литературу. Цуйка тут же перестала шуметь в голове, я вспомнил весь свой оксфордский словарный запас и начал слушать. И успел вовремя, потому что, во-первых, я узнал, как зовут объект моих переживаний (Сандра) и, во-вторых, услышал нечто особенное - это Дан, громко прокашлявшись, выдал сжатую версию своего выступления на английском. Которая была записана на телефон и пересмотрена потом не раз. Собственно, теперь и для вас - Дан Сэмэтару и краткая запись его монолога о книге "Пролетая над гнездом кукушки".
Иногда я бываю Макмерфи. Я очень громко смеюсь, громко плачу, хочу кусаться и безумно, абсолютно безумно люблю весь мир. Я люблю Брашов, я люблю Румынию, я люблю это чертово место. Если бы я мог, то я бы расцеловал здесь всех и вся, да так, чтобы каждый раз зубы стучали. Тебе грустно, что-то не так? (указывает на сидящего рядом парня, который не очень хорошо понимает по-английски). Тебе плохо? (неожиданно громко и крепко его целует в губы; все смеются). Никто не должен грустить, давайте смеяться. Пускай они все думают, что я сумасшедший, а мне нравится быть сумасшедшим. Если в Брашове идет дождь, то я иду и бегаю под дождем! Если в Брашове кто-то умирает, то я иду и плачу со всеми, но только для того, чтобы потом со всеми вместе смеяться. Ну, или хотя бы подраться (все смеются). И если мне нужно быть Макмерфи, чтобы другим было лучше, я буду им. Ну а что делают они с Макмерфи? (показывает пальцем в окно).
(после паузы) А иногда я бываю Рэтчед (все смеются, потому что Дан специально произносит фамилию как wretched). Я ненавижу этот город, ненавижу эту страну, страна душевнобольных идиотов (все почему-то смеются). У нас постоянно идет дождь, но мы даже не чертова Англия. Да, у нас красиво, но полстраны идиотов и психов. Вы видели молодежь в Бухаресте? Да по этим людям плачут больницы и тюрьмы. А ведь это будущее страны, хотя какое может быть будущее у бедной, ни на что не способной страны, которая ничего не производит. Потому что нет системы. Нет правил и нет законов. Всем бы лишь только баклуши бить, да пить цуйку (неожиданно берет рюмку со своим напитком и выливает его на пол). Так мы ничего не добьемся. Время для важных решений (опять показывает пальцем в окно; все немного нервно смеются).
Но чаще всего, я тот самый индеец (садится на свое место). Я нем (очень долго молчит; кто-то начинает хихикать, но быстро смолкает). Я бы хотел что-то изменить, но боюсь мне может не хватить сил. Я вижу разных Макмерфи и разных Рэтчед. Они все вокруг меня. Я и сам он и она. Все мы здесь макмерфи и рэтчеды. И вот в чем суть - кем вы хотите больше быть, Макмерфи или Рэтчед? Потому что весь этот мир - одна большая больница, а вы сами решаете кем в ней быть. Но для этого нужно открыть рот.
Все громко хлопают, а спустя пару минут я встаю, беру Сандру за руку и ухожу вместе с ней гулять по ночному Брашову.
Дан Сэмэтару, храни тебя Господь за этот прекрасный вечер.
Оригинал выступления, кстати, вы можете увидеть по этой ссылке.
Спойлеры в ассортименте
Life before the lobotomy
Эта книга – целый клубок разноцветных ниток, за какую не потянешь, вытащишь удавку.
Вот вождь. Как, черт возьми, вышло, что вождь, огромный индеец, существо единое с дикой природой, синоним свободы, стал маленьким щуплым карликом, покорно оттирающим полы от грязи там, куда укажут. Несмотря на словесный его портрет, он кажется маленьким. Все уверены, что он глухонемой, а поэтому вообще не считается.
Dreaming
I was only dreaming
Of another place and time
Where my family’s from
То ли помешательство, то ли природное чутье – выбирай сам точку отсчета, дорогой читатель – вождь вместо физического размера видит внутреннюю силу человека. Разозлившись, ты становишься огромным, а унижение делает тебя маленьким, как кролик.
Laughter
There is no more laughter
Songs of yesterday
Now live in the underground
Или вот безумие. В этом романе или нет безумных, или безумны все – выбирай ориентир, дорогой читатель. Кто разумен, кто безумен – забитый тридцатилетний девственник, запертый в психушке как неспособный к самостоятельности, или его добрейшая мамаша, которая запрещает своему мальчику встречаться с девочками? Паралитики или санитары, которые обращаются с ними как с мешками картошки? Помешанный на чистоте заключенный в дурке или старшая сестра, которую выводит из себя любое отступление от правил и расписания? Добровольно признавший себя неспособным к жизни кроликом человек или его лечащий врач, который не может перечить собственной подчиненной?
The brutality of reality
Is the freedom that keeps me from dreaming
МакМерфи – это безумец или здоровый человек? Он никогда не сочтет себя кроликом, но он преступник, шулер, обманщик. А бороться в одиночку с системой – это здраво или безумно? Ломать систему – зло это или благо, если люди добровольно вступают в ряды кроликов? Что лучше для них – прожить долгую серую кроличью жизнь или стать на одну ночь человеком, а потом умереть, скажем, от сердечного приступа?
Christian’s lesson is what he’s been sold,
We are normal and self-controlled.
Remember to learn to forget,
Whiskey shots and cheap cigarettes
А вождь все-таки освободился. Стал огромным и свободным, таким, каким ему и предначертано быть.
Эта книга-перевертыш. Она выворачивает читателя наизнанку, а что уж у тебя с изнанки – смотри сам, дорогой читатель.
Цитаты из песни группы Green Day "Before the lobotomy"
В начале книги герой делает выбор между тюремной камерой и психиатрической лечебницей в пользу последней. Он думает, что там уж точно будет лучше и уж никак не подозревает, какие испытания, слегка прикрытые мнимым благополучием и безмятежностью, подстерегают здесь каждого пациента.
И он объявляет войну всему, что видит: единоначалию медсестры, покорности пациентов, большинство из которых находятся там по собственной воле и в любой момент могут выйти, но не хотят. Войну скуке, несправедливости, слабостям, забитости.
Недолгое время человек и система противостоят друг другу на равных, но исход предрешен - после всех процедур главный герой способен функционировать разве что на уровне амебы.
Так в чем же смысл?
Мы уже не умеем быть самими собой. Мы привыкли быть, какими надо. Именно поэтому нужен в жизни такой озорник, как Макмерфи, который верит в себя и сможет разбудить нас от спячки.
Естественно, главная тема книги - тема свободы. Нужна ли она нам, когда нам страшно в мире? Достояны ли мы ее?
Почитайте, подумайте.
Возвращение к себе "ёжика в тумане", убегавшего от свободы в кукушкино гнездо
«Невротики строят воздушные замки,психотики живут в них,
а психиатры взимают плату за проживание»
(Фредерик Перлз)
Некоторые врачи сравнивают психоз с тяжёлой хронической болезнью, а невроз – с острой инфекцией. А психотерапия, исцеляющая душу и помогающая найти себя, может быть ориентирована как на лечение неврозов (а иногда и психозов), так и на личностный рост здоровых людей. И так как почти все мы в той или иной степени невротики, то роман Кизи – обо всех нас.
Дорог, ведущих к самому себе, великое множество. И если есть желание познавать и меняться, способ всегда найдётся. Занимаясь самопознанием, мы обращаемся к накопленному человечеством огромному опыту: читаем, например, книги по психологии, философии или же религиозные тексты. Но глубокое погружение в подобные источники может привести к идейной интоксикации, от которой существует отличное лекарство – ничего не навязывающая художественная литература, позволяющая каждому взять ровно столько, сколько он в состоянии принять в данный момент. К таким важным и глубоким книгам можно отнести и этот многослойный роман Кена Кизи.
«Кто нормальный, а кто нет, общество само решает, а ты уж изволь соответствовать». Но никакое устройство общества само по себе не способно изменить человеческую природу. Что значит быть нормальным? Так как границы нормы значительно шире границ патологии, то понятие нормы является очень относительным, неоднозначным и спорным, предполагая, в частности, сравнение с другими и усреднение. Но каждый человек ценен как раз своей индивидуальностью и неповторимостью. Зачастую называют нормальными людей, адаптированных к жизни в конкретном обществе. И тогда ненормальным считается не только тот, кто не может жить по законам социума в силу объективных причин, но и тот, кто просто не хочет, потому что не согласен с этими законами. Следовательно, так называемый нормальный гражданин – это рядовой обыватель-приспособленец, не имеющий собственных убеждений, нравственных принципов и вполне способный при определённых обстоятельствах превратиться в чудовище. Кстати, нечто подобное и произошло со старшей сестрой Гнусен. Поэтому, вероятно, нормальный человек должен всё же быть ещё и разумным, совестливым, сострадательным. А хорошо приспособленные люди, утратившие свою индивидуальность, бывают менее здоровы в смысле человеческих ценностей, чем невротики. Ведь порой социальная адаптация достигается за счёт отказа от своей личности. Невроз же способен быть и двигателем, и тормозом развития в зависимости от готовности к глубинной работе души по преодолению застоя и прохождению этого пути до конца.
Повествование ведётся от лица постоянного обитателя-хроника одной из психиатрических клиник (именуемых американцами кукушкиными гнёздами) – индейца-полукровки Бромдена, который, шарахаясь от собственной тени, часто видел затуманенным окружающий мир и себя в нём. Он долгие годы притворялся глухонемым, чтобы легче было прятаться от себя и других в густом тумане за шваброй.
Спасение неожиданно пришло в лице яркого и харизматичного бунтаря-правонарушителя Макмерфи, перехитрившего, к сожалению, самого себя в конечном счёте. Отбывая очередной срок в исправительной колонии, он захотел облегчить себе жизнь на оставшиеся 4 месяца и симулировал психоз, чтобы попасть в сумасшедший дом и не заниматься тяжёлой работой, а заодно и капитал сколотить, играя на деньги в карты с больными. Но решение это было слабо продуманным и плохо подготовленным. Ведь герой, как выяснилось позже, даже не знал, что срок принудительного лечения в клинике совсем не ограничивается вердиктом суда и может оказаться бесконечным. Но Макмерфи «не позволяет боли заслонить комедию, так же как комедии не позволяет заслонить боль».
Наблюдая за необычным поведением рыжего новичка, индеец Бромден постепенно выходит из тумана, открывает свои глаза (а заодно - рот и уши) и осознаёт, что человек находится в безопасности, пока он способен смеяться, владеть собой и быть собой. «Надо смеяться над тем, что тебя мучит, иначе не сохранишь равновесия, иначе мир сведёт тебя с ума». Всех этих умений у пациентов, которые в большинстве своём лечились добровольно, как раз и не было. «По-настоящему сильным до тех пор не будешь, пока не научишься видеть во всём смешную сторону».
Как это ни странно, но большей внутренней свободой обладал человек, лишённый свободы внешней по приговору суда. А добровольные обитатели гнезда кукушки были начисто лишены этой внутренней свободы, место которой в их душах занимал страх ("обморок свободы"?). Лишний раз мы убеждаемся в том, что без внутренней свободы свобода внешняя ничего не стоит и не имеет смысла, так как закрепощённый и закомплексованный человек не в состоянии этой внешней свободой воспользоваться и реализовать предоставленные ею возможности. В идеале между внутренней и внешней свободой должен, видимо, соблюдаться некий баланс. Но соблюсти его практически нереально, так как в одном и том же обществе люди обладают разной степенью внутренней свободы (причём она не является постоянной величиной даже для конкретного человека), а внешняя свобода для большинства одна и та же.
Макмерфи помог обитателям клиники приблизиться к манящей свободе, ощутить её как осознанную возможность, торжество возможного над существующим. В отличие от впустую разглагольствующего доктора Рагина (из чеховской «Палаты №6»), в руках которого в течение 20 лет находились бразды правления больницей, герой Кизи был человеком действия и, не имея никаких полномочий, хотя бы попытался что-то изменить в лучшую сторону...
Несмотря ни на что, в целом финал выглядит обнадёживающим и жизнеутверждающим. Ведь, как минимум, один человек (сын индейского вождя) сумел обрести желанную свободу - как внутреннюю, так и внешнюю. Ну, а остальные всё-таки поняли, что такое в принципе возможно. И это уже немало.
Противоречивая и парадоксальная Свобода в моём восприятии стала одной из главных героинь романа. А центральный персонаж - герой-повествователь Бромден - играл с этой свободой в догонялки: десятилетиями он от свободы убегал, но в финале с ещё большей скоростью к ней сам помчался: «Помню, что бежал громадными скачками, словно делал шаг и долго летел, пока нога не опускалась на землю. Мне казалось, что я лечу. Свободен. Никто не гоняется за беглыми, я знал это…». Он сделал свой осознанный выбор и стал свободным человеком – творцом своей жизни, преображающим себя и своё представление о мире.
«Всё – правда, даже если этого не случилось».
В качестве эпиграфа к роману используется считалка: «Кто из дому, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом». По двум из трёх перечисленных в ней направлений движения (первому и третьему) наш герой, подобно "ёжику в тумане", с самого начала уже прогулялся. Но когда вместе с иллюзорным туманом рассеялось и не менее иллюзорное кукушкино гнездо (или воздушный замок, в котором он даже узником не был), резко повзрослевший и осмелевший "ёжик в тумане" гордо вышел на широкую и долгую дорогу домой, к себе настоящему...
"Ёжик в тумане" сказал, что свободы не бывает,а потом выпрыгнул за ней в окно и полетел…
Что пациент, что врач. Одинаково чокнутые.
Вот не могу читать книги - крушение поезда. Не могу, а читаю. Знаю заранее финал, всю книгу мучаюсь от предчувствия крушения, но вот кто ж его не знает, этот финал, что ж теперь, книгу не читать. И нет, я не видела фильм, и ничего не знала про ЛСД опыты Кизи, но, мне кажется, тот, кто не слышал ни разу про эту книгу, тот лох тот Агафья Лыкова. Живет в лесу то есть без средств связи. И да, для меня Макмерфи - это Николсон. В интернете - Николсон, смотрю в книгу - Николсон. Зажмуриваюсь, опять Николсон. Не видела я фильм, говорю. Но если кому и играть стихию, то только ему. Так вот значимая книга, топ сколько-то на ЛЛ, много раз советовали, короче, книга в тренде (не люблю тренды), надо читать.
Ну что, буду открывать себе Америку во всех смыслах этого выражения. И это будут скорее рассуждения о жизни вообще, чем о книге. Потому что книга... ну что книга, книга гениальная.
Это и правда такая антиутопия в миниатюре. Маленькое тоталитарное общество во главе с Сестрой. У общества есть Правила, шаг влево, шаг вправо, большой брат, ну понятно, классическая история. Психи вот только в качестве людей, но Кизи и тут толкает мысль о том, кого же можно считать нормальным. А никого. Что пациент, что врач. Одинаково чокнутые. А от меня вдобавок вопрос, что такое норма вообще? Тот, кто глубже чувствует, так что с него рвет кожу, это ненормальный? Человек, которого никто не слышит, который на потребу обществу притворяется глухим, раз уж никто не слышит, это ненормальный? А кто нормальный? Кто-то более нормален, кто-то менее? Тогда где лежит граница, и кто ее определяет?
И вот что интересно про правила. Психи/люди привыкают жить по этим правилам, какими бы абсурдными они ни были поначалу. Какой там закон психики срабатывает? По первой возмущения и "доколе", а чуть попозже привычка и "зачем нам бейсбол, если есть новости". По аналогии теперь возникает вопрос, какие же правила у нашего, у реального общества абсурдны, и чего мы не видим.
Однако это взгляд с одной стороны. Со стороны, в которой где-то недалеко ошиваются путчи, хунты и анархия. Макмерфи - анархист, бунтарь, он раскачивает лодку, расшатывает устои. Казалось бы, донельзя привлекательный образ, спонтанность, стихия опять же. А с другой стороны что? Скука, рутина, болото? А с другой стороны цивилизация. Мир. Спокойствие. Предсказуемость. Ровные рельсы, по которым мы едем, чтобы можно было просто жить. Да, образ Сестры Рэтчед, по идее воплощающий в себе другую сторону (правительство), категоричен и мерзок, но. Но он гипертрофирован, вынесен за планку. Правила-таки нужны, но справедливые правила, ограничения в меру. Против всех правил бунтуют только подростки да взрослые инфантилы. Так что Макмерфи в каком-то смысле вечный подросток, не ужившийся в обществе, и из всех ограничительных зол он сам выбирает психбольницу, не задумываясь об электрошоке и лоботомии.
Короче, как и во всем, нужна мера, баланс. Еще 5 лет назад я целиком и полностью была бы на стороне Макмерфи, о да. Побунтовать, посопротивляться, круто же. Но теперь, из своего болота, я не знаю. Я ни за тех, ни за других. Я за золотую середину, пацифизм и умеренность. Вот.
Прочитала) Прочитала!
Как много я слышала об этой книге, и как велико было разочарование после прочитанных трех страниц. Не цепляет, хочется закрыть и оставить ее. Но нет - это же культовый роман. Себе не прощу, если не дочитаю, даже через "не хочу". Пятая, десятая, двадцатая страница. И вдруг поняла, что не могу оторваться, что пора спать, а я не могу закрыть книгу. Не могу объяснить как, но книга завораживает, завлекает, не отпускает. И тут я понимаю, почему она культовая, гениальная, великолепная. У меня есть только один эпитет - она "острая" как лезвие ножа, как бритва. И все. Расхваливать больше не буду. Каждый должен сам ее прочувствовать. Но то, что must read, это не вне всяких сомнений.
Первоначально существовало предубеждение перед автором, его личностью - битники, времена хиппи, эксперименты с ЛСД и другими психоделиками. Ожидалась очень примитивная книга с высокопарными лозунгами, изложенная простеньким языком. К счастью, это предубеждение оказалось ошибочным.
Книга прекрасна. Ее интересно читать. Есть настоящий конфликт. Есть настоящие герои, есть кому сопереживать, за кем интересно следить. Увлекательный сюжет, содержательность, яркость языка и образов заслуживают десяти баллов по десятибалльной шкале.
Чем же она так прекрасна? Да всем. Автор дает читателям возможность прокатиться вместе с героями по морю на рыболовецком катере, почувствовать себя участниками ловли палтуса; увидеть индейскую деревню у водопада глазами сына вождя племени; посмотреть на жизнь психиатрического отделения американской больницы середины 20-го века, на ее докторов, персонал, пациентов; увидеть необычными "глазами вождя" разные события из жизни больных - смерть пациентов, "увеличение" и "уменьшение" окружающих его людей, "туман" в отделении и т.д. и т.п.
А каких колоритных, практически монолитных персонажей представляет Кизи читателям для обозрения ? Двухметровый вождь-полукровка Бромден, притворяющийся глухонемым, легко-возбудимый и нервный интеллектуал-красавец Хардинг, азартный и бесшабашный, но вместе с тем умный и расчетливый игрок-авантюрист Макмерфи, «цельнометаллическая» сестра Рэдчет, «злобные» черные санитары , подруги Макмерфи – проститутки Сэнди и Кэнди ? И как все это подается – живыми, насыщенными красками!
Отдельно хочется упомянуть приемы изображения и символы, которые использовал автор.
Самый главный прием, идущий через всю канву романа – восприятие вождем людей. Человек тем «больше», чем сильней и свободней его характер, чем уверенней ведет он себя с окружающими. Вождь «видит» это буквально. Стоит сестре Рэдчет начать проигрывать в споре с больными – как она тут же «уменьшается». Стоит пациентам выцарапать себе чуть-чуть привилегий – они тут же «вырастают». Очень хороший, очень показательный (позволяющий визуально легко представить) прием.
Символы – «большая грудь сестры Рэдчет» - «большая» нереализованность сестры как женщины, «больший» террор для пациентов. «Красивые руки» Хардинга, которые он постоянно «прячет», так же как опасается и не может «защитить» свою красивую жену. «Туман», который «напускает» персонал в помещения отделения для «ослабления» пациентов.
А шапочка Макмерфи, обыгрываемая с разных сторон? В развязке романа она даже оказывается «мала» вождю. А пульт в ванной комнате, который показал вождю Макмерфи? Бромден в итоге «вырос» до того, чтобы проломить этим пультом решетку и бежать.
Внезапно прорвавшаяся наружу усталость Макмерфи, которую случайно видит Вождь сначала на катере, затем уже в сцене после попойки в больнице, как будто бы Мак устал делать пациентов «большими», может быть устал от борьбы вообще?
Фактическое самоубийство Чесвика после того, как он увидел как «последний борец с системой» пошел с ней на сделку ради своего освобождения.
Спасательный жилет, который Макмерфи и не подумал снимать ради фальшивого «героизма» в момент возвращения катера в бухту. Здесь еще раз Кизи показывает нам цельность персонажа. Макмерфи любит жизнь и не хочет умирать, его действия – не пафосный героизм.
О конфликте романа.
Главный конфликт романа – борьба «системы» с людьми, которые ее «не устраивают», не «подходят» ей. Или, если угодно – борьба людей с системой.
Здесь я позволю себе с Кеном Кизи не согласиться. Наверное, это вообще проблема всех популярных произведений – абсолютизация добра и зла. Стоит чуть-чуть отойти в сторону от поляризации сил – и раз - добрых 4/5 читателей уже не осталось. Та же история, как с формулами у Хокинга – с каждой добавленной в книгу формулой аудитория покупателей сокращается вдвое.
О чем речь? Да вот о чем. К примеру, есть некий сюжет – борьба бобра с ослом. В первом случае автор пишет историю о том, как коварный, бесконечно жестокий, с красными горящими глазами злодей осел (в огнедышащей чешуе) вдруг нападает на кристально чистого, невинно грызущего березу добрячка бобра. Честный, бескорыстный, сверкающий наивностью и добротой бобр одевает сверкающую кольчугу, берет в руки меч и эффектно побеждает коварного осла.
Во втором случае автор пишет историю о том, как среднестатистический бобр строит в неположенном месте по своей прихоти плотину, которая должна запрудить реку и залить ближайший луг, на котором пасется осел. Бобру нужно плавать в запруде. Ослу нужно есть траву с луга. При этом осел ходит испражняться в запруду, в которой живет бобр и пьет оттуда же воду. Тоже конфликт. Ни осла ни бобра добрым назвать нельзя. Так же как отсутствует зло в явном, дистиллированном виде.
У первого варианта книги – миллион читателей. У второго варианта – один. Друг писателя. И ему она не понравилась.
Меня здесь больше интересует другое. Кизи – человек неглупый, внимательный, впечатлительный, наблюдательный. Неужели сам искренне верил в существование «Системы» ? Или все-таки воспринимал «Систему» как нечто абстрактное, как набор неких произвольно возникающих ситуаций? Ну да бог с ним. Время было такое. 1962-й год. Зарождение культуры Хиппи, эксперименты с LSD. Джим Мориссон еще только 19-летний студент университета во Флориде, до Вудстока аж целых 7 лет.
Противостояние человека«Системе». Пациенты борются за свободу, "Система" эту свободу угнетает.
«Систему» представляют абсолютные злодеи – сестра Рэдчет и ее демоны – черные санитары. И сестры младшие в отделении тоже подыгрывают. Борцов представляют – Макмерфи и пациенты.
Способ противоборства – открытый. Итоги конфликта – неоднозначные. Сестра Рэдчет потеряла бОльшую часть влияния, пациенты «окрепли» и покинули отделение, кто как. С другой стороны – Макмерфи побежден и мертв.
Так ли уж зло абсолютно в романе? Возьмем сестру Рэдчет. Бывшая военная сестра. С большой грудью. Не замужем и без детей. Разве она нормальна? Разве может быть счастливой женщина без семьи и детей? И королева ли она «Системы»?
Один бог знает, чего она могла насмотреться, будучи сестрой милосердия во время второй мировой войны. Может быть, принимала участие в освобождении концлагерей и последующей реабилитации заключенных. Может быть, кроме этой больницы, этих пациентов, этого отделения у нее ничего нет.
Санитары – один из них карлик. Дураку понятно, что жизнь у карлика мало напоминает жизнь киношного Джеймса Бонда. Сколько насмешек, издевательств он за свою жизнь он перенес и еще перенесет – также только одному богу известно.
Ну и остальные «демоны» - два других черных санитара. Черный в США, в 1962 году – не самое приятное положение для человека. Борьба за права афроамериканцев в самом разгаре. До убийства Мартина Лютера Кинга и последовавших за ним беспорядков – еще 6 лет. И всего только 6 лет прошло с того момента, как Верховный суд США признал незаконной расовую сегрегацию в транспорте.
То есть, перед нами четыре, довольно несчастливых в обычной жизни, существа. С кучей проблем и кучей комплексов. При такой предыстории разве они «абсолютное зло»?
Кто-то скажет : «Ну вот еще, с каждым сюсюкаться, этот карлик, эта без семьи, с каждым нянчиться еще – делать больше нечего»,- и т.д. и т.п. Нужно ли сюсюкаться со всеми – нет. Не нужно. Нужно видеть человека в каждом. И попробовать сначала его понять. Понять – не значит автоматически простить. Но понять – означает найти первый шаг к решению проблемы, если таковое решение вообще существует.
На самом деле нет никакого «Комбината» или "Системы" - есть огромная куча людей, которые не хотят идти на диалог. Хотят, чтобы все «само как-нибудь организовалось». Идут напролом. И Рэдчет с санитарами и Макмерфи с пациентами. И страдает в такой ситуации тот, кто оказывается в менее выигрышном положении, а не какие-то мифические «зло» или «добро».
Макмерфи и пациенты хотят проводить время так, как им вздумается; персонал – чтобы все было «по правилам».
Как можно было бы попытаться решить конфликт ? Разные варианты – разговорить санитаров – кто они, почему работают в больнице , а не на заправке в соседнем городе ( как те негры, что встретились пациентам на их пути к морю) ? Почему у санитара-карлика прекратился рост? Попытаться намекнуть сестре Рэдчет, что ее действия приносят больше вреда, чем пользы пациентам. Но не наобум, не в лоб. Придумать, как ей это показать осторожно, так, чтобы заронить в ее душу сомнение – а все ли она правильно делает. И если она себе этот вопрос когда-нибудь задаст – следующим будет – «А что я делаю здесь, в этом богом забытом отделении в свои 50 лет. Когда я с такой грудью еще могу найти себе мужа/ заняться воспитание племянников своей нерадивой сестры/брата/соседки и т.д. и т.п.»
Но герои ( и «хорошие» и «плохие» ) – все «ковбои», а «ковбои» в обход не ездят. Увы.
Дальше. Что в книге выглядит неправдоподобным.
В одной из сцен Рэдчет выходит из себя :
«Она поднимает кулак, красно-оранжевые ногти
прожигают ей ладонь. - В моей юрисдикции и в моей власти!..»
Никогда, никогда женщина не признается открыто, что она ведет войну. Это чистая биология. Тем более сестра Рэдчет, которая (я в этом нисколько не сомневаюсь) считает себя благодетельницей отделения и искренне верит, что ее работа приносит пользу как пациентам, так и больнице( кстати, на этом можно было бы построить разрешение конфликта – показать ей, что она не благодетельница – см. выше).
Также кажется неправдоподобным «внезапное» исцеление Хардинга.
Идем дальше – не описана внешность таких персонажей, как Мартини, Сефелт, Фредриксон, Сканлон. В переводе сестру Рэдчет зачем-то обозвали «Гнусен» - зачем ? (хотя это претензия к переводу а не к Кизи)
Еще один минус – буквальная демонизация самой больницы и персонала. Эпизод с припадком Сефелта. Сефелт не принимает таблетки, так как не хочет побочных эффектов. С ним происходит припадок. В чем здесь вина сестры Рэдчет? Это ведь не она прописала пациенту препарат. Не она синтезировала это лекарство. Не она мешала Сефелту его принимать.
А вот мысли Бромдена по поводу одной из сестер: «
Это наша вина, и она поквитается с нами, даже если это будет последним
делом в ее жизни. Хочу, чтобы проснулся Макмерфи, помог мне».
Ну и напоследок о фильме. И фильм и экранизация мне понравились. Фильм по-своему, роман по-своему. Роман более содержателен (что неудивительно), более информативен, в нем глубже раскрыты характеры персонажей через диалоги, события.
В фильме есть свои плюсы – Флетчер сыграла сестру Рэдчет тоньше, чем ее изобразил в романе Кизи. Но в фильме практически нет Хардинга,да и играет его актер намного старше. Макмерфи чуть старше, чем в книге. В целом же – основные моменты книги фильм вполне достойно передал.
Рекомендую к прочтению всем категориям читателей.
Флешмоб-2011, 16/31, рекомендация Ashka
- Мистер Макмерфи… Друг мой… Я не курица, я кролик. Врач – кролик. Вот Чесвик – кролик, Билли Биббит – кролик. Все мы тут кролики разных возрастов и категорий и скачем – прыг-скок – по стране Уолта Диснея. Только поймите меня правильно, мы здесь не потому, что мы кролики – кроликами мы были бы повсюду, - мы здесь потому, что не можем приспособиться к нашему кроличьему положению.
Почему-то я с самого детства считала, что "Над гнездом кукушки" - это книга о психах. Тихонько недоумевала от того фурора, который Кизи производит уже больше, чем полвека, задумывалась о том, чтобы как-то на досуге восполнить этот пробел в знакомстве с классикой - но досуг сам по себе заполнялся чем-то другим, а планы, связанные с книгой, отодвигались все дальше и дальше... Но знакомство наконец-таки состоялось, чему я чертовски рада.
Теперь я наконец знаю, что эта книга - не о психах. Она об обычных людях, которых сломало общество - друзья, близкие, родственники, о том, как их заставили признать себя неполноценными и избавить окружающих от "радостей" общения с ними. О том, как их перемолол Комбинат. Но перемолол не до конца - оставил немного работы и для Сестры, которая вместо того, чтобы лечить, только усугубляет их собственное ощущение неполноценности.
С появлением в отделении Макмерфи - то ли действительно немного психа, то ли умелого симулянта, который таким образом решил "скосить" свой срок в тюрьме - все встает с ног на голову. Ему удается не просто взбудоражить этот сонный улей психов, посеяв в них зерно сомнения относительно их невменяемости, но и в некоторой мере заставить запаниковать Комбинат, которому в конце-концов пришлось пойти на самый крайние меры, чтобы разобраться со смутьянами.
Кстати, о Комбинате - во время прочтения книги не могла избавиться от мельтешашего где-то в подсознании "Комбинат=Большой Брат" (ага, мне почему-то в последнее время за каждым углом мерещится Оруэлл). Огромный, простирающий свои туманные щупальцы в самые отдаленные уголки сознания, Комбинат ломает человеческую волю и в тоже время подчеркивает психическую нормальность пациентов, запертых в отделении. Герои Кизи с тем же успехом могли бы быть пациентами обычной больницы или "сидельцами" тюрьмы штата - если бы автору приспичило перенести сюжет в другие декорации, работ по коррекции персонажей практически не потребовалось бы... Наверное, именно поэтому когда дочитываешь книгу, понимаешь, что речь шла не о психозах, а о СВОБОДЕ...
И еще одна аллюзия промелькнула - на этот раз околополитическая. Макмерфи - здравомыслящая оппозиция, пациенты - послушный народ, который чаще называют почти ругательным словом "электорат", Комбинат - государственный аппарат, а Сестра - его "орудие наказания"... И сразу после этого мелькнула уже не аллюзия, а мысль - а что, если Кизи все знал наперед? Что если когда в нашем обществе наконец созреет здравомыслящая, конструктивная оппозиция - она повторит судьбу Макмерфи? Что если Кизи был прав?...
***
Чуть не забыла - с детства ломала голову, причем тут кукушкино гнездо? Теперь знаю:)
Не моргай. Не зевай, не моргай, тетка удила цыплят, гуси по небу летят… В целой стае три гуся… Летят в дальние края, кто из дому, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом… Гусь тебе кричит: води… Два-три, выходи
Теперь бы еще фильм посмотреть...
Я не знаю, почему все так носятся с этой книгой? Она хорошая, настоящая, честная, но не более. Она не засела в моей душе настолько, чтобы можно было влюбиться.
Конечно, индеец. В него я влюбилась. В его сознание, которое видит вещи по-другому, которое перетерпело столько, что начинает видеть вещи такими, какие они, вполне возможно, на самом деле есть. Его сознание - это ключ к книге, это самая изюминка. Он - главный герой, а не этот рыжеволосый смеющийся детина, который переполошил весь сумасшедший дом, как будто и без него переполоха не было.
В этом что-то есть. В том, что он индеец, а тот, другой - ирландец. В этом слышится Свобода. Свободные нации - вот оно. Они изначально такие. А другие? Другие, которые американцы, которые так носятся со своей идеей свободы, но, оказывается, наоборот, прячутся от неё сами, уничижая себя и запирая себя в дома умалишённых, потому что они боятся свободы, потому что внешний мир для них - это страх, непонятный страх свободы. А вот страх несвободы, страх Старшей Сестры вполне понятен. Поэтому пусть лучше он.
Кен Кизи вскрывает этот феномен свободной американской личности. Ведь не зря же появились хиппи и все эти эксперименты с наркотиками. Вот она свобода, только свобода эта как море: заплывешь далеко - потонешь. Так как же найти ту серединку между несвободой и свободой полной, чтобы не захлебнуться ей? Может быть, Макмерфи знает ответ? Или он-то как раз-таки и захлебнулся?
А может быть тут стоит говорить совсем о другом: о свободе внешней и внутренней?..
Ведь был же у Макмерфи шанс сбежать в открытое окно, но он не сбежал, потому что он и так был свободен. И он стал этой идеей свободы до конца. Никакие санитары, никакая Старшая Сестра, никакие распорядки, и даже Шоковый Шалман не смогли его сломить. Ведь был же свободен Христос там, на кресте.
Эту идею свободы подхватили другие. И те, кто смог обрести внутреннюю свободу - улетели из гнезда кукушки, а те, кто не смог - взяли в руки нож, бритву, прыгнули в бассейн и остались там или еще что. И всё здесь по-честному. Никто не виноват в смерти другого, потому что виноват он сам - не смог сладить с собой, не нашёл себя свободного внутри. Может быть, потому что себя такого никогда и не видел - себя свободного?
Вот индеец нашёл - в прошлом, в своих воспоминаниях. Он излечился от спутанного сознания, благодаря напоминанию Макмерфи о том, что ты, прежде всего, Человек, и только потом уже кусок с мясом, кровью и дерьмом. И индеец ушёл туда, где раскинулись благоуханные поля зелёной травы, где неподалёку шумит водопад и можно ловить рыбу, строить глиняные дома и улыбаться солнцу, улыбаться своей свободе.