1 июня 1914 года. Хью Стэнтон – отставной спецназовец и знаменитый авантюрист, самый одинокий человек на свете. Те, кого он знал и любил, еще не родились. Возможно, теперь не родятся вообще. Только Стэнтон знает, что грядет большая страшная война, коллективное самоубийственное безумие, которое разрушит европейскую цивилизацию и ввергнет в страдания миллионы людей. Двадцатый век станет веком Великой войны, унесшей десятки миллионов жизней. И лишь Стэнтон понимает это, ведь для него нынешний век...
Стэнтон думал, он уже достиг дна одиночества. Но снизу постучали.
Где военных не имелось, их подменяли те, кто пытался выглядеть военным. Половина, а с учетом официантов и швейцаров три четверти берлинцев носили форму. Казалось, все городские учреждения отлиты по армейским шаблонам. Все, от полицейского до почтальона, от студента до консьержа, были в форме. Даже учителя.
Но, как ни странно, в этом поголовном обмундировании не чувствовалось никакой воинственности или угрозы. Скорее возникло слегка комическое впечатление добродушной и самодовольной традиции. Почтальоны, выглядевшие морскими капитанами, водопроводчики, выглядевшие генералами, и разносчики телеграмм, выглядевшие фельдмаршалами, были всего-навсего участниками веселого спектакля. Словно весь город стал декорацией пародийной оперы, а жители взялись за роли солистов и хора.
Поначалу Кейти хотела убить Штрассера. Именно он выкрал и извратил революцию Люксембург. Он породил династию полубогов-убийц, властвовавших над безропотными марионетками, в которых превратилось всё население земного шара.
Но Стэнтон возражал:
– Штрассер бандит. Он украл и осквернил нечто прекрасное и благородное. Это всякий сможет, и если его изъять из уравнения, любой другой займет его место – Сталин или кто-нибудь из германского ЦК.
Профессор Маккласки решительно была на стороне романтиков.
– Историю творят люди, а не балансовые отчеты! – орала она на перетрусившего диалектического материалиста. – Гении и ничтожества. Злодеи и праведники. Жозефина вышла за Бонапарта, потому что прежний любовник грозил вышвырнуть ее на улицу! Она презирала корсиканского капрала-недомерка. Чего же удивляться, что на второй день медового месяца тот свалил завоевывать Италию, надолго испоганив судьбу Европы? Если б эта шалава ублажала Бонин елдак с тем же усердием, с каким ложилась под своих бесчисленных мужиков, он бы знай себе дрючил ее, оставив в покое целый континент!
Историю творят люди, а не балансовые отчеты! Гении и ничтожества. Злодеи и праведники.
Ньютон написал целую кучу писем куда сумасброднее, и почти все они собирают пыль в университетской библиотеке. Все хотят видеть только «Начала». Знаешь, как в Риме туристы целый день стоят в толпе и пялятся на крышу Сикстинской капеллы, забыв, что под ногами у них древняя империя.
Что, на твой взгляд, стало величайшей ошибкой в мировой истории и, самое главное, какой твой единственный поступок смог бы ее предотвратить?– Вся человеческая история – страшное бедствие, – не сдавался Стэнтон. – Если хотите ее исправить, отправляйтесь на двести тысяч лет назад и пристрелите обезьяну, которая первой попыталась выпрямиться и ходить на двух ногах.
Опыт подсказывал, что человек никогда не противостоит дикой природе, поскольку той безразлично, жив он или мертв. Вступая в схватку с природой, человек всего лишь проверяет себя.
– Ведь я всегда говорила, что историю изменяют отдельные безрукие остолопы. Скажи, говорила?
– Говорили, профессор. – Стэнтон отломил кусочек шоколада. – Историю творят люди.
– Большинство из которых кретины.
– Наверное, оттого почти вся история – сплошное бедствие.
Несмотря на пережитое испытание, никто не унывал. Интересно. Если Стэнтон когда и задумывался о международном социалистическом движении, его лидеры представлялись весьма мрачной компанией. Наверное, они скисали, лишь придя во власть, что случается всегда и со всеми.
– Всякая гипотетическая перемена, пусть даже самая крохотная, – сказал Бентли, – тотчас откроет дорогу бесконечному числу неведомых вариантов. Может выйти еще хуже.
– Именно. Нельзя исключить, что станет еще хуже, – согласился Ньютон, глядя в окно, в которое барабанил проливной дождь.
-Господь? - переспросил Стэнтон. - По-вашему, он хочет, чтобы из вселенной убрали нынешнюю человеческую расу?
- В что такого? Какая разница, если все только сидят и пялятся в мобильники?
Для нее история была живой и трепетной, этакой захватывающей чередой героев и злодеев, роковых козней и отважных грез. В своей уютной кембриджской гостиной Сэлли устраивала еженедельные диспуты, называвшиеся «Что, если бы?». В долгие неспешные полдни она угощала студентов пивом с чипсами, предлагая обомлевшей, но восхищенной аудитории вообразить и оправдать альтернативные исторические сценарии, которые, распорядись судьба иначе, вполне могли бы стать темами ее лекций.
Сквозь арку величественных старинных ворот Стэнтон прошел в Большой двор. Здесь все осталось неизменным и «большим» по всяким меркам: справа часовня, слева фонтан. Те же гравийные дорожки, истоптанные поколениями студентов. Неиссякаемый поток ярких и оптимистичных юных душ, зародившийся пятьсот лет назад. Душ, для которых даже грусть и печаль были трепетной жизнью, предметом стихов и песен. Сжигающая страсть, неуемное честолюбие, неразделенная любовь. Позже придут совсем другие горести.
Историю творят люди, а не балансовые отчеты!
Она поймет, что у него есть тайна. Она узнает - женщины всегда узнают
В глубине души люди хотят костра и серы. Они мечтают о жестком мстительном Боге, который повелевает и карает за непослушание. Оттого-то нынче пророк Магомет так популярен.
Все события маловероятны, пока не случаются.
Стэнтон хотел сказать, что спешит, но проще было согласиться. Парень уже выбирался из своей кабинки, а Стэнтон не раз наблюдал, как обожание «фанатов», почувствовавших себя оскорбленными, мгновенно перерождается в ярость и обиду.
Я не считаю, что религия должна утешать. Вот почему англиканцы не преуспели – они старались утешить. В глубине души люди хотят костра и серы. Они мечтают о жестком мстительном Боге, который повелевает и карает за непослушание.
Те, кто производит на свет Шекспира и Моцарта, небезнадежны. Мы просто сбились с пути, вот и все.
Я обычная богатая девушка, утомленная бесцельной жизнью. Как многие из моего сословия, я отменно образованна для абсолютной пустоты.
Самое смешное, что сколько бы люди не называли друг друга по имени, все равно богатые богатеют, бедные нищают и всем на всех наплевать. Разве жизнь не прекрасна?
Мертвые вожди всегда любимее.
Никогда не думай о ситуации в целом, иначе просто сдашься. Если висишь над пропастью, бессмысленно переживать из-за того, что пропасть эта в пустыне и до воды пять дней пути. Сначала выберись из пропасти, а уж потом озаботься питьем.