Анне не очень-то легко живется на свете. Родителей у нее нет, только «тетушка», миссис Престон. С одноклассниками эта девочка не слишком ладит, ничем особенным не увлекается, кроме разве что грез наяву, – неудивительно, что все вокруг считают Анну странноватой и предпочитают с ней не связываться. Может, с ней и вправду что-то не так? Но поделиться своими сомнениями Анне не с кем – ведь задушевной подруги у нее нет. По крайней мере, не было, до тех пор пока ее не отправили к морю – погостить у...
– Думаешь небось, ну и странное же имечко, а? – спросил он, улыбаясь. Анна ни о чем таком даже не думала, но из вежливости ответила: – Да, конечно. – Ну тогда, коли спрашиваешь, я тебе расскажу, как так оно все получилось, – оживился Сэм.
... художница не оборачивалась, и Анна потихоньку удалилась. Однако приятное чувство никуда не исчезло: она как будто с кем-то подружилась. А понадобилось для этого всего-то не убегать прочь!
Все испытывайте , хорошего держитесь.
Это будет «ее» семья… доколе она сумеет держаться на расстоянии и не знакомиться с ними.
Дни шли за днями – Анна все больше давала волю воображению, так и этак рисуя себе эту семью и все более уверяясь в том, что настоящими эти люди просто не могут быть.
Я, насправді, найбільше люблю нічого не робити.
Якби ж то трапився хтось, із ким можна поплакати без вагомої чи й геть без жодної причини!"
Никто никогда не догадывался ни о чём, что было для неё по-настоящему важно.
Анна плакала, и постепенно её охватила странная печаль, светлая и даже приятная. Такую печаль мы чувствуем, когда завершается нечто очень хорошее: это вовсе не скорбь о внезапной и безвозвратной потере.
Она не взялась бы втолковать этого миссис Престон, но сама отчетливо понимала: задушевные подружки, чаепития и все прочее были… ну… для тех, кто находился внутри некоего волшебного круга. Анна же определенно пребывала вне его. За чертой. Поэтому ее это все не касалось. Вот так. Все очень просто.
Чем дольше живешь, тем труднее становится вот так ткнуть пальцем и заявить: в этом виноват он, а в этом – кто-то другой.
Что за радость, когда кому-то платят за то, чтобы он тебя любил!..
Плакать нельзя. Ни по какому поводу.
Не знаю. Я, чего доброго, влюблюсь в кого-нибудь, кто меня совсем даже не полюбит. У меня всё криво выходит... Я, может, вместо этого собак буду держать. Построю будки, питомник устрою...
"У горизонта угадывалась гряда дюн, золотившихся на солнце. По обе стороны простиралась морская синева. Над заливом пролетела некрупная птица. Она близко миновала девочку, несколько раз подряд издав короткий жалобный крик. Казалось, птица выговаривала:
– Жаль меня! Жаль меня!
Анна стояла, смотрела, слушала… ни о чем не думала. Просто вбирала молчаливую бесконечность низменного берега, небес и воды. Их великая пустота была некоторым образом созвучна маленькому пустому месту у нее внутри" (с.)
Анна испытала труднообъяснимое, но жгучее отвращение к слову "тихоня". Да, она была необщительна и молчалива, но обзываться-то зачем?
- Вы хотите сказать, - проговорила Джейн, - что Марни в детстве мало любили и поэтому она сама не сумела стать любящей матерью, когда пришёл её черед?
- Да, вроде того. Когда тебя любят, становится легче расти и взрослеть. А Марни в каком-то смысле так и не повзрослела.
...она полагала добрую порцию вкусной еды первейшим лекарством от всех жизненных огорчений
Дождь все усиливался, он впитывался в ее одежду, но это не имело никакого значения. Тепло шло изнутри, из души. Повернувшись, она побежала вдоль дамбы назад, думая о странных смыслах слов «внутри» и «снаружи». Какая разница, сколько народу вокруг, одиночка ты или живешь в большой семье! Например, Сцилла и даже Эндрю временами оказывались «снаружи». Теперь Анна знала: все зависит от того, как ты себя ощущаешь глубоко в душе.
Я тебе ещё секрет расскажу, - проговорила она серьёзно. - Я взрослеть не хочу! Совсем! Никогда! У меня не получится быть правильной взрослой, как мама и её подруги. Я хочу остаться такой, какая я сейчас. Навсегда...
Приятно иметь дело с человеком, который сразу объясняет тебе, кто он такой и как к нему относиться.
– Я уже сто лет здесь сижу!.. – всхлипывала Марни. – Полчаса, не меньше!
Какая разница, сколько народу вокруг, одиночка ты или живешь в большой семье! ... все зависит от того, как ты себя ощущаешь глубоко в душе.
Чем дольше живёшь, тем труднее становится вот так ткнуть пальцем и заявить: в этом виноват он, а в этом-кто-то другой. Уж простите мне мою высокопарность, но с высоты прожитых лет картина становится очень сложной... Все оказываются понемногу виновны, а конкретно- вроде как и никто...Пойди пойми, где именно коренится несчастье!
Старый дом как будто сам собой возник рядом с грузовыми пристанями Литл-Овертона, поглядел на залив, на болота по ту сторону, на открытое море вдали... устроился поудобнее и заявил: "А мне тут нравится! Пожалуй, останусь..."