Одна ночь на земле вселила в меня радость на целую жизнь. Одна ночь на земле подарила мне предчувствие вечности. Все начинается.
Я прервал медитацию, имеющую единую цель – оправдать мою лень
"Внутренняя жизнь зиждется на внешней пустоте."
"Исчислять бесконечность - не значит ли отвергать её?"
"Когда к тебе обращается незримое, надо научиться жить с этим подарком."
"То, что я знаю, не есть то, во что я верю. А то, во что я верю, никогда не станет тем, что я знаю."
— Один предрассудок изгоняет другой. Прежде люди верили, потому что их к этому призывали; сегодня они сомневаются по той же причине. В обоих случаях они лишь думают, что мыслят, на самом же деле повторяют, пережевывают чужие мнения, массовые доктрины, убеждения, которые, возможно, отвергли бы, если б задумались.
"Прежде люди верили, потому что их этому призывали; сегодня они сомневаются по той же причине."
"Сказать: "Я есть" - значит сказать: "Меня не будет". У слова "живой" есть лишь один истинный синоним - "смертный".
"Всё имеет смысл. Всё оправданно."
Я уже понял то, что подтвердило потом наше путешествие: в пустыне не интересуются всем остальным, ибо занимают центр мироздания!
– Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия.
"Обретя веру, ты получаешь больше обязательств, чем привилегий."
– Вы не согласны со мной, господин философ?
– Что вы, теория Большого взрыва хороша. Но все же это лишь гипотеза… Которую забудут… Как и другие, что ей предшествовали… У каждой эры своя легенда.
– Простите? Я формулирую научную истину.
– В любую эпоху, в двух шагах от костра, оратор пустыни считает себя носителем истины. И его современники вокруг разделяют это убеждение.
– Вы ставите под сомнение мою теорию?
– Время рассудит. Сегодня вы принесли нам последний крик науки; однако вы знаете не хуже меня, что ваш тезис устареет. Истина всегда недостижима, есть только временные истины, попытки истины. По сути, ваша теория излагает современный образ жизни в неведении.
– В неведении?! – повторил он, задохнувшись.
Тягостное молчание повисло вокруг нашего обмена идеями. Мое вмешательство раздражало! Из моей релятивистской критики команда уловила лишь дерзкую провокацию; я хотел выказать скромность, низведя нас – его, меня, всех – от вселенских масштабов к тысячелетнему масштабу человечества, однако показался заносчивым.
– Вы презираете науку? – продолжал он запальчиво.
– Ничуть! Я отношусь к ней с вниманием и уважением, как с вниманием и уважением отношусь к мифам и религиям.
Этим аргументом я только навредил себе. Я поставил науку на одну доску с другими, иррациональными вымыслами, и это возмутило всех.
я часто жил, не замечая того, путая бурную деятельность со счастьем бытия. Да, я больше суетился, чем радовался. Обременял себя проблемами, забывая наслаждаться простым сокровищем – жизнью.
– Абайгур может отправлять любой культ, все для него сгодится! Вот что они думают, наши позитивные умы! К чему просвещать туземца? Зачем лишать его корней, даровав ему атеизм? Что он от этого выиграет в здешнем враждебном окружении? На самом деле они считают нормальным, что африканец молится, но их смущает, когда это делает европеец, потому что они ставят европейца выше африканца.
– Ты суров!
"Люди не выносят неведения, поэтому они создают знания. Они придумывают мифы, придумывают богов, одного бога, придумывают науки. Боги сменяются, чередуются, умирают, космологические модели тоже, и вечно одно лишь стремление - всё объяснить."
"- У тебя есть дом в Париже? - спросил меня Абайгур.
- Нет.
Мой ответ ему понравился. Так я казался ему сильнее. Кочевник знает, что время разрушает всё, и стены тоже; неподвластно времени только бескрайнее пространство."
Истинный путешественник путешествует без багажа и без цели.
"В Европе интеллектуалы терпят веру, но презирают её. Религия считается пережитком прошлого. Верить - значит быть допотопным; отрицать - стать современным."
На земле хватает поводов очаровываться, вот только очарованных мало.
"Смирившись, я пришёл к миру, основой которого я не был."