История вечная, как мир: убеленный сединами государственный деятель влюбляется в юную красавицу… Все это было бы банально, если бы речь шла не о Цезаре и Клеопатре. За несколько десятилетий до нашей эры в Египте, ожесточенном распрями и войнами, словно цветок на поле брани, расцвела история этой странной любви…
Клеопатра. Неужели ты в самом деле идешь в бой затем, чтобы тебя убили? Цезарь. Нет, ни один человек не идет в бой затем, чтобы его убили.
Умолкните и слушайте меня вы, чопорные маленькие островитяне! Внемлите мне вы, мужчины, что носите на груди своей белый папирус, на котором не начертано ничего (дабы изобличить младенческую невинность мозгов ваших). Слушайте меня вы, женщины, облекающиеся в соблазнительные одежды, вы, скрывающие мысли свои от мужчин, дабы они верили, что вы считаете их сильными и могущественными повелителями, тогда как на самом деле в сердце своем вы знаете, что они неразумные дети. Смотрите на мою соколиную голову, смотрите и знайте: я – Ра, который некогда был могущественным богом в Египте. Вы не можете пасть передо мною на колени, распростершись ниц, ибо вы стиснуты в тесные ряды и лишены свободы движения и не видите дальше спины сидящего перед вами; а к тому же ни один из вас не осмелится признать сие достойным и подобающим, пока не увидит, что и все остальные делают то же,– откуда и происходит, что в решительные минуты вы пребываете в бездействии, хотя каждый из вас говорит своему ближнему, что необходимо что-то сделать.
Кого любим мы? Лишь тех, кого мы не ненавидим. Все люди чужды нам, все нам враги, кроме тех, кого мы любим.
«Клеопатра (дрожа, опускается на скамейку и закрывает лицо руками). Я не предавала тебя, Цезарь, клянусь! Цезарь. Я знаю. Я никогда и не полагался на тебя. (Отворачивается от нее и собирается уйти.)»
Руфий. Нас слышат здесь? Цезарь. Наше уединение располагает к подслушиванию. Занавеси раздвигаются, за ними открывается висячий сад.... Цезарь. Ну вот, теперь нас видят все, и никому не придет в голову подслушивать нас.
Цезарь. Что даст мне возмущение, о глупый египтянин? Стану ли я возмущаться ветром, когда он леденит меня, или возмущаться ночью, что заставляет меня спотыкаться в темноте? Стану ли я возмущаться юностью, когда она отворачивается от старости, или возмущаться честолюбием, которому претит низкопоклонство? Прийти и говорить мне об этом- все равно как если бы ты пришел мне сказать, что завтра взойдет солнце.
Цезарь. Мне всегда как-то претила мысль умереть. Я предпочитаю быть убитым.
Аполлодор. Друг Руфия бросил в море жемчужину- Цезарь выудил драгоценный алмаз. Цезарь. Цезарь выудил ревматизм, друг мой.
Когда глупец делает что-нибудь, чего он стыдится, он всегда заявляет, что это его долг.
Когда человеку в этом мире не терпится что-нибудь сказать, трудность не в том, чтобы заставить его говорить, а в том, чтобы помешать ему повторять это чаще, чем нужно.