Легко быть храбрым, когда ты готов скорей умереть, чем сдаться. Усталость не берет того, кому не страшны страдания.
Если жизнь чему-то и учит, так это тому, что одними желаниями ничего не добьешься, что мысли и слова ровно ничего не меняют. Реальность — вещь неуступчивая, ей все равно, что мы думаем, чувствуем и говорим по ее поводу.
Квентин, высокий и тонкий, по привычке сутулился — ведь все направленные с неба удары, по логике, поражают в первую очередь самых длинных.
Если система магического образования действительно существует, то вдруг этот колледж не из элитных? Стоит ли соглашаться на него, если где-то есть магический Гарвард?
Он еще не чувствовал себя магом, но уже выглядел им.
The problem with growing up is that once you're grown up, people who aren't grown up aren't fun any more.
— Я все время забываю их имена. Они как четверка близнецов.
— Присвоим им номера. Скажем, что это традиция.
— А номера будем путать, чтобы у них крышу снесло. Или назовем всех одинаково — Альфред, скажем.
— И девчонок?
— Девчонок в первую очередь.
Квентин все еще не утратил веры в магию как в прекрасный волшебный сад, где плоды познания висят совсем низко — только руку протяни. Действительность оказалась намного суровее.
Профессора за огромные деньги импортировались со всего света, чем дальше, тем лучше: колдуны в плетеных юбках с островков Микронезии, согбенные чародеи-кальянщики из кофеен внутреннего Каира, синелицые туарегские некроманты с юга Марокко. Маяковского, по слухам, привезли из Сибири, где местные шаманские традиции смешивались с изощренными московскими методами, завезенными туда узниками ГУЛАГа.
Рядом с героем ты либо наперсник, либо злодей.
Если это галлюцинация, то у нее чертовски высокое разрешение.
Парень ходил, как сплошная загадка, пришпиленная степлером к тикающей часовой бомбе. То ли кинется на кого-то, то ли блог заведет. По-своему я даже рад, что он кинулся.
Надо же, он будет учиться магии! Сдохнуть можно. Либо он величайший гений всех времен, либо самый большой идиот.
Некоторым, чтобы осуществить задуманное, требуется семья, и ничего плохого я в этом не вижу — но есть и другие пути.
Говорить об этом не принято, но в мировой магической экологии серьезно нарушено равновесие: слишком много волшебников и недостаточно монстров.
Элиот опять закурил.
— Ты извини, — сказал Квентин, — но, может, у тебя есть какой-то волшебный прием, чтобы дымить без вреда для здоровья?
— Как это мило. Каждые две недели, незадолго до полнолуния, я приношу в жертву одну школьную девственницу. Для этого мне служит серебряный скальпель, выкованный альбиносом-швейцарцем — тоже девственником, конечно. Замечательно прочищает легкие.
Не смущайся, здесь все такие. Одно лишь то, что тебя пригласили сюда на экзамен, означает, что ты самый умный у себя в школе, включая учителей. Каждый здесь – самая смышленая обезьянка на своем личном дереве, но отныне дерево у нас общее, кокосов на всех не хватает. Для новичков это шок. Впервые в жизни ты будешь иметь дело с равными и даже с теми, кто умнее тебя. Тебе это не понравится, будь уверен.
Магами становятся только несчастные люди. Сила мага в его способности ощущать боль. Он чувствует разницу между реально существующим миром и тем, какой он создал бы сам. Что, по-вашему, за штука гнездится у вас в груди? Маг потому и маг, что страдает больше других.
Магия — не наука, не искусство и не религия. Магия — это ремесло.
Взрослый, живущий детскими фантазиями, беды не минует.