Планета Саракш, городок солекопов на границе с Пандеей. Гимназист из шахтерской семьи с дружком из военных-благородных вяло шляются в поисках приключений, пока их не берет в оборот страшненькая умница, предлагающая наладить бизнес, связанный с отловом, засолкой и продажей глубоководных деликатесов. Быдловатая солдатня сразу валит бизнес набок – и тут пацаны находят на берегу ледяного озера умирающего чужеземца с диковинным оружием. Такова завязка первого романа дилогии «Соль Саракша».
Планета Саракш через полтора десятка лет после событий первой книги (и в период, описанный в последних главах «Обитаемого острова» Аркадия и Бориса Стругацких). Власти центра провинции на границе с Пандеей, получив сигнал о скорой то ли войне, то ли беде, вывозят школьников в лесной лагерь. Там их и накрывает война-беда, смысла и сути которой никто из действующих лиц не понимает, хотя в паузах между беготней, перестрелками, похоронами товарищей и карательными вылазками судорожно пытается понять, и найти родителей – или хотя бы смысл выживания в сдохшем мире. Об этом второй роман – «Любовь и свобода».
Романы задумывались и писались для цикла «Обитаемый остров», который должен был снять часть пенок с волны, поднятой экранизацией Бондарчука, ничего не снял и бесславно заглох. Дилогия не была напечатана и не стала трилогией, как задумывалось изначально. Лишь этой осенью, выждав полтора года и убедившись в тщетности дальнейших ожиданий, Лазарчук выставил книги в довольно специальном магазине и предпринял ряд промо-акций, ставших поводом для мощных бурлений разнообразных масс. Да и пусть их.
Некоторое время назад я описывал свою реакцию на курс, выбранный любимыми авторами, термином «уважительное недоумение». Еще есть «сожаление» - в связи с тем, что Лазарчук раз за разом пытается играть на чужой поляне. Да, хорошим инвентарем. Да, по своим правилам, которые мне нравятся куда больше дефолтных. И да, впихивание в которую подряд коммерческую шнягу качественно сделанного кунштюка с социально-психологическим и философским подтекстом можно считать если не выигрышем, то достижением и подтверждением верности однажды поднятому флагу. Беда в том, что любой флаг на каком-то обширном фоне становится частью чужого флага – и не всегда того, которому хочется присягать.
Я понимаю как объективные, так и субъективные причины этого подхода. Я знаю, что мировой масскульт накопил массу примеров того, как подсаженный на низменный гумус высоколобый росток на сороковом году шараханий по колено в помянутом гумусе делает пейзаж ослепительно прекрасным - и все радуются, а также танцуют (обычно в этом месте приводится в пример сериал Dr Who, который типа обязателен к просмотру, но сугубо с шестого или какого там сезона). Я даже верю, что когда-нибудь на похожие чудеса будут способны холмики, обозначающие отеческие гробы. Но в правило грабель я верю сильнее.
Лазарчук и Успенский заслуженно относятся к видным ученикам Стругацких, в связи с чем, похоже, и считают необходимым вписываться в проекты, связанные с именами наставников. Вспомним «Время учеников», вспомним ненаписанного «Белого ферзя», вспомним сталкера с точками, в рамках которого (-ых) авторы не столько отрабатывали франшизную повинность, сколько пытались напомнить о бесточечной поре.
Сверхзадача «Всего этого джакча» сопоставимая. Успенский (очевидно, более-менее сольно написавший первую книгу дилогии) продолжает эксперименты с «Парнем из преисподней», отыгрывая не сюжетом, но духом той повести мотивы отдельных глав «Полудня» (который «XXII век»). Лазарчук же (явно ответственный за вторую книгу) со свойственной ему лютой честностью и в близком ему апокалиптическом режиме пытается ответить на вопросы, которые ставил перед молокососом по имени Мак некто по прозвищу Странник («Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит?.. Тебе известно, что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов? Ты знаешь, что это твое лучевое голодание в двадцати процентах случаев приводит к шизофрении?»).
Я не могу сказать, что эксперименты мне не понравились, а ответы показались неубедительными. Но я должен сказать, что за пределами сферического непроницаемого мира, в который добровольно загнали себя авторы, им и мне было бы проще.
Любовь и свобода плохо совместимы с неволей.
АНДРЕЙ ЛАЗАРЧУК. МИХАИЛ УСПЕНСКИЙ. "СОЛЬ САРАКША"
Мир, где особенности атмосферной рефракции таковы, что живущие на поверхности планеты, не видят светила. А только рассеянный свет, проникающий как-будто отовсюду. И нет там горизонта, удаляющиеся объекты не валятся за него, как в нашем учебнике природоведения, но словно поднимаются вверх по борту чаши, на дне которой находится наблюдатель. Добро пожаловать на Саракш, детка. Мир, созданный Стругацкими и не до конца убитый великим нашим преемником Федором Сергеевичем (хотя попытка была).
"Весь этот джакч" - предыстория "Обитаемого острова", а "Соль Саракша" - первая ее книга. Читала "Остров" давно и не помню, чтобы там была описана эта особенность: молодые люди до семнадцатилетия не восприимчивы к гипноизлучению. При помощи которого оболванивают и программируют на подчинение большую часть населения страны. А меньшую, вынужденную расплачиваться за свободу разума ежеутренними и ежевечерними приступами боли, делят на неравного объема властную элиту и оппозицию. Впрочем, все они выродки. Здесь эта возрастная градация присутствует.
Как по мне, на право прикасаться к таким вещам, должен быть хоть минимальный отбор. У Лазарчука с Успенским есть такое право (в отличие от не к ночи помянутого ФСБ). Хорошая повесть. Герои - мальчишки и девочка на грани включения неясного механизма естественного отбора. Еще год и либо ходить строем, в эйфории выкрикивая слова гимнов, либо корчиться от боли в ожидании, когда за тобой придут. Пока нормальные.
Лихо закрученный сюжет держит в напряжении все время, пока читаешь. Характеры и отношения героев приводят на память Хэмингуэя, Ремарка и Сэлинджера. Динамичные диалоги, яркие речевые характеристики, мир, в который веришь. И безнадежность, какой пронизан "Остров". Помню, что восторг от погружения в роман тогда, остро приправлен был той же непонятной тоской. И, не вдруг припомнив перипетии сюжета, четкое ощущение попыток представить, каково это - жить, не видя солнца и звезд. Это невыносимо, воля ваша.
У Андрея Лазарчука в повести "Мост Ватерлоо"есть место, которое много раз вытаскивало меня из тяжелой тоски.
Стояла безумной прелести ночь. Близость гор давала себя
знать, и звезды усеивали небо тесно, плотно, ярко и четко. Воздух - чис-
тый, без примесей звуков и запахов - пропускал их свет беспрепятственно,
поэтому они не мигали, а горели ровно, уверенно, зная, что горят не без
пользы. Общаться со звездами было просто.
Весь этот джакч - дилогия, представленная двумя повестями известных писателей, не раз выступавших в соавторстве: Андрея Лазарчука и Михаила Успенского. Искушенный читатель без труда, по одному только стилю, определит, кому принадлежит авторство каждой части. Если «Соль Саракша» — рассказ от первого лица, живо напоминающий внутренний монолог парня из преисподней, то «Любовь и свобода» изобилует пространными диалогами, отличается несколько рваным повествованием, нечеткой картинкой, результатом крайне скупых описаний, что в сумме придает повести довольно мрачную и гнетущую атмосферу.
Не равны части и по смысловой составляющей, но об этом чуть позже.
«Весь этот джакч» — параквел к роману братьев Стругацких «Обитаемый остров». На страницах двух повестей мы узнаем историю Поля Гнедых – одного из второстепенных персонажей мира «Полдня». Не являясь главным действующим лицом и здесь, Поль Гнедых тем не менее постоянно присутствует и в «Соли Саракша», и в «Любви и свободе», выступая скорее как символ и путеводная звезда в довольно мрачном мире Страны Неизвестных Отцов. Действие повестей разворачивается на окраине бывшей Империи, на самой границе с Пандеей, где в Верхнем Бештоуне идет стратегически важная добыча соли, а потому городок солекопов становится средоточием самых разных сил, преследующих совершенно разные цели.
Первая повесть – «Соль Саракша» представляет собой классический роман взросления. Запутанный сюжет снабжен несколькими довольно шаблонными, но ярко прописанными и оттого живыми персонажами. Сумасшедший ученый и его страшный слуга – классические персонажи подростковой прозы – поднимают на страницах повести достаточно сложные вопросы, далеко уводящие их от штампованных, неживых образов. Вообще «Соль Саракша» переполнена узнаваемыми образами. Едва не на каждой странице авторы отсылают читателя к тем или иным реалиям мира Стругацких, и разгадывать эти аллюзии и отсылки довольно приятно. Сами герои обладают живыми, и главное – меняющимися характерами. Практически все персонажи даны в развитии, их становление наблюдаешь своими глазами, им сопереживаешь, что наряду с прекрасными описаниями – природы, быта, нравов – дает высокую степень погружения в текст. «Соль Саракша» читается очень легко, буквально на одном дыхании и оставляет приятное послевкусие.
Сразу скажу, что я далеко не поклонник творчества Стругацких. С обитаемым островом знаком только по экранизации. А перед нами параквелл именно к "Обитаемому острову". Поэтому читал эту историю как отдельное произведение, и ИМХО, ничего особенного.
Линейный сюжет, без кучи боковых линий. Есть быстро запоминающиеся моменты, вроде слова «джакнутый», которое имеет, на мой взгляд, достаточно много значений, а также то, как главный герой называет своего родителя — «Мойстарик». Ну и повеселил конечно кусочек марша береговой охраны «Не боимся белых субмарин, белых субмарин, белых субмарин».
Думаю, что поклонникам Обитаемого острова и братьев Стругацких должно понравится.