Старая рукопись, купленная по случаю на антикварном рынке, оставила по прочтении слишком много вопросов… На что способны двое друзей – кузнец и гимназист? Действительно ли ведьма может красть звёзды? Как успокоить разбушевавшихся русалок? Чем отличается польский чёрт от украинского? Легко ли сбегать в пекло и обратно? Как поймать нечистого за хвост? Что курят запорожские сечевики на отдыхе? Можно ли за одну ночь слетать от Диканьки до Санкт-Петербурга за обувью от царицы? И самое главное: кто...
Но мы-то с вами иные, мы с родиной своей и в горе и в радости, поскольку за границей и горилка пресна, и водка солёна, и пельмешки тайские с креветкою, и блины-палачинки, а борщ наш, всеми искренне любимый, прозывается по всему царству полтавскому – борщом холопским! Да попустим ли мы стать холопами тех горделивых ляхов?!
Могучий атаман Сирко в гробу бы перевернулся при таких словах! Он бы, как и великий гетман Хмельницкий, проклял бы на веки вечные свой народ, вдругорядь сунувший волю свою в католическое ярмо.
Ведь что ни говори, а мужчины, они в любом возрасте дети. Ежели есть какая тайна или просто какой необъяснимый запрет, без дела никем зазря не возводимый, так ведь непременно сыщется пара ретивых хлопцев с шилом в заднице, что не даёт им сидеть со спокойствием на одном месте, а так и толкает в шею, ровно бес мелкий из-за левого плеча нашёптывает: поди, глянь, вдруг чё интересное, а?!
– Да уж, как такая эффектная, многоступенчатая, я бы выразился, женщина, как Солоха, могла запустить в свой дом чёрта?
– Та хиба ж я её розумию?! Мамо, вона… вона… у ей свои закидоны…
– Понятно. Но, ей-богу, чёрт в доме – это уже перебор.
– Мамо, вона ж всегда мамо! Может и приласкати, а может и рушником по заду. Як я можу ридну маменьку видьмой назвати? Ни як! Може, оно так и було, шо греха таить, однако же…
– Что?
– Ну як же вы не бачите?! Мамо и видьма – то ж не в пропорции!
– Опять читать пошёл, – печально вздохнула Анна Матвеевна, глядя ему вслед. – Уж лучше б влюбился, что ль…
– От него дождёшься, – в один голос поддержали сестрицы. – Тока с Вакулой и ходит!
Но ведь в те невинные времена чистая мужская дружба их брата с простым кузнецом никого не смущала и на всяческие неприличные мысли с пошлыми шуточками никоим образом не наводила. Вот жили же люди, а?
А уж прогуляться в хорошей компании, с верным другом, по ночной прохладе, свежему воздуху, наполненному ароматами полыни и спелых яблок, так вообще одно сплошное удовольствие. Даже если с трупом за плечами…
- Сё?! Сё се таке, а?! - шепелявя абсолютно беззубым ртом, изумлённо спросила ведьма. - Охти сь мне эти косяки юсские, и слова им не скяси! Съязу так по сюбам и бьють…
- Стучите вы, паныч, а то у мене такая нервозность в левой ноге собразовалась - боюсь, коли пну, так и дверь снесу к чертям собачьим!
- Мы здесь! - тут же подняли радостный визг собачьи черти за их спиной. - Ждём дверь!
- Ну хоть сам бы чего предложил, а? Сидит тут себе, критикует. Художника обидеть легко!
- Кузнеца обидеть ещё легче! - резонно возразил Вакула. - От тока потом зубы вставить сложнее.
– Вот кто я? Я есмь чёрт! – не спеша объяснял не особенно пьяный, но уже не такой уж трезвый Байстрюк. – Живу себе в Запорожской Сечи и души христианские на грех толкаю. Работа такая, шо робить? Но ежели я вас не хочу забить, ну не хочу, и всё?!! Запали вы мне у сердце! Мы ж з вами и горилку пили, и супротив ляха на шаблюках рубилися, и в пекле вы до меня в гости захаживали, як промежду добрых соседей водится.
Молодые люди молча кивнули. Верно, было, не сотрешь.
– Так и кто ж я теперича? Я чёрт али запорожец?! А може, я запорожский чёрт и на том стоять буду! Не позволю своих сотоварищей своей же рукою в могилу извести, нет на то моей козацкой воли и правды! И нехай они там в своей Раде на навоз изойдут…
– В пекле? – на всякий случай уточнил Николя.
– Та тьфу, не велика разница, – сплюнул Байстрюк