Цитаты из книги «Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством» Кэй Джеймисон

...ни успех на работе, ни воспитание, ни интеллект, ни характер не подготовили меня к встрече с безумием.

Я отчетливо помню тот момент, когда осознала, что душевно больна. Мои мысли скакали так быстро, что, заканчивая фразу, я уже не помнила ее начала. Обрывки идей, образов, фраз проносились в моем мозгу, как звери в детских сказках. В конце концов, как и эти звери, они превратились в бессмысленные пятна. Все понятное раньше стало непонятным. Я отчаянно хотела снизить темп, но не могла. Ничего не помогало – ни многочасовой бег, ни заплывы на несколько миль. Что бы я ни делала, моя энергия не истощалась. Секс стал слишком интенсивным, чтобы приносить удовольствие, и во время его мне казалось, что мой мозг пронзают черные линии света. Это пугало. Моя фантазия рисовала картины медленной, болезненной смерти всех растений на планете – листок за листком, стебель за стеблем они умирали, и я ничего не могла поделать. Они издавали пронзительные вскрики. Все больше и больше темноты и распада.

...перепады настроения меня не беспокоили больше года, и я уже было решила, что этой проблемы больше нет. Ты тешишься этой надеждой каждый раз, когда чувствуешь себя нормально достаточно долго, но неизменно ошибаешься.

Легкие мании знают свое дело и обещают ненадолго превратить зиму в весну, даруя невероятные жизненные силы. Хорошо, что при холодном свете дня реальность и разрушительность снова разгоревшейся болезни сдерживают эти опасные порывы. Неверность этих предельно насыщенных моментов, избирательно освещенных памятью, которые кажутся такими хрупкими, вызывает смутную меланхолию. Искушение бросить лекарства, чтобы вернуть к жизни столь интенсивные переживания, быстро снимается холодным пониманием, что насыщенность жизни вскоре сменится сначала исступлением, а в конце концов – неконтролируемым безумием.

Из таких испытаний каждый человек выходит наполненный не только более обостренным чувством смерти, но и более глубоким переживанием жизни. Каждый, кто слышал, как часто и как ясно звучит колокол Джона Донна, протяжно говорящий «ты должен умереть», порывисто обращается к жизни и наполняется благодарностью – ведь ему могло выпасть и вовсе не существовать на этом свете.

Умалчивать о маниакально-депрессивном заболевании -- значит обрекать дружбу на поверхностность.

Люди полагают, что знают, что значит страдать от депрессии, если они прошли через расставание, развод, потерю работы. Но все эти испытания у них сопровождаются чувствами. Депрессия же - это отсутствие чувств, гулкая, невыносимая пустота. А еще она скучна, она утомляет до изнурения. Люди будут вас сторониться. Иногда они могут решить, что это их долг - выносить вас и в таком состоянии. Они могут даже пытаться с вами взаимодействовать, но все равно и они, и вы знаете, что вы скучны и утомительны вне всякой меры. Вы раздражительны, склонны к паранойе и критике всего и всех, вас отставило чувство юмора, вы безжизненны, вы требовательны, и никакого утешения вам недостаточно. Вы всего боитесь, да и глядя на вас можно испугаться. Вы твердите, что это сейчас вы не в своей тарелке, но скоро поправитесь. Но вы и сами знаете - нет, не скоро и не поправитесь.

Ни одна таблетка не спасет вас от нежелания принимать таблетки. Равно как никакое количество часов психотерапии не избавит вас от маний и депрессий без помощи лекарств. Мне было необходимо и то и другое. Это довольно странно – быть обязанной жизнью таблеткам и этим особенным, необычным и глубоким отношениям, которые называют психотерапией

если вы ходили по звездам и продевали руки сквозь кольца планет, если вы привыкли спать всего четыре-пять часов в сутки, а теперь вам требуется восемь, если раньше вы могли бодрствовать ночи напролет, а теперь не можете, то встроиться в ритм жизни простых смертных – непростая задача. Каким бы он ни был комфортным для других, для вас такая жизнь непривычна, полна ограничений, куда менее продуктивна и безумно скучна.

я часто сравниваю себя нынешнюю с собой «лучшей», то есть во время умеренной мании. И нынешняя «нормальность» так далека от того состояния, когда я была самой яркой, самой активной, полной сил и энергии.

Каким-то образом я верила, что представляю собой исключение из правил и на меня не распространяются научные исследования, которые недвусмысленно показывают, что маниакально-депрессивное заболевание всегда возвращается в еще более суровой форме

Почему-то депрессия вполне вписывается в общепринятые представления о женской природе: женщине простительно быть пассивной, чувствительной, подавленной, беспомощной, зависимой, жертвенной, не слишком амбициозной и довольно скучной. Мания, напротив, кажется более подходящей мужчине: деятельному, энергичному, пылкому, агрессивному, рискованному, самоуверенному – мечтателю, не согласному стоять на месте.

Слово " неадекватный" не просто отвратительно, оно еще и уничижительно. Граница между человеком, которого считают чувствительным или впечатлительным, и тем, на кого ставят клеймо "душевнобольной", едва уловима. Меня ужасало,что кто то назовет мои депрессии и попытку суицида следствием слабости или "истеричности". Я соглашалась на звание человека, который время от времени страдает от психозов, - лишь бы не прослыть слабой истеричкой.

В те дни мое восприятие звуков, и в особенности музыки, крайне обострилось. Звуки валторна, гобоя, виолончели стали пронзительными. Я слышала сначала каждую ноту отдельно, затем все вместе, и они ошеломляли меня чистотой и совершенством. Мне казалось, будто я стою в оркестровой яме. Меня переполняли эмоции. Но вскоре сила и печаль классической музыки стали для меня невыносимы. Я переключилась на рок, включала альбомы Rolling Stones на полную громкость. Переходя от трека к треку, от альбома к альбому, я подбирала музыку под настроение, а настроение следовало музыке. Мои комнаты уже были завалены пленками, пластинками, конвертами от них, а я продолжала поиски идеального звука. Однажды я потеряла способность воспринимать музыку. Я была растеряна, испугана, сбита с толку. Мое поведение переставало быть адекватным происходящему.

...печаль, родимое пятно жизни...

Когда ты обряжаешься в смерть, словно в платье, то проникаешься ее ценностью – и учишься высоко ценить жизнь.

Депрессия – это утрата способности наслаждаться жизнью, невозможность нормально гулять, болтать, думать. Это изнуренность, ночные кошмары, дневные кошмары. Про нее нельзя сказать ничего хорошего, за единственным исключением  – депрессия дает тебе на собственной шкуре узнать, каково это: жить без блеска и гармонии, быть старым, быть тяжелобольным.

В 2013 году ученые из Оксфорда написали очень интересную статью о нейрохимических перспективах лечения неудачной влюбленности – в частности, там говорится, например, что от нее, возможно, помогут лекарства от обсессивно-компульсивного расстройства: эмоциональное «залипание» на объекте обожания по своей природе родственно этому заболеванию.

Обсуждение психических расстройств одним даёт возможность проявить гуманность, в других же пробуждает глубинные страхи и предрассудки. Людей, которые считают психическое расстройство дефектом или недостатком характера, оказалось куда больше, чем я могла себе представить. Общественное сознание сильно отстаёт от прогресса в научных и медицинских исследованиях депрессии и биполярного расстройства. Столкновение лицом к лицу со средневековыми предрассудками, казалось бы, неуместными в современном мире, было пугающим.

Чего я не могу - так это представить себя утомленной жизнью, потому что знаю, что в моем разуме все новые и новые лабиринты ждут моих шагов, как ждут открытия бесчисленные окна в безграничные миры.

С помощью самоубийств Бог спасает мир от безумцев.

Депрессия же — это отсутствие чувств, гулкая, невыносимая пустота. А еще она скучна, она утомляет до изнурения.

Во мне всегда живет частичка, которая готовится к худшему, — но с ней соседствует и другая, которая верит, что если хорошо подготовиться к самой злой беде, то она не придет.

Общественное сознание сильно отстает от прогресса в научных и медицинских исследованиях депрессии и биполярного расстройства.

Мой ум притягивала смерть, она всегда была рядом.