Когда-нибудь люди доберутся и туда, сказал Дрейк, глядя ввысь. Зачем? – спросила Дивния. Как это зачем? Чтобы исследовать, конечно. Для начала им надо исследовать вот это, сказала она, указывая пальцем на его грудь. А луна всегда прекрасно обходилась и без нас.
- А я терпеть не могу воду, признался Дрейк.
- Мы на шестьдесят процентов состоим из воды. Я говорю обо всех людях. Ты это знал?
- Наверно, поэтому я не очень-то лажу с людьми.
- Он тебе нравится?
- Я нравлюсь ему.
- Я не об этом спросил.
- Он приносит мне рыбу вместо цветов.
- Значит, с ним ты никогда не будешь голодать.
- Но мне больше нравятся цветы.
- Какого цвета были его глаза, ма? Какого цвета глаза у моего папы?
- Цвета тоски.
- А что это за цвет, ма?
- Это цвет моря.
Истории, как и природа, имеют свойство никогда не кончаться, изрекла она.
В море нет атеистов, Дрейк. Когда волны поднимаются, как горы, даже безбожники преклоняют колени.
В мой хлеб добавляется все. Имена. Песни. Воспоминания. Каждая партия выпеченного хлеба неповторима, потому что в своем деле мы стремимся не к постоянству, а к совершенству. А чтобы достичь совершенства, приходится идти на риск.
...её сердце вовсе не было слабым. Оно было просто слишком тяжёлым и разорвалось под собственной тяжестью.
Дивния приглянулась Джеку в первый же момент, когда он увидел ее под руку с Джимми. Она нравилась ему больше всех девушек, каких он встречал в своей жизни. И однажды, будучи в подпитии и оставшись с ней наедине, Джек сказал, что будет ждать ее столько, сколько потребуется, потому что она достойна ожидания, как большой косяк сардин, идущий в невод ранним летним утром.
Он оплакивал потерянное время, и само Время было так тронуто его слезами, что в утешение продлило срок отпущенной ему жизни.
Она была твоим горизонтом,сказала Дивния.
Моим горизонтом?
Да, я так думаю.
По-моему, это прекрасно, сказала Мира.Хотела бы я однажды стать для кого-нибудь горизонтом.
Тоже мне, нашла о чем мечтать,проворчала Дивния. Горизонты недосягаемы. К ним невозможно прикоснуться.Это всего лишь иллюзия,пустое место.
Дело вот в чем, вновь заговорила Дивния. Я не люблю прогресс, потому что рано или поздно он приводит к войнам. На своем веку я видела, как многие вещи, когда-то считавшиеся важными и ценными, постепенно теряли свою значимость, а с этим трудно смириться, особенно под конец жизни. Традиции сходят на нет, и это меня огорчает. Так пусть хотя бы луна остаётся прежней.
Чтобы взрастить ненависть, особых усилий не требуется. Хватит легкого побудительного толчка.
Что такое ты добавляешь в мой ром? – как-то раз спросил он с подозрением.
Надежду, сказала она.
И тогда он поцеловал ей руку.
Его сердце и впрямь окружено стеной, подумала Мира. А может, мне следует подхватить юбку и перелезть через эту стену? Хотя препятствия такого рода, как и мужчины вроде Дрейка, не для моих туфель: фасоном не вышли.
Это мисс Хард сказала юной Дивнии, что слёзы у женщин иссякают вместе с их плодородием. Перестаёшь кровоточить - и прекращаешь плакать.
Он открыл дверь и тут же был поцелован ароматами лета.
Молодая женщина, чей дом был наполнен запахом выпечки, мысленно сравнивала любовь с дрожжевым тестом: обоим требовалось время, чтобы дойти до нужной кондиции. И вообще всё было намного сложнее, чем представлялось ей изначально. Уже засыпая, она подумала:
А не лучше ли просто завести собаку?
Он слышал, как старуха, удаляясь, громко разговаривает сама с собой. Это его не удивило - какая только блажь не накатит, если ты живешь вдали от людей, а компанию тебе составляют только покойные святоши.
Ты идешь дальше, но они всегда остаются с тобой. Мы ничего не оставляем позади, и наше прошлое следует за нами, хотим мы того или нет.
Начало всякой любви - это вспышка света.
Жизнь бесценна, сказала она наконец. И это всё, что у тебя есть.
И знаешь, что я тебе скажу? – заключила свой рассказ Дивния. Меня действительно оберегали.
Ты имеешь в виду Бога? – спросил Дрейк.
Бога? Вовсе нет, Дрейк. Я имею в виду любовь. Не следует путать одно с другим. Любовь – это единственная вещь, в которую стоит верить.
Жизнь способна раздаваться вширь, как материнская утроба, чтобы вместить больше любви.