В новую книгу известного писателя, мастера нон-фикшн Александра Гениса вошли филологический роман «Довлатов и окрестности» и вдвое расширенный сборник литературных портретов «Частный случай». «Довлатов и окрестности» – не только увлекательное повествование о его главном герое Сергее Довлатове (друге и коллеге автора), но и оригинальный манифест новой словесности, примером которой стала эта книга. «Частный случай» собрал камерные образцы филологической прозы, названной Генисом «фотографией души,...
Добившись признания, Сергей завоевал свободу жить, как ему нравится. Но он хотел, чтобы ему нравилось, как он живет.
Дело ведь не в том, что жизнь коротка, – она скорее слишком длинна, ибо позволяет себе повторяться.
...постоянно одалживал небольшие и, как свойственно крепко выпивающим людям, некруглые суммы.
Он глубоко и искренне не интересовался нами.
У любви нет вчера и завтра. Как только она их находит, любовь превращается в семью или разлуку.
Дело в том, что ничто не уродует так легко, как жадность. Скупость — сродни кожной болезни. Поскольку от нее не умирают, она вызывает не сочувствие, а брезгливость. Будучи не вполне полноценным пороком, она не рассчитана и на прощение — только на насмешку.
экспериментальной называют неудавшуюся литературу. Удавшаяся в определениях не нуждается.
Оказалось, что лучший способ избавиться от допущенной или испытанной неловкости — поделиться ею. Рассказывая о промахе, ты окружаешь себя не злорадными свидетелями, а сочувствующими соучастниками. В отличие от горя и счастья, стыд поддается делению, и гласность уменьшает остаток.
Физические недостатки мы скрываем куда яростнее, чем духовные.
В отличие от природы, литература состоит из неповторяющихся явлений. Если они повторяются, то это не литература.
"Сильного ведь всегда любят меньше слабого, умного боятся больше глупого, счастливому достается чаще, чем неудачнику. Титану мироздания мы предпочитаем беспомощного младенца, и море побеждает реки, потому что оно ниже их."
"Митьки" - национальный ответ прогрессу: не русый богатырь, а охламон в ватнике. Он непобедим, потому что его уже победили..."
"...Икара нельзя спасти. Его провал - не роковая случайность, а трагическая закономерность. Смерть Икара не жертва, а ошибка, не подвиг, а промашка. И сам он не мученик, а неудачник. Изображая жалкую кончину Икара в "холодной зеленой воде", Брейгель взывает не к состраданию, а к смирению. Воля и мужество требуется не для того, чтобы исправить мир, а для того, чтобы удержаться от этой попытки.Помочь, ведь, вообще никому нельзя. Я всем это повторяю с тех пор, как умер Довлатов..."
Воля и мужество требуется не для того, чтобы исправить мир, а для того, чтобы удержаться от этой попытки. Помочь ведь, вообще никому нельзя.
Издали героизм вызывает восхищение, на более близком расстоянии - чувство вины, вблизи - подозрения.
Тоска - это осознание того предела, о существовании которого в юности только знаешь, а в зрелости убеждаешься. Источник тоски - в безнадежной ограниченности твоего опыта, которая саркастически контрастирует с неисчерпаемостью бытия. От трагедии тоску отличает беспросветность, потому что она не кончается смертью.
...произошла история, которую я так часто рассказывал, что сам в ней стал сомневаться.
...когда голодный, уже не скучно.
«Не с нужды и горя пьет народ, – писал Синявский, – а по извечной потребности в чудесном и чрезвычайном».
Человек — вещь природы. Она заключена в нем точно так же, как в деревне или камне. Делая ее видимой, искусство рождает мир: искусственное создает естественное и возвращает туда, откуда взяло.
Всякий писатель мечтает об одном: вставить в свою книгу весь мир, убрав из него все лишнее.
"Муравей, ползущий вдоль рельсов, никогда не поймет устройства железной дороги. Для этого необходимо ее пересечь, причем - в любом месте."
Единственная защита мира перед нашим неукротимым стремлением к успеху - несовершенство самой человеческой природы. Способность совершать ошибки - встроенное в нас страхующее устройство. Поэтому ошибка не искажает, а дополняет мироздание. Провал и успех - не антитезы, а полюса одного глобуса.И в этом метафизическое оправдание неудачи. Разгильдяйство, лень, пьянство - разрушительны, а значит спасительны, ибо, истребив пороки, мы остаемся наедине с добродетелями, от которых уже не приходится ждать пощады.