Рецензии на книгу «Степан Разин» Иван Наживин

"Казаки" - третья книга в своеобразном цикле о русском государстве, написанная русским эмигрантом Иваном Наживиным. Эта книга о периоде правления Алексея Тишайшего и самом ярком и неоднозначном событии во время правления оного - о восстании Стеньки или Степана Тимофеевича Разина.

В этой книге Наживин продолжает развивать свои взгляды о влиянии на русскую историю и государство русского варианта православной веры, Церкви и людей, действующих от ее имени. Вопросы веры и влияния людских религиозных убеждений (или заблуждений) тесно переплетаются с государственными делами. Как можно догадаться, это влияние показано как крайне губительное, подтачивающее основы государства с самого фундамента. При этом государственный аппарат и царь представляются очень жалкими людьми, копающимися в своих богатых песочницах и грызущихся из-за костей. Фигура Алексея, прозванного Тишайшим, выписана крайне ярко и не менее отталкивающе, когда Наживин постепенно подводит читателя к главе 18 "Христоименитое тишайшее царство Московское". И люди выглядят не менее отталкивающее, когда после жестокой расправы отправляются на богомолье...

Очень хорошо в тексте проступают идеи и воззрения Наживина. Автор в каждом тексте отражает свою идею, таким образом строя повествование и вводя героев, что под конец с ним почти дышишь в унисон. И он прекрасно умеет заканчивать свое повествование. Даже если немного скучаю в середине, то после последней строчки с трудом выпускаю книгу из рук.

Текст "Казаков" очень насыщен сюжетными линиями и образами. Главная тут, конечно, фигура Степана Разина. Характеризовать его постараюсь одной цитатой:

И вот тем не менее его [Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина] деятельность - с ее войнами, разорением народным, непомерной для народа тяжестью этой сложной государственной машины - именно эта-то его самоотверженная деятельность и привела Степана на эшафот. Виновен был он, Афанасий Лаврентьевич, отстаивавший от Польши старый русский Днепр, пробивавшийся к Балтийскому морю, посылавший посольства в Персию, и в Китай, и в Индию, виноваты все эти воеводы-грабители, жадные приказные, жадные потому, что часто голодные, - виноват царь с его пышным двором, виновата, может быть, больше всех Церковь мертвая, продажная, а казнили вот Степана, темного, нетерпеливого донского казака: он как бы принял на свои широкие плечи все грехи безбрежного мира русского и вот на глазах у всех, на Лобном месте, страшно искупал их...

Однако я бы выделила его один образ, собирательный, - это русский народ, выписанный в многих лицах, но не менее важный. И еще одну историческую фигуру, которая в занимает довольно много места - это некую Алену. Именно благодаря ей я на всю жизнь обречена переправлять людей, называющих меня другим именем. Теперь каждый раз, поминая ее недобрым словом, буду вспоминать этот яркий образ, выписанный автором.

Надо при чтении еще помнить про убеждения Наживина и про время, в которое он писал эти книги по истории России. Создавая "Казаков", он снова пытается осмыслить все то, что произошло здесь почти три века спустя описываемых событий. Может, в его книгах и нет никаких-то невероятно оригинальных идей, но мне нравится то, как он их выражает.

И, читая его книги, я всегда сомневаюсь, а так ли все течет и меняется? Уж больно много всего того, что и сейчас продолжает крепко сидеть в русском народе.

Напоследок оставлю для потомков две цитаты.

И может быть, ничто так не било мужика, ничто так не подкашивало его энергию, как то, что был он на Руси не хозяин, а только сирота. Сперва, до прикрепления, он бежал все дальше и дальше от центров и от "скудости": богатые угодья и воля манили его. Но и там он не находил ничего своего, и там он оставался все тем же сиротой. Его земля была не его земля, и потому он ни в грош не ценил то, чем обладал. Он приучался хозяйничать не как заботливый и бережливый хозяин, который думает о будущем своего клочка земли, а как страшный хищник, которому на все наплевать, ибо все вокруг него чужое. Он выпахивал без пощады прекрасные земли, не заботясь унавозить их, он истреблял леса он был сам себе и государству Российскому первый и опаснейший разбойник... Но ему было все равно, потому что все это, от бобра седого до его покоса, было чужое. Он привык исстари не хозяйничать, а истреблять, и это свойство свое страшное он пронес через века вплоть до самых новейших времен.

И еще одна цитата, заставившая горько усмехнуться.

"...тут вышел на берега Волги товарищ князя Ю.А. Долгорукого князь Щербатов. Он разбил воров под Мурашкиным и прибыл в Лысково. Конечно, его встретили с образами. У населения уже успел выработаться известный ритуал в деле восстания. Сперва поднимались, били, грабили, жгли, потом подходила ратная сила, и повстанцы звонили в колокола и выходили на встречу с образами, а затем, выдав зачинщиков, снова возвращались к мирным трудам своим - впредь до нового удобного момента, чтобы восстать, резать, грабить и звонить в колокола"

Вы, дружья ли наши, братцы-товарищи, Леса наши все порублены, А кусты наши все поломаны. Все станы наши разорены, Все дружья наши товарищи переловлены...

Для начала хочется сказать, что этот автор для меня новый, и исторические романы я практически не читала, поэтому ожидания тоже были весьма заниженными.
Действия в книге разворачиваются в далекие, темные времена, в 1667-е годы от Рождества Христова, времена тайные, загадочные, покрытые мраком. Время правления попов и священников, бесконечных молитв и причастий, где жизнь крестьянина, обычного трудящего мужика ни во что не ставилась, когда сажали на кол, вешали всех и стар и млад. В такой зажатой, смрадной обстановке и родился казак Степан Разин. Да, лицо определенно неоднозначное, с одной стороны все его действия можно оправдать, да все эти попы этого заслуживают, но сжигать людей заживо, сажать на кол и выпотрошить их до беспамятсва- жестоковато будет.
Что понравилось в книге- это описание жития от царя до обычного крестьянина, а также само отношение автора к вере, попам.
Книгу нужно читать внимательно и не один раз, чтобы разобраться и понять это тяжелое, смутное время в истории русского человека.