Мне удавалось утешиться мыслью о том, что нам просто не было суждено. Что какие-то вещи в нашем мире просто не суждены. Вроде будущего. И открытия того, что есть на самом деле любовь.
Нет ничего такого, что подчинялось бы капризу настоящего больше, чем наше прошлое.
Как вам известно, общество наше обожает награды. Наград больше, чем звёзд в ночном небе, они бессчетнее тараканов за льдогенератором у нас в кафетерии.
Вы же знаете, как говорят: на этом свете есть ложь, наглая ложь и автобиография.
– Ненавижу больницы, – сказала Бесси.
– А кому они нравятся?
– Врачам!
– Вполне уверен, даже им они не нравятся.
– К чему проводить поминки по человеку который ещё жив?!
– А почему ж нет? Или нам следует вспоминать только покойников? Разве не должны мы с той же степенью нежности помнить и живущих? Почему нам обязательно нужно ждать, пока что что-то уйдёт в историю, прежде чем мы с любовью отдадим ему дань?
Просвещение – марафон, а не спринт. Странствие, а не точка назначения.
– Хорошо проведенная фокус группа, видите ли, – как романтический ужин с прекрасной женщиной. Беседа должна быть настолько откровенна, настолько глубока и так проницательна, чтобы подводить обоих чуть ли не к физическому оргазму.
– Лишь подводить?
– Действительный оргазм наступить не может, покуда не сдан письменный отчет.
– Каково ваше величайшее достоинство? – спросили меня.
– Я много всего разного, – ответил я.
– А величайший недостаток?
– Будучи многим разным, – вздохнул я в трубку, – я склонен к тому что, чтобы не быть ничем этим целиком.
Видите ли, только пятьдесят процентов тех, кто регулярно ходит в церковь, вообще пытается прочесть хоть один роман до тридцати лет; лишь пятьдесят процентов тех, кто потрудился прочесть роман, озаботилось прочесть хоть сколько-нибудь стоящий роман; лишь пятьдесят процентов этих дерзких читателей действительно дочитывают заслуженный роман, чье чтение они предприняли; и только пятидесяти процентам тех, кто прочитывает такой роман от начала и до конца, поистине нравится книга, на дочитывание которой они только что потратили свое драгоценное время. И потому, когда мы доходим до этого рубежа в данных, цифры становятся настолько малы – больше нуля, я бы вообразил, но едва-едва, – что продолжать уже не имеет никакого смысла. Поверьте, Чарли, религия в Америке обречена. Как и значимая литература. В конце концов, каковы шансы у великого романа в таком месте, как Коровий Мык, где вероятность обнаружения образованного, хорошо получающего, богобоязненного, платящего налоги благодарного читателя имеющей смысл литературы настолько мала, что стремится к нулю?
Рауль неодобрительно покачал головой. - Она человек, Чарли, а не почасовик.
Не воспринимайте себя так уж всерьез. Отчет, что вы пишете, – тот, что якобы определит судьбу всего нашего учебного заведения, – ну, может, он и определит. Однако шесть с половиной лет спустя кому будет на него не наплевать? Никому не будет дела, написали вы его или нет. Почему? Да потому что значение он имеет лишь в отрицательном смысле. Если вы его запорете и мы потеряем аккредитацию – все встанут на дыбы. Если же вы просто сделаете свою работу хорошо, никому не будет до этого дела! Таков подлинный героизм образованческого управленца.
– Ну его уже к черту, этот отчет! Люди живут, пока ты пишешь этот свой дурацкий отчет. Только подумай, сколько поразительного происходит в ощутимом мире, а ты застрял за этим столом! Сколько всего приятного случается с другими людьми, пока ты тут сидишь с этой своей ручкой и бумажками!..
– Я уверен, что они великолепно развлекаются. Вот и молодцы. Но судьба нашего колледжа зависит от того, что я в итоге напишу в этом отчете. Поэтому он как бы важен…
– Плевать. Вы, образованческие управленцы, все одинаковы.
– Говори что угодно, – парировал я. – Но от таких, как мы, зависят сами ваши работы. Ваши судьбы – в руках тех людей, кто пишет за вас отчеты. Само будущее нашего мира зависит от его администраторов образования!
Бесси закатила глаза.
Я слышал множество разных мнений по этому вопросу. Кто-то говорит, что любовь – это процесс. Другие возражают, что это результат. Но если вы спросите меня, любовь – ни то и ни другое. Потому что в действительности это вообще не что-то, а лишь его последствия. Без такого последствия никакой любви не бывает. Поэтому, отвечая на ваш вопрос – любовь, я бы сказал, есть само следствие себя
Мы же сплошь окружены временем. И если не будем осторожны, оно нас минует.
Я не утверждаю, что не хочу. Я просто говорю, что не уверен, что хочу.
Брак как средство подчинения не слишком отличается от плуга, отягощающего прилежного быка.
Не знаю, как это у вас, Чарли, но, быть может, раз в жизни появляется такой человек, который возбуждает в вас идеи. Кто стимулирует ваши мысли и пришпоривает вас к невероятным творческим свершеньям и границам. Если у вас в жизни когда-либо и был такой человек, можете считать себя благословленным.
В рациональным уме есть нечто такое, что заставляет его вызывать к иррациональному.
Когда стучится любовь, всегда нужно проворно ответить. Ибо любовь редко стучится вторично так же настойчиво.