Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах. Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости...
Расходясь по домам, попрощались мирно, поцеловались. – Созвонимся! Прошел день, другой, она не звонила. И я не позвонил. Через неделю я понял, что мы с ней расстались навсегда. Наилучшим из возможных способов – молча.
И вот на этих танцах я увидел милую девушку в зеленом вязаном платье, обтекавшем ее фигуру. Она не была красавицей, да и спокоен я к несомненной и очевидной красоте. Такая красота мне почему-то всегда кажется общей, всем принадлежащей. А вот есть симпатичность уютная и отдельная, предназначенная для кого-то одного, не требующая общего восхищения, мне она нравится намного больше.https://www.litres.ru/aleksey-slapovskiy/neizvestnost/chitat-onlayn/page-15/
А н я. Шучу. А ты хороший и у тебя все серьезно. Но потом ты мне за это отомстишь. Т а г и р. За что? А н я. За то, что я стану подержанной машиной. Даже если ты сам ее подержал.
Я обнаружил в себе странное доброе чувство к Дудникову, будто он был мой родственник или друг. Вера его любит, а я люблю Веру, вот и появилось ощущение нашей общей близости. Было, конечно, горько, но как-то при этом и радостно. Да, Вера влюбилась в Дудникова, но до этого я думал, что она не может ни в кого влюбиться из-за своей гордости. Значит, может. Но может и разлюбить. И влюбиться в другого, в том числе в меня. А главное: любить девочку, которая никого не любит, это одно, а когда знаешь, что она любит другого – совсем все другое, вроде бы хуже, а на самом деле лучше.
Это были импрессионистские новеллы: мало сюжета, много настроения, много деталей и зарисовок, видно, что автор больше всего любит свои мысли по поводу своих мыслей. Мне эти тексты не понравились [...]
К слову, русский человек любое беззаконие вытерпит, если оно оформлено видимостью правил.
«Война, а мы мечтаем… Я о войне помню две вещи – что всегда хотелось есть и всегда было весело. Нет, что горе кругом, что люди гибнут, это я понимала. И все равно, знаешь, было такое, как бы сказать, было обязательное ощущение, что вырасту и стану очень счастливым человеком. Не просто счастливым, а очень. Заранее была счастлива.»
«Красивых и приятных голосов очень мало, даже меньше, чем стройных ног, о чем Пушкин сокрушался.»
«…лучше нарочито сделать правильное дело, чем не нарочито не делать ничего.»
Да, соглашался я, автомобиля нет, но я всегда мечтал, чтобы он был.– Так купи!– Не хочу. Пусть что-то остается несбывшимся.
Может быть, в этот момент кончилось мое первое детство, мое раннее детство. Ведь раннее детство – это что? Это когда всего хочешь. Нетерпеливо, вынь да положь. Но вдруг понимаешь, что можешь и умеешь не хотеть. Причем сам можешь, а не потому, что не дают или не велят.
Она не была красавицей, да и спокоен я к несомненной и очевидной красоте. Такая красота мне почему-то всегда кажется общей, всем принадлежащей. А вот есть симпатичность уютная и отдельная, предназначенная для кого-то одного, не требующая общего восхищения, мне она нравится намного больше
«Ночью она сказала:
«Неизвестно, что хуже – когда все начинается со счастья или когда все кончается. Если со счастья начинается, будешь всю жизнь ждать, чтобы повторилось. А если кончается, весь остаток жизни будешь жалеть и грустить».
Мы путаемся в настоящем, не понимаем его, потому что до сих пор не поняли прошлого.
... не каждый день я получаю возможность от всей души уважать человека. А это ведь большое удовольствие - уважать кого-то.
«…вы, русские, идеалисты, вам хочется справедливости сейчас же, а она не торопится, а вам невтерпеж, вот вы и начинаете врать, что она уже есть. То есть – врете от чистого сердца. Очень уж долго плывете, вот и чудится тем, кто у вас торчит на мачте, что впереди земля. Они орут: «Земля!» – не потому, что врут, а – желаемая галлюцинация!»