Рецензии на книгу «Жизнь и судьба» Василий Гроссман

По какой шкале оценить те моральные корчи, которые я пережила, читая Гроссмана? Это как если тебя бьют по лицу, а ты говоришь: «Спасибо, мне понравилось, можно как-нибудь повторить».

Лютая книга.
Она устроит тебе, читатель, допрос с пристрастием. В ответ на все вопросы можно только тихо мямлить и скулить. Она оглушает, бьет. Бьет сильно. По душе, по сердцу, по ушам, по мозгам. И вот, когда ты уже лежишь на лопатках обессиленный, оглушенный, и просишь лишь о покое, она прекрасным, образным, ярким, живым языком лупит тебя разрывными словами. Ты боялась книг о монстрах под кроватью? Забудь, я покажу тебе настоящий ужас. Я покажу тебе жизнь, я покажу тебе правду, от которой хочется выть. Можно закрыть глаза, заткнуть уши, но это бесполезно.

Ты, деточка, обвиняешься в малодушии и сознательном укрывательстве своей головы в песке. Не включала телевизор 9 мая, чтобы не ходить потом два дня с опухшими глазами? Сейчас пройдешь всю программу экстерном. И не смей отворачиваться! Это было. Это кровавая история твоей родины, твоего народа. Прояви уважение и посмотри на нее. Вот она – без купюр. Я покажу тебе истребление людей, природу страха, фанатичной веры, ненависти. Что, не нравится? Больно? Погоди, еще не так запоешь. Я покажу тебе Сталинград, я покажу тебе газовые камеры, вот твоё место в зрительном зале – первый ряд, вип-места. Вот тебе бюрократия, вот тебе бездарное командование, вот тебе генеральская грызня, вот тебе доносы, вот тебе, вот тебе, вот тебе!

В кровавом тумане видны судьбы людей. Физика Штрума, его борьба совести и страха. Сердечные метания Евгении Николавны. Крымова – фанатичной отрыжки революции, которая как шелудивая псина, пожрет свою же блевотину.

Это был страшный, мучительный опыт.

Вдох - выдох, вдох - выдох....Вздохнуть ..и не дышать, не дышать..
Когда читаешь много книг о войне, тоталитаризме, попрании прав и свобод человека, в какой-то момент начинаешь ошибочно полагать, что ты уже многое знаешь ....А потом встречается на твоем читательском пути роман Василия Гроссмана или тетралогия Юрия Слепухина (об этом чуть позже), получаешь щелчок по носу и заново открываешь какие-то страницы истории, переживаешь те моменты, которые были скрыты или не встречались так явно тебе до этого в литературе.

Чтение романа Василия Гроссмана абсолютно трудное занятие, с какой стороны не подойди к нему. Здесь очень много героев, как главных, так и второстепенных. И с ходу, сразу и не поймешь, кто он и что и зачем он тут. Будет этот человек дальше играть какую-то роль в судьбах других персонажей или ему суждено стать одним из многих, чтобы лучше показать трагедию, в которой оказалась страна и Родина.
И тут дело не только в войне, но и в ней безусловно тоже, когда советскому человеку пришлось отстаивать независимость своей страны и бороться с врагом, вероломно напавшим на нашу страну. Помимо этого ему еще постоянно приходилось внутри собственной страны доказывать, что ты не враг и не проводишь подпольные диверсии, изнутри подтачивая социалистическую Родину.
Получалось, что человек оказывался между молотом и наковальней, одновременно вынужденный и защищать ту систему, которая не давала спокойно жить и свободно дышать, и противостоять ей по мере сил..

И , пожалуй, с целью максимально полно показать это страшное положение, в котором оказался практически каждый советский человек, автор и вводит здесь столько героев и сюжетных линий. Тут и представители интеллигенции, занимающиеся перспективным направлением в ядерной физике, военные, будучи репрессированными и вернувшимися в строй в связи с началом войны, убежденные коммунисты, свято верящие в заветы партии и Сталина, лагерники, осужденные в 1937 году, рабочие, солдаты.

Как остаться человеком, как не предать себя и свои взгляды, память тех, кто ушел, то, чем жил, во что верил...Сложно чудовищно трудно, испытывая ежедневный страх и трепет, сохранять себя и не поддаться искушению, которое всегда рядом , вот оно манит привилегиями, распределителями, дополнительными пайками и личными шоферами.

Кажется, что пишет автор достаточно сухо и скупо. Много военных действий, различных воинских частей, званий и подразделений, в которых не грех и запутаться, но спустя время понимаешь, что это не главное в повествовании. В первую очередь человек и страна, человек и система, человек и враг.
А потом , когда ты только освоился с текстом, Василий Гроссман раз и вплетает в текст такие эмоционально насыщенные истории человеческих судеб, что все происходящее до этого наполняется еще большим отчаянием, болью и пониманием того, что нам, живущим сейчас, никогда не осилить меру того, что пришлось пережить тем поколениям. Эти страницы придают роману небывалую силу и звучание, за чтением которых забываешь как продирался через многие страницы.

Нельзя не упомянуть о том, что значительная часть романа посвящена еврейскому вопросу в те годы, гонениям, которым они подвергались как со стороны Гитлера и его системы, так и советской системы во главе со Сталиным. Но это здесь не самое главное и не лезет в глаза (если вдруг кто уже устал об этом читать), это часть вопроса человек и система в целом и так ли уж отличны были нацизм и сталинизм, одинаково направленные на подавление свободы и личности человека.

И еще один момент, о котором хотелось бы упомянуть. Судьба комиссара Крымова настолько яркая, насколько и типичная для того времени. Как хорошо быть уверенным в том, что другие могут быть врагами, и как трудно это сделать в отношении себя. И в связи с этим мне вспомнилась цитата из книги Артура Кестлера Слепящая тьма

Ошибочной оказалась система мышления; возможно ошибка коренилась в аксиоме, которую он считал совершенно бесспорной и повинуясь которой жертвовал другими, а теперь вот жертвовали им - в аксиоме, что цель оправдывает средства. Она убила революционное братство и превратила бойцов Революции в одержимых.

Своим романом автор каждому напоминает, что человек, нация, борющаяся за свободу, должны быть и сами свободны в собственной стране, что победа, достигнутая под Сталинградом должна была стать началом этого пути , но не стала, к сожалению, о чем и свидетельствуют судьбы многих героев книги. А окончание романа, кажущееся обрывочным, ставит запятую в надежде на возможные перемены к лучшему...

    Для того, чтоб лучше усваивать это произведение - его нужно читать вслух, пусть и самому себе, пусть шепотом, но вслух. Так блокируется эта вредная привычка, присущая многим современным читателям - при чтении перескакивать через строчку, ухватывать только самое важное, да и вообще - читать быстрее, чем успеваешь переваривать - для большинства произведений это вовсе не проблема, скорее даже плюс - их спокойно можно воспринимать через слово и через строчку, а некоторые и через абзац, но это - нет. Его нужно читать вдумчиво и медленно, произнося каждое слово отчетливо, интонацией выделяя каждую запятую и прислушиваясь ещё и к своему голосу, а не только доверяя глазам.

     Некоторые главы просто невозможно читать без слёз - они настолько трогают за душу, что передать это словами невозможно. Да и слёзы плохо помогают - просто не хочется в это верить, хочется отложить книгу, сказать, что такого не могло быть, забыть обо всём прочитанном - но вместо этого я листаю страницы всё дальше и дальше. Воистину, не только красота притягивает, но и уродство... Война - это как раз то уродство, от которого сложно отвести взгляд.

    Эта книга - хитросплетение судеб многих людей в единой системе, в общей борьбе против одного врага. Здесь мать пишет письмо из еврейского гетто своему сыну, а сын беспокоится о своих жене и детях, а его жена помнит и любит своего бывшего мужа и ребенка от первого брака, который погиб в военном госпитале... Тут учительница и военный описаны с одинаковой любовью к ним автора, тут офицеры и генералы равны перед читателем в своих добродетелях и грехах. Нет, это не просто книга - это срез истории Советского Союза, тогда ещё великого и могучего, это взгляд с разных сторон на один и тот же политический режим, на литературу и войну, на взаимоотношения людей между собой и с государством. Здесь есть всё - и поэтому герои как будто живые, читатель сидит с ними за столом, сражается на поле битвы, коротает дни и ночи в окруженном вражескими войсками доме, живёт...

     Нет, это произведение не о войне в чистом виде, и даже не о политической обстановке - она о людях, о многих-многих людях, которые так или иначе связаны друг с другом, которые, несмотря ни на что, продолжают радоваться жизни и дышать полной грудью, петь весёлые песни, лечить раненых, пить водку или чай в хорошей компании под приятную беседу, учить детей и наблюдать за красотами богатой русской природы, совершать научные открытия и просто философствовать в тишине ночи... Люди во время войны продолжают любить - своих родных и близких, друзей и товарищей, а ещё они продолжают влюбляться - и это трогательно... Такому сосредоточению чувств, оптимизма, горя, всего спектра эмоций в книге невозможно не восхититься - это шедевр. Бесспорный.

     Некоторые главы прям целиком и полностью просятся в цитаты - из них не получается  выделить что-то одно, самое важное, слишком уж они целостны и замечательны. Про дружбу и про фашизм, про добро и доброту, про антисемитизм и ощущение времени в бою... Про самые обычные человеческие ценности и про то, что было ключевым в то время. Как из песни слов не выкинешь, так и из этих глав невозможно пропустить и сточки - настолько они совершенны. Как по мне, так в школе могли бы с таким же успехом учить наизусть прозу Гроссмана, как и Толстого - его слова верны и ненавязчивы, его сравнения будут понятны даже школьнику - не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб прочитать и понять это произведение...

marfic , спасибо большое за рекомендацию! Без волшебного пинка я бы точно не осмелилась взяться за такое произведение:)

...Дочитав последнюю страницу, я в ту же минуту открыла книгу с самого начала. Перечитывала, просматривала, обдумывала...
Я поставлю ее с краю книжной полки - я буду периодически обращаться к ней, буду возвращаться к этим судьбам, к этим событиям, главное - к этим мыслям... Иначе у меня не получится, я в этом уверена.

Нет, тема не нова для меня. Великая Отечественная, репрессии, лагеря, разные судьбы... Об этом читалось, об этом думалось. Над этим плакалось. Не раз.
Но... Но что-то особенное есть в этом романе. Попробую сформулировать...
1) я уже как-то писала подобное о "Докторе Живаго" и сейчас в чем-то повторюсь:
такое ощущение, что мне в руки попали записки мудрого, повидавшего очень многое в жизни, человека. Это вызывает особую благодарность за доверие и трепет, это меняет восприятие: ощущение, что не роман художественный читаю - дневник, откровения, мучительные размышления...
Нет гладкости композиции, иногда как будто нарушена логика в делении на абзацы, на главы, не до конца прописаны образы, а судьбы героев ты вообще должен угадывать, складывая мозаику их жизни по обрывкам, по репликам, по оговоркам...
И что же?
Эти герои врезаются в твое сознание не менее ощутимо и явственно, чем если б они были написаны с яркой эмоциональностью и сентиментализмом.
2) я так и вижу автора, говорящего со мной. Нет, не просто говорящего - стремящегося КАЖДОЕ свое слово, КАЖДУЮ мысль, КАЖДЫЙ вывод и убеждение донести до моего сознания. Я вижу его, сидящего напротив, чуть подавшегося вперед, пытливо вглядывающегося в мое лицо: "Понимаешь ли ты, ЧТО я хочу тебе сказать???!!!".
Да, я понимаю...
И мороз по коже.
Ибо речь здесь ОБО ВСЕМ. Обо всех законах нашей с вами жизни.
3) я читала книгу почти месяц. Это было тяжело... Я проживала - с болью и отчаянием - судьбу каждого: русского генерала, еврея-ученого, немецкого солдата, большевика-заключенного... Я проживала не события - я проживала ИХ СОМНЕНИЯ, ИХ СМЯТЕНИЯ, ИХ НЕИДЕАЛЬНОСТЬ.

Это труд - читать такие книги, да.
Но...

(Я думаю, что чуть позже по-другому напишу о своих впечталениях. Пока написалось именно так. Извините за сумбур.)

Во всем виноваты люди

Если совсем коротко о книге Гроссмана.

1. Представителям старшего поколения читать эту книгу поздно. Если вы не сделали для себя определенных выводов и до сих пор не читали "Жизнь и судьба", то вас ничто уже не изменит.
2. Представителям среднего поколения, что в силу каких-то причин не прочитали Гроссмана в конце 80-х-начале 90-х, тоже читать его поздно. Ничего нового для себя здесь вы не найдете. Книга почти в тысячe страниц, есть еще первая часть похожего объема. Ниже привожу перечень концептуальных глав (чтобы кто-то мог реально сэкономить время), с которыми можно ознакомиться, не растекаясь мыслями по всяким изжеванным уже историям стыдливой интеллигенции, трогательной любви совестливых девушек исключительно с мужиками высшего командного состава и извечной нынче теме Сталина. Естественно, при чтении в конце 80-х книга была бы прорывом и откровением, но сейчас уже поздно топтаться. Теперь даже по Гроссману снимают фильмы, развернув его книгу к лесу передом, а к государству задом.
3. Представителям молодого поколения книга может и нужна, но вероятность того, что ее кто-то прочтет, мала. Читать не модно, а фильм уже действительность исказил как мог.
В итоге, "Жизнь и судьба" Гроссмана так и осталась произведением непонятно для кого, но мне из моего погреба это не кажется невероятным, напротив, кажется закономерным.

Если не совсем коротко о книге Гроссмана.

Гроссман - репортер и этим сказано многое. Текст писан максимально беспристрастно, потому выглядит объективным. Конечно, это совсем не означает, что он таковым и является. Давая одну из оценок, автор хорошо охарактеризовал собственный подход, говоря об индифферентном равнодушии шахматиста. Связав научные достижения 20 века с развитием фашизма (глава 19, часть 1), Гроссман в своей книге сам демонстрирует исключительно научный подход (разбавленный, конечно, по возможности как можно более простецкими историями), исключительную академичность. Его, конечно, никто в фашизме обвинять не станет, но ради справедливости, на которой так помешан Гроссман, стоит обратить внимание на похожий принцип построения. В подобном хорошо разбирается человек, у которого всегда собственный пример перед глазами.

И потом, Гроссман не Лев Толстой, который, в свойственной гению манере, нашел-таки когда-то камень преткновения в похожей ситуации - понял, что отрицать логику с помощью логики глупо. Да, Гроссман на фронте понаписал кучу заметок, понял и изобразил для себя принципы работы процессов, куда это было девать под давлением цензуры. О стране же в основном автор пишет так равнодушно, как рассказывал бы о пропавшем шланге из-под лестницы у дворницкой. Написано, впрочем, очень ясно и просто, структурировано, все разложено по полочкам. Уверен, что полы в доме Гроссман драил ежедневно. Точнее, кто там за ним убирал.

Явные цензурные недомолвки ( а цензуре здесь вообще нечего делать, "Жизнь и судьба" состоит целиком из сенсаций того времени, поэтому ее можно было только сжечь. Что с ней и сделали) тоже поданы в таком ключе, что нет никаких сомнений в их однозначности. Природа сразу же развернула Гроссмана лицом к читателю, такие тексты любят, они общедоступны, а если немного тонко польстить обывателям, то и вовсе можно прослыть знаменитым. Уверен, правда, что Гроссман считал свой природный талант исключительно личным завоеванием. Поэтому покоренные территории он использовал по полной, несмотря на то, что в общем-то такая надуманная простота изложения говорит о том, что автор невысокого мнения о предполагаемой аудитории. Если не глубокие, то, во всяком случае, серьезные мысли, которые выдают истинный облик писателя, перемежаются с очень разными на первый взгляд историями из жизни нескольких десятков героев. Вроде бы все на месте, Гроссман спустился в окоп, пожал руки бойцам, показав удостоверение спецкора, улыбнулся даже и ввернул грубое словечко, чтобы проканать за своего. Информации в итоге набрал вагоны, что и неудивительно. Герои получились совершенно однотипные - страдающие по одному и тому же поводу, скрывающие свою настоящую интеллигентность, мечущиеся среди быдла, лелеющие светлую мечту об идеально правильном светлом мире. В общем, все герои у него Гроссманы.

Эта несуразица, конечно, хорошо закамуфлирована, война помогла - все типа одержимы одной и той же мыслью. Ну, так в противовес героям Гроссмана всегда ставится что? Именно то, что характеризует на тот момент всех обыкновенных людей - грубость, постоянные мысли о хлебе насущном, местечковость. Не научились они мыслить глобально, подобно автору, свинью под дубом он не упомянул, но намекнул на нее. Немцы, кстати, ищущие собеседника-спорщика среди заключенных , чтобы провести вечерок за любимым занятием, здесь тоже Гроссманы (глава 15, часть 2). "Жизнь и судьба" - это документальный труд, ни к чему из нее было делать художественную литературу. Гроссман не похож на настолько наивного человека, который мог предполагать, что подобную книгу опубликуют. А "Жизнь и судьба", между тем, прошла цензуру, пусть и не реальную при жизни автора, а внутреннюю цензуру Гроссмана. Сам писатель в ней предстает перед нами подобно агнецу божьему, некая неестественность литературная бьет в глаза, как называется то, когда человек даже в туалете продолжает вещать нечто монументальное, с трибуны. Так это именно то, за что писатель наполучал премий (первая часть "За правое дело").

Текст пестрит отсылками к классикам, причем к классикам преимущественно русским, что тоже не наводит ни на какие позитивные мысли. Старый добрый прием восхваления, например, Пушкина, представляющего русский дух. Пушкина цитируют буквально везде, им завалены все полки в доме, "Вокруг Пушкина", "Друзья Пушкина", разговоры только на тему Пушкина. Все это делается с единственной целью - скрыть свою настоящую национальность. Понимаю, что сие не от хорошей жизни, но как это ужасно, когда человек начинает произносить пафосные речи уже наедине с самим собой. В описании одного из главные героев, физика Штрума, Гроссман совершенно выдал самого себя с головой, рассказав о расписании настроения у своего героя. Прекрасно жить, когда у вас даже настроение регулируется - утром вы озабочены, днем радуетесь по расписанию, а вечером с тоскливой серьезностью толкаете какую-нибудь патриотическую речь. И таланты искать не нужно.

Интеллигентский снобизм Гроссмана по сути - еще одна теория сверхчеловека, уверенного, что все в этом мире должно быть по его образу и подобию. Противопоставлять идею человечности науке, а самому прятать свой исключительно научный подход - понимаете, о чем речь? Книга на 80 процентов состоит из текстов попроще, которые в виде информационной сводки, построенной на сенсациях, выложил репортер, получающий от всего этого нездоровое удовольствие, ожидающий предсказуемой реакции масс, это он опыты такие проводит. Коренным образом от идей фашизма подход Гроссмана должно отличать неприятие насилия, но здесь, знаете ли, у автора в первую очередь всплыло откровенно личное, которое еще и наглым образом выдается за общественное (Гроссман, кстати, это понимал и описал в главе 16, часть 2, разумеется, отстранено, не приписывая себе). Дайте Гроссману возможность, он бы, подобно Канту, всю жизнь просидел в кабинете. Такой уровень равнодушия у него не предполагает только профессиональное и только национальное. За ним прячутся его личные страхи. По сути он боится людей вообще.

Гроссман дал три определения человека (можно это трактовать - самого себя) - свободный, разумный, добрый. Некоторые определения по Гроссману растолкованы выше. Свобода в кабинете на диване ( к ней, кстати, Гроссман пришел, потому и написал эту книгу), доброта, которую лучше так не называть ( очень характерна глава 8, часть 2, сочинение для второго класса на тему "Дружба" от Гроссмана) и , наконец, разум. Последнее определение неверное. Гроссман сам доказывает, что разум у него вытесняется добротой. Пусть доброта и показная, но здесь важен механизм. С чего бы ему приводить эти характеристики в виде перечисления, через запятую, будто они равноценные. То, что может существовать вместе, взаимно дополнять друг друга, не может быть взаимоисключающим. Следовало бы термин"разум" заменить на что-то типа "формальная логика" и тогда все встает на свои места.

Насилие, о котором так много пишет Гроссман (глава 50, часть 1), - это основа российской государственности, то, на чем покоится менталитет. Более того, первоосновы заложены государственной религией. Это непоколебимо и не менялось со времен крещения Руси. Гроссману в полной мере не понять садомазохистский уклон страны. Мог бы, конечно, встать на сугубо национальные лыжи, но еще не хватало, чтобы выбирать себе нацию в соответствии с собственной степенью садомазохизма. Можно, впрочем, попытаться выбрать страну. Изменение менталитета - этому Гроссман тоже посветил отдельную тему. Радуют эти отстраненные философы, утверждающие, что абсолютно все является порождением разума. Воля у них - порождение разума. Доброта - тоже. А буфетчик консерватории меряет Гайдна и Моцарта вечерней выручкой.

Мимо темы национальностей в "Жизнь и судьба" вообще пройти невозможно, но я это сделаю, отметив лишь один момент. Гроссман выдает себя за демократа, в его хвалебной песне Чехову (глава 66, часть 1) об этом говорится прямо, но постоянно использует на тему национальностей определения "наши" и "ваши". У меня не сложилось впечатления, что здесь Гроссман беспристрастен, вернее, как это у него обычно, равнодушен. Скорее, он провоцирует, подкидывает темы, чтобы самому наблюдать со стороны. Тема религий затронута Гроссманом очень осторожно, упор больше идет на "добро", именно так он называет мораль. В сторону христианства и буддизма автор умело и незаметно плюнул.

В общем, подытожу. После прочтения ставится необходимая галочка в собственном катехизисе рядом с пометкой "читал Гроссмана". Ощущение такое, что потратил время на не очень приятный роман, на вдоль и поперек известную тебе тему. Может Рыбаков и пользовался Гроссманом, но пересечение с ним громадное. Мне, собственно, неважно, ибо в данном случае речь не о литературной составляющей, которая у этих авторов несравнима, а об информационном наполнении. Налицо даром потраченное время, но как не читать "Жизнь и судьба" - этого тоже не представляю.

Упомянутые ранее главы романа.
Часть первая - Главы 19, 50, 66. Часть вторая - Глава 8, 15, 16.

Честно говоря, я ожидала, что "Жизнь и судьба" окажется типичным представителем военной литературы. И "типичный" здесь не значит плохой. Для меня типичная советская военная литература - это разрывающее сердце повествование о героизме советского народа, о фронтовой борьбе, битве не на жизнь, а на смерть. Да, "Жизнь и судьба" - это тоже военный роман, повествующий о Сталинградской битве, но на этом его сходство с другими прочитанными мной романами заканчивается. И я не удивлена, что роман этот пролежал под запретом целых 20 лет. В 1960-м году государство не было готово к такому пониманию действительности, к такому потоку сомнений. И только в "либеральные" 1980-е книга наконец-то увидела свет, и я удивлена, что ее до сих пор не изучают в школе, хотя, может быть за эти 5 лет, что прошли с моего выпуска, ситуация как-то изменилась, не знаю.

"Жизнь и судьба" - это не просто роман о героическом подвиге наших солдат, он - портрет эпохи! Не забыто ничто и никто. Линия фронта и глухой тыл, оккупированные земли и окружение, наши лагеря и немецкие, а также национальный вопрос. Гроссман задается такими вопросами, которые не решались произносить вслух при Сталине. С одной стороны он восхищается мужеством и силой русского народа, ярко описывает ежедневные подвиги солдат на самом жестоком и важном сражении за всю историю Второй Мировой, а с другой встает бездушная махина государства, тысячи репрессированных - казненных, ссыльных и самый важный вопрос - вопрос человечности. Можно ли остаться человеком, если ты подписал донос на своего друга? А как можно его не подписать, ведь иначе ты сам отправишься по этапу или получишь 10 лет без права переписки, что означает расстрел. Те люди, ярые коммунисты, которые еще вчера лихо строчили доносы, рискуют завтра сами оказаться на Лубянке. Гроссман живописует то удушающее состояние липкого страха, когда любой твой разговор на кухне мог оказаться в папке НКВД, а одно неверное слово, даже банальная опечатка в газете может стать пропуском на Колыму. Ни один учебник истории не сможет так ярко и точно отобразить не только настроения народа, но и его ощущения, эмоции, его бремя. Только читая такие книги, понимаешь, как же на самом деле жилось в те нелегкие годы, что по-настоящему волновало людей, как это было - знать, что в любой момент за тобой может приехать автомобиль и отвезти тебя на Лубянку. Теперь я как никогда понимаю, что не смогла бы жить в такой тяжелой атмосфере. В один момент вокруг одни друзья, а стоит тебе оступиться - и бывшие друзья уже готовы клеймить тебя с трибуны, в письмах, в статьях. Наверное, мне было бы также тяжело, как и Штруму. Я очень хорошо понимаю его метания и терзания.

Такие книги обязательно надо читать! И чтобы не забывать о геройстве нашего народа, грудью ставшего на защиту Родины, и чтобы не забывать о тех зверствах, что творило государство в лице Сталина, особенно тем, кто сейчас так ратует за то, что России нужна "твердая рука", тем, кто называет Сталина как самого великого руководителя России. Может быть, все так и есть, и рука нам нужна твердая, и Сталин был великий человек, но также нужно знать в каком страхе жил народ, помнить, что огромное количество людей пострадало безвинно в ту бесчеловечную эпоху.

Книги Гроссмана: «Глюкауф» и «Степан Кольчугин» прочитал еще в школьные годы. Особого впечатления они на меня не произвели, и я о нем забыл. Позже я понял, что мне «помогли» его забыть. У писателя сложилась тяжелая творческая жизнь. Всю войну он пробыл военным корреспондентом газеты «Красная звезда», побывал практически на всех фронтах, в том числе и в Сталинграде во время сражения за этот город, и не только. Гроссман был в числе корреспондентов, первыми ступивших в освобождённые советскими войсками концлагеря Майданек и Треблинка.
Во время немецкой оккупации Бердичева мать писателя Екатерина Савельевна была переселена в гетто и 15 сентября 1941 года расстреляна в ходе одной из акций уничтожения еврейского населения в Романовке.[14] До конца жизни писатель писал письма своей погибшей матери. Её история будет отражена в посвящённом ей романе «Жизнь и судьба»: мать Виктора Штрума тоже будет убита нацистами при уничтожении еврейского гетто[
Весь свой военный опыт и правду о войне Гроссман изложил в произведениях военных лет «Народ бессмертен», «Сталинградские очерки», другие военные очерки, которые сложились в книгу 1945 года «Годы войны». На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка «Направление главного удара»: «Железный ветер бил им в лицо, а они всё шли вперёд, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».
Накоплен огромный материал для художественного произведения об одной из решающих битв Великой Отечественной войны - Сталинградской. И Гроссман пишет два: сначала «За правое дело», опубликованное в «Новом мире» за 1952 год и переработанный после разгромной критики в партийной печати. На Втором съезде Союза писателей СССР в 1954 году А. А. Фадеев признал, что его критика романа как «идеологически вредного» была несправедливой. Затем последовало продолжение в виде романа, получившего название «Жизнь и судьба», носящего резко антисталинский характер, над которым писатель работал с 1950 года, рукопись была отдана автором для публикации в редакцию журнала «Знамя». В феврале 1961 года были конфискованы копии рукописи и черновики при обыске КГБ дома Гроссмана. Была изъята и копия романа, находившаяся для перепечатки в редакции журнала «Новый Мир». Главный редактор журнала «Знамя» В. М. Кожевников сам отдал свой экземпляр в КГБ. Пытаясь спасти свою книгу, В. С. Гроссман написал Н. С. Хрущеву:
«Я прошу Вас вернуть свободу моей книге, я прошу, чтобы о моей рукописи говорили и спорили со мной редакторы, а не сотрудники Комитета Государственной Безопасности.… Нет правды, нет смысла в нынешнем положении, в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал свою жизнь, находится в тюрьме, ведь я её написал, ведь я не отрекался и не отрекаюсь от неё.… Я по-прежнему считаю, что написал правду, что писал её, любя и жалея людей, веря в людей. Я прошу свободы моей книге».
В конечном счете, Гроссмана принял член политбюро М. А. Суслов, огласивший подготовленное референтами (сам он роман не прочёл) решение о том, что о возврате рукописи «не может быть и речи», и что роман может быть напечатан в СССР не раньше, чем через 200—300 лет.
Другая копия романа, сохранённая другом Гроссмана поэтом С. И. Липкиным, в середине 1970-х, уже после смерти писателя, с помощью А. Д. Сахарова и В. Н. Войновича была вывезена на Запад. Роман был опубликован в Швейцарии в 1980-м. В СССР роман вышел с купюрами в 1988 году, во время перестройки.
Эту публикацию я пропустил, так как меня не было в стране. А поскольку о писателе практически продолжали молчать, то и я так и обратил внимания на этот роман.
Напомнила мне о нем демонстрация одноименного сериала на Первом, после которого я и взялся за чтение романа. Читался он очень долго, его нельзя было читать, проглатывая страницу за страницей. Приходилось постоянно возвращаться к прочитанному, так как в нем все было необычно: много сюжетных линий, много отступлений, определенная разбросанность. Да и вообще он написан не так, как другие книги о войне, которых я прочитал множество. Скорее она о том, что происходило в стране на фоне развернувшегося сражения. Эмоции переполняли меня, и до сих пор они не улеглись, чтобы связно изложить их здесь. Поэтому простите за сумбурность, но, скорее всего к оценке этой книги придется возвращаться еще.

А колоссальная книжка-то. В лучших традициях классической русской литературы. И с Толстым можно сравнить, и с Чеховым, но сравнивать не хочется, а хочется читать. Конечно, если пролезешь за амбразуру первых страниц 50-ти. Потому как сначала ничё непонятно: где, кто, почему, что за комдив и чем он отличается от комбрига, и почему автор не представляет своих героев (ну там, как выглядит, где учился, на ком женился и всякая такая ознакомительная ерундовина). Но это я сама виновата. Книжку я взяла в библиотеке, и там черным по белому в аннотации - первая часть "За правое дело". Но ленища одолела меня, объемище - 800 страниц "Жизни и судьбы" - сделали свое черное дело и я решила, что разберусь и так. Ага, я то разобралась, однако герои ни в какую не отпускали меня, тянули из меня жилы и в результате я плюнула и прочитала таки первую часть (уже после прочтения Жизни и судьбы) этой дилогии и ни капельки не пожалела. По моему частному мнению, читать вторую часть без первой не очень разумно. Развитие характеров - это первое, советские агитки, в конце концов, можно пропускать между ушей, а книжка-то не хуже "Жизни и судьбы". Вот без первой части не поймешь ни характера, ни облика, ни жизни Березкина, а ведь он для автора важен, не зря ж Гроссман именно на Березкине закончил книгу. А Вавилов? Нету во второй части Вавилова, а какой мужик, а?
Короче, даже не жалею, что прочитала так странно шиворот-навыворот, ибо умершие - воскресали для меня, и полюбившихся героев и узнала более четко, полно, а потом ещё просмотрела вторую книжку и много чего прояснилось. Так что, читать "Жизнь и судьбу" без "За правое дело" так же странно, как читать мир без войны или войну без мира у Толстого.

И такое сравнение с Толстым не случайно: широкое полотно предстает перед нами. Военные действия - атаки, контратаки, танки, блиндажи, самолеты, трусость и храбрость перед лицом смерти; и фашистские концлагеря, и наши, репрессии и еврейские казни, пытки на следствие и доносы; любовь и супружеская, и фронтовые жены, и первая чистая, и страсть, и женолюбие, и горечь разлуки, и безысходная боль от вдовства; и тут же тебе – наука, научные открытия, тыловая жизнь, смерть ребенка, смерть матери, рождение первенца, самоотверженность и подлость, предательство и готовность пожертвовать собой.

А какие человеческие характеры, какие люди, и как написаны честно, без прикрас. Навсегда вошла в мою жизнь Шапошниковы – и глава семьи, матриарх Александра Владимировны, и стрекоза Женя, и прямодушная, подкошенная горем Людмила Николаевна, и Штурм с Надькой, и Вера с маленьким ребенком, и её отец – вдовец Степан Федорович; и командир танкистов Новиков, безумно влюбленный в Женьку; и первый муж Жени честный, принципиальный Крымов, попавший в стальные зубья капкана репрессий; и старик Мостовский, коммунист и фанатик, пред смертью успевший предать товарища с кулаками в семейном анамнезе; и Софья Осиповна, врач-хирург, обретшая материнство в смертный час; и Березкин, трепетный семьянин Березкин, хорошо умеющий шить (это из первой части); и из первой части же Вавилов, отличный мужик, работящий, хороший муж и отец, бестрепетно встретивший свою смерть на развалинах сталинградского вокзала; и Анна Семеновна, глазной врач, до последнего дня работавшая, написавшая из гетто письмо своему сыну Штурму перед смертью, которое я считаю одной из вершин русской прозы. А трепетные мальчики – лейтенанты Толя Шапошников и Викторов Ваня, некрасивый Викторов, которого полюбила Вера, а ушастый, вроде бы немой украинский мальчонка, которого безжалостно унесла смерть на середине великой реки. И бойцы, простые солдаты, которые кровью своей напоили землю допьяна.
Безумно благодарна Маше marfic за совет. Спасибо, это одна из немногих книг, которые силой своей, чистотой и мощью немало влияют на жизнь и судьбу читателя.

И прошу помощь зала: посоветуйте хорошую книжку про ВОВ, пока я в теме и не забыла, кто такой комбриг. Я так в памяти покопалась и похоже читала только «А зори здесь тихие» по школьной программе.

Роман, распавшийся на рассказы

Вторая часть дилогии Гроссмана вызвала во мне очень противоречивые чувства. С одной стороны, книга сильная, книга страшная, некоторые сцены намертво врезаются в память. С другой стороны, несколько существенных (лично для меня) недостатков не позволили поставить книге высшей оценки и немного подпортили общее впечатление.

Еще в первой части бросалась в глаза некоторая разрозненность повествования. То мы здесь с одними героями, то уже совсем в другом месте с другими, а потом в третьем, а потом в четвертом... Но там меня это не так сильно напрягало, потому как я, зная, что это первая часть и есть продолжение, думала, что это автор так расставляет на доске фигуры для будущих действий и что повествование сольется в одну общую картину. К сожалению, я так этого и не дождалась. Было ощущение, что я читаю сборник рассказов, в которых периодически герои просто знакомы с героями из других рассказов. Не сложилось у меня впечатления общего полотна, к моему глубочайшему сожалению.

Вторая моя претензия в том, что автор попытался уж слишком много тем и проблем вложить в свою книгу. Ну, не люблю я такого. Тем более, что темы страшные, серьезные, их нельзя лишь затронуть, а тут прям все: и война, и отношение к военнопленным, и холокост, и сталинские лагеря, и репрессии, и раскулачивание, и коллективизация, и голод 30-х, и антисемитизм в СССР, и проблемы науки, и возможно еще что-то, про что я уже благополучно забыла. В общем, "...смешались в кучу кони, люди,.." Тем более, что показано все это опять урывками, кусками, автор, а вместе с ним и читатель мечется от одного к другому и общее впечатление от этого сильно смазывается. Я бы на каждую из этих тем отдельный роман бы с большим удовольствием прочла. Особенно на тему Сталинградской битвы, я почему-то считала, что книга в основном ей посвящена, но как говорится, ваши ожидания...

Ну и последняя моя претензия - это оборванные линии почти у всех героев. Несмотря на немаленький объем книги, финал показался мне откровенно оборванным. Что случилось, например, с Сережей Шапошниковым? А дальнейшая судьба Жени? Крымова? Новикова? Что, догадайся мол сама?((( Обидно, многие герои мне нравились, их судьба мне не безразлична и я хотела бы о ней прочесть, но...

И все же, несмотря ни на что, книга заслуживает хвалебных отзывов и того, чтобы ее читали. Много сильных сцен, много запоминающихся моментов, много интересных мыслей, которые хотелось выписать, много тем для размышлений. Хоть и не совсем у меня срослось с данным романом, все же я ни чуть не жалею времени, затраченного на его прочтение.

Когда читаешь «Жизнь и судьбу» перипетии «Войны и мира» кажутся детскими и наивными, а вопросы затронутые в «Преступлении и наказании» - частностями, о прочих авторах даже не вспоминаешь, настолько величественно и эпохально, но в то же время просто то, что держишь в руках.

Никогда, никогда еще я не читала такой книги. Кажется, это не книга вовсе, а срез жизни: настоящие, самые подлые и самые светлые мысли и чувства каждого из героев, природа, такой, какой ее видит глаз и чувствует сердце, история без прикрас и искажений - хроника событий вместе с людьми, жившими в этот день, час и миг. Такой запомнилась мне «Жизнь и судьба».

Писать же о каждом из героев бессмысленно: обобщить человека до двух-трех строк невозможно, если уж сам автор не пошел по этому пути, лишь вырвав куски из их жизней, то куда уж мне.

Эту книгу я прочту еще не один раз, чтобы найти ответы на насущные вопросы, чтобы простить себя за ошибки, чтобы поверить, что в жизни есть место добру, любви и счастью, хоть на страницах речь чаще заходит о предательстве и смерти. А что поделаешь? Война, тоталитарная власть вождя, лагеря, доносы.

margo000 , спасибо тебе! Благодаря тебе моя жизнь целых три недели была наполнена чем-то важным, вечным.