Рецензии на книгу «iPhuck 10» Виктор Пелевин

Ююд
Зююююю ж-д, эжддб-д эдж ДЖД жжббб

В принципе, на этом вполне можно и закончить обсуждение нового романа Виктора Олеговича Пелевина. Так будет честно и по отношению к нему и по отношению к его читателям. Ну да, у кого-то может и возникли вопросы по поводу ДЖД, но просто повнимательнее прочитайте третью главу. Желательно - на чешском и приседая на одной ноге. Вот видите, все стало гораздо метапонятнее. Конечно, кто-то подумает, что я тут предаюсь бессмысленному архаичному сарказму? Что ж, это так. Но несет ли он органический негативный подтекст? Или же все-таки, опираясь на принятые среди масонских люмпенов экскуссии, можно транспарентно делегироваться в некую иную сущность, скажем, в ИДИХ (Иррелевантная Дихотомия Иннтелектуальной Хандры). Безусловно, вопрос интересный. Я предлагаю ВАМ (высокие антропоморфные малыши) не заострять свое внимание на этом, а сразу перейти к сути. Или к ссути. Это как у кого получится. V konce koncov mi vsego lish skromnie kritiky V.o. Pelevina O.v.

Я, кстати, теперь хорошо понимаю, почему Виктор Олегович Пелевин (уже боюсь представить, ЧТО именно скрывается за этим именем, но об этом дальше) издается каждый год. Писать в таком, эээ, "штиле" очень легко и ненапряжно. Стоит всего лишь выписать на бумажку имена главных героев (чтобы не забыть, хотя, в принципе, это не очень важно) и примерное количество остроумных АЛЛЮЗИЙ и МЕТАФОР (чтобы поддерживать нужный уровень "пелевины" - ударение на И). Все остальное, правда, может создавать (лет через 20 точно) литературный генератор-алгоритм. Это немного тревожно, в конце концов, не знаю, помнят ли сегодняшние хипстеры и миллениалы, но Виктор Олегович раньше мог строить более осмысленные конструкции, в которых (я знаю, это сложно представить) даже был сюжет. В, прости Господи, напишу всего один раз, "iPhuck 10" тоже вроде бы есть и сюжет, и структура, и два главных героя. Но текст настолько перенасыщен разного рода остроумными (это если еще понять, где там остроумно) конструкциями, что как-то в общем тяжеловато и оно не плывет. Все равно что прийти за носочками в H&M - три этажа лабиринта, где есть ВСЕ НА СВЕТЕ, а носочки где-то в конце, на кассе. Я знаю историю, как один молодой человек пришел за нижним бельем, но в процессе поиска нашел жену и счел лучшим завести семью, чем дальше искать трусы. Так и у Виктора Олеговича - его романы все больше и больше превращаются в литературный магазин Ikea, куда ты приезжаешь за чем-то конкретным, но в середине пути уже не понимаешь за чем.

Так, ладно, я уже чувствую снисходительные "да ты просто тупенький" и "поздний Пелевин стал совсем недоступным для неискушенных любителей чтения". Что же, конечно, я себя даже близко не отнесу к искушенным пелевенистам (или, как их еще называют – пелевникам), но я прочитал "Желтую стрелу" раньше, чем некоторые из современных и прогрессивных экспертов перестали писать в штаники. Разумеется, можно предположить, что юный возраст многих рецензентов не мешает им быть искушенными специалистами по творчеству Пелевина, а в школе у них одни пятерки по литературе. Тогда, видать, я правда где-то потерял ключик к творчеству мастера русского абсурда и нечитаемой ерунды. Или, может быть, Виктор Олегович и правда теперь пишет плохие, ну вот очень плохие книги. Они уже и не книги вовсе, а просто какой-то трудночитаемый и абсолютно неперевариваемый набор чересчур глубокомысленных метафор за отчетный год. Знаете, в некоторых играх и фильмах есть так называемые "пасхалки" - это когда автор оставляет в своем произведении какую-то остроумную шутку или отсылку. Так вот, новый Пелевин просто завален ими, как будто эту книгу писали 45 выпускников филфака. Как и зачем через это продираться – большой вопрос. Но судя по тому, как некоторые из моих знакомых реагируют в социальных сетях – кому-то это все еще очень надо. А если кому-то очень надо – Маяковский уже давно все сформулировал, «значит – это необходимо».

Ну и я не могу не сказать о нем. Об авторе. На Медузе недавно появился материал - интервью с многолетним "редактором Пелевина" Ольгой Аминовой. Она рассказывала какой Виктор Олегович лапка, как с ним приятно работать, какое он уделяет внимание обложке нового романа (... КОТОРЫЙ УЖЕ ПРОДАЕТСЯ ВО ВСЕХ МАГАЗИНАХ СТРАНЫ). Ладно, как бы Бог с ним, нативная реклама такая нативная (это когда можно рекламировать без обязательной пометки), но секундочку. Мне показалось, или кто-то официально заявил, что общается с Виктором Олеговичем? В смысле, он существует, и он живой человек. Чьих фотографий никто не видел уже лет 15. Я, кстати, специально поискал зрелые фотографии главных затворников американской литературы - Сэлинджера и Пинчона. Да, без проблем, пожалуйста. Я не хочу развлекать вас своей паранойей, и я буду считать Пелевина самостоятельным творящим человеком, пока не откроется обратное. Но если оно откроется и окажется что последние его 5-6 книг написал Сурков вместе с 45-ю выпускниками филфака - я удивлюсь меньше, чем если Сэлма Хайек начнет отвечать на мои сообщение в Инстаграме.

Так что же это такое - быть главным писателем нашей отечественной современности? Странные и плохие книги раз в год, "он живет где-то в Германии, но никто не знает где конкретно", всегда повышенное внимание и интерес критиков, огромные тиражи. Еще Пелевин иногда возникает в списке претендентов на победу в Нобелевской премии (кстати, мои おめでとう великому британскому писателю Кадзуо Исигуро). Так вот, знаете какой у меня вопрос - это правда потерявший свой огненный глагол писатель-затворник, который в 2017 году избегает всех фотоаппаратов (Боже, да даже будущую Королеву Кейт Миддлтон голую уже сфотографировали), либо это кем-то финансируемый, кем-то лоббируемымый, кем-то еще что-то проект, который 25-м кадром что-то с нами делает. Я не знаю что хуже. Но если в следующем году выйдет еще одна непонятная перенасыщенная притча про выборы 2018, секс и общество потребления, то моя маленькая паранойя официально начнет ходить, говорить, а потом пойдет в первый класс.

И, да, кстати - вы знаете, что количество символов в этой рецензии равно году восстания полабских славян в Германии, а ВОППЕР в Бургер Кинге расшифровывается как Виктор Олегович Пелевин Перманентно Ест Рыбу? Всем дискурс.

Шав е-Фокт

Жизнь да. Но ой

Окутанный тайной выплывает из неизвестности этот роман, который быстро-быстро анонсировали и ещё быстрее выпустили, пока у всех жопы от недоумения не остыли. Первая мысль: Пелевин так старался наконец написать книгу, которая не устареет с содержимым до момента её издания, что на счету была каждая минута. Так сказать, догонял семимильными шагами паровоз современности, чтобы уже запрыгнуть. Даже получилось.

Впрочем, причина того, что догнал-таки актуалочку, как мне кажется, простая. Во-первых, отказался от тяжёлых гирь сиюминутных мемасиков, перейдя на более серьёзный анализ трендов и явлений. Во-вторых, немного переориентировался в целевой аудитории и пишет явно для молодёжи, которая хорошо знает «Чёрное зеркало», глубины интернета и тенденции современности. Например, он явно стебёт популяризацию феминизма (и одновременно стебёт выстёбывание феминизма, привет, Нолан!) и даже винишек-тян, хотя такого термина при написании романа ещё точно не было, зато явление было.

Иной подход в сочетании со старыми-добрыми традициями даёт неплохой результат. Сразу в предисловии он раскладывает весь товар лицом и побольше, побольше! Мы как в дайджесте понимаем, что ждать дальше: стёб, фирменные каламбуры, многое из писательской кухни, философию и эзотерику в небольших быстрорастворимых количествах, литературный минимум школьного уровня для понимания пасхалочек (ну, на самом деле, чуть больше школьного уровня, потому что в общих чертах неплохо бы представлять не только «Преступление и наказание», но и ещё пару книжек), много матричного киберпанка и будущего с вольной фантазией. Убежал в безопасное пространство, теперь вместо того, чтобы гнаться за мемами и трендами, можно расположить всё в условном через-много-лет и самому придумывать и мемы, и тренды. Весь свой писательский талант, как мне показалось, Пелевин тоже вложил в начало, поэтому первая треть (даже чуть больше, почти половина) — это быстрый, густой и разнообразный кусок всякой всячины, которая не успевает наскучить клиповому мышлению, но при этом не фрагментарна, просто умело перемешана. Даже привычные метафизические телеги занимают не несколько страниц, как раньше, а лишь несколько абзацев. Впрочем, во второй половине читатель уже на крючке, можно расслабиться, так что натянутое плотное повествование провисает, телеги расширяются, плоть рыхлится и дряблеет, но всё ещё достаточно хороша, чтобы довести до бодренького финала не без неожиданностей. Хотя на твистах сюжет не строится, и это тоже неплохо.

Условное будущее весьма схематично обрисовано быстрыми штрихами, так что сведения о нём вылавливаешь по крупицам. В России монархия (как будто кто-то удивлён), на троне сидит клонированная версия, созданная из славных российских правителей, кусочков усов Никиты Михалкова и ещё поскрёбышей по сусекам генофонда, чтобы вывести устойчивую породу хорошего правителя, авось повезёт и он не будет мерзавцем. В Европе — еврошариат и Халифат, азиаты с ними лениво перепукиваются ракетами, а РосИмперия прилежно взымает комиссионные за право их перелёта над своими территориями, тем и живёт. США распалась на два куска за Великой Мексиканской Стеной, в одном из которых живут более тёмные и привилегированные гиперкомпенсированные граждане. Всё это любопытно, но не очень важно, это я так, завлекалочку пишу. Важно то, что во всём мире производители ведроидов и ойфонов переквалифицировались в производителей секс-роботов с дополненной виртуальной реальностью, потому что только это и интересует большинство граждан. Заодно они втихушку сделали обычный секс делом криминальным и подзапретным, чтобы больше заработать на роботах. Вроде как виноваты в этом злые половые болезни, но на деле, ясен-красен, корпорации продавили всё, что надо.

Кстати, интересен путь, каким культивировался постепенный отказ от секса. На мозги капали в основном девочкам, потому что если они не захочут, то никто не вскочит. Вообще тема феминизации и вреда толерантности как-то очень спекулятивно и нарочито красной тряпкой проходит через весь роман. Даже главная героиня «баба с яйцами» (нет, только метафизическими), которую я всё хочу назвать Марусей Климовой, с говорящим именем и говорящей фамилией, является гиперболизированным продуктом эпохи. Автор в принципе вкидывает много провокаций, кое-где даже перестарался. Например, провокация на литературных критиков в какой-то момент переплёскивается через край и показывает припекание важных тыловых мест, хотя Пелевин и защитился достаточно надёжно хитрым приёмом «я в домике, это всё так и задумано, это вообще стилизованный персонаж, а если кто на меня спроецировал, то я затроллил, а если кто обиделся, то я затроллил». Окей, поверили, ни у кого не припекает от слов про исписался, уже не торт, одно и то же пишешь, да кто вы. Никакой тиньковщины.

Мне вообще подумалось, что второй главный герой кверху дырой, то бишь Порфирий Петрович, искусственный интеллект (который расследует криминальные дела и параллельно пишет про это романы, чтобы себя окупить), — это не столько самоирония и самопародия, сколько необычная попытка спроецировать читателя, как сотворца автора. Ведь читатели детективов тоже расследуют дела своеобразным теоретическим способом, тоже млеют от красочных деталей, но всё равно концентрируются на сюжете и движухе. Теме сотворчества и творчества, как божественной или небожественной штучке, в принципе много места уделено, но тут уже я не буду карты раскрывать, чтобы не портить чтение.

Порфирий Петрович, кстати, интересный и точный выбор для названия программы. Ведь он не только блестящий следователь, что важно для текста, но ещё и в потенциале (что следует из текста «Преступления и наказания») когда-то был таким же пылким и дерзновенным, как Раскольников, разве что до дела убийства старушек не дошёл. Поэтому он так хорошо его понимает и дёргает за ниточки, поэтому у ИИ Порфирия хорошо получается моделировать «невинную 17-летнюю» версию. В начале романа есть любопытная теория о полюсизации культуры и искусства на маргиналов и профи, каждые из которых для популярности пытаются мимикрировать друг под друга, так вот Раскольников и Порфирий — как раз такие две полярности, только не в культурной сфере.

Тема искусства вообще (и литературы в том числе) — пожалуй, самая выпуклая в романе, тем более, что главная героиня — искусствовед. И тут тесно вплетается линия превращения критика в творца, перетекания одного в другое, смешивания в одно целое. В абстракции это не очень понятно звучит, но когда будете читать текст романа, то увидите, как часто и разными способами это проявляется.

Пелевин достаточно самонадеянно пытается обозвать одним словом всё то искусство и литературу, которые сейчас существуют. Для этого он использует слово «гипс», хрупкую, но долговечную при бережном уходе субстанцию, повторяющую формы всего, что она облечёт. Легенда происхождения такая (мне понравилась, поэтому кратко перескажу): Бог умер, его сбил грузовик философии современности, такой своеобразный Бейонд (все, кто после крупных имён), и вот он валяется, кажется, мёртвый. Но вместо того, чтобы его похоронить и оплакать, люди закатывают в гипс, кричат Are you ok? и делают вид, что если сейчас подуть на вавки и приложить подорожник, то всё заживёт. Под гипс не заглядывают, поэтому бог — бог Шрёдингера в гипсовом саркофаге, а этот самый гипс — это метафора искусства, которое выросло из последней боли и страдания в этом мире, потому что дальше уже ничего настоящего не будет, только бесконечный секс с гаджетами. Секс так же мёртв и загипсован, как бог и культура.

Вообще, роман тесный и неуютный. Нет улиц, нет антуража, нет помещений, только какие-то условные пространства, между которыми перемещаются в душных уберах. Всё пространство — воображаемое, условное, киберреальное. По тексту раскиданы сотни мелких приятных находок разной степени камуфлированности. Узнать очки Пелевина на Порфирии легко, узнать на нём же очки Канта уже сложнее. И такая многослойность проявляется в куче мелких мимолётных деталей, причём Пелевин в разы меня умней и опытнее, значит, я огромного их количества просто не заметила и не вычислила. Но и обнаруженной доли достаточно для того, чтобы довольно улыбнуться в воображаемые усы или бакенбарды — этой причудливой мозаичности ради игры давно уже не хватало в пелевинских текстах. Тут же всё в лучших традициях, и даже на самый распафосный и глубокий диалог тут же найдётся анальная шуточка, спускающая с небес на землю, а глубокая сатира приобретает почти лубочные формы китча («Путин похищает радугу у пи**расов», ага). Вот ведь какая штука. Пелевин очень сильно и в то же время тонко ласкает читательское эго, подбадривая его ощущением псевдоэлитности при чтении. Но при этом и обсыкает этого самого зарвавшегося читателя иронией. С другой стороны, когда он открыто начинает обоссывать читателя или, например, критика, то под конец он для равновесия его всё же немножко и хвалит. Чудесно гармоничный человек.

К концу роман уходит глубже, к старой знакомой — «Матрице» и игре с тем читателем, который не воображаемый в книге, а вот ты. И я. Внедряет паранойю по поводу того, а реальные ли мы все, или просто застряли в какой-то не слишком приятной чужой игрушке. Может, наш незагипсованный боженька вполне конкретный и заставляет нас пинками выполнять какую-то дурацкую задачу, соль там передать. Но это так, одна из ветвей для размышления. Всех нас всё равно переедет огромной печью толерантность, а творец в буквальном смысле овладеет своим создателем, пигмалионы отдыхают.

Радует, что Пелевин наконец-то перестал палить в экзистенциальное молоко картонных мишеней и если и попадать, то в самый краешек. Теперь он с пушками наперевес повернулся к людям вокруг себя в этом воображаемом метафорическом культурном тире и расстреливает их. Уже развитие. Выстрелить себе в висок или закинуть пушку куда-нибудь подальше у него пороху не хватит (мама, смотри, я король каламбуристики!), слишком велико любопытство, что из всего этого выйдет. А из авторского самоубийства ничего кардинально нового не получится.

Если любите старого Пелевина, то почитайте, ну хорошо же вышло, всем ожидания потешил. Мистификации и заговоры тут тоже по щепотке есть, всё как мы любим.

Заметки о читаемом в телеграме

Приключения Электроника

Я опять сделал фейспалм. Материала в сети было много.

Я давно смирилась с Пелевиным и, в силу годами выработанной привычки, воспринимаю его, как явление неживой природы в трактовке учебника для второго класса. Солнце стоит низко над землей и слабо греет - забирай пуховик из химчистки. С рек и озер сходит лед - пора и мне что-нибудь лишнее сбросить. Вышел новый Пелевин - надо читать. Очень удобно, и поругать не возбраняется, мол, моросит и моросит по темечку - сколько можно! - и искренне порадоваться, когда наконец-то распогодится. "А вот в прошлом годе Пелевин настоящий был - сугробы по колено, не то, что нынче" или "море, ничего, тёплое, а вот Пелевин какой-то туманный выдался" или вот ещё "старожилы не запомнят такого лютого Пелевина"... Стоп. Листая дневник наблюдений, могу сказать, что для меня лучший Пелевин - предсказуемо "Чапаев и Пустота", лично разгромленный когда-то с юношеской отвагой и непонятными целями в ныне упокоившейся малотиражке. Но тогда, припоминаю, и солнце светило в полночь, и разбитые коленки воспринимались недвусмысленно, мужчины в декретном отпуске были диковиной, а заброшенный факультет философии и анкх на шее с полным правом позволяли мне считаться целевой аудиторией писателя... Что я делаю здесь и сейчас? Поддерживаю светскую беседу о погоде, не иначе.

Книга от первого лица о похождениях и - не побоюсь этого слова - перерождениях компьютерной программы, наделённой именем-отчеством, бакенбардами, писательским талантом и всеми признаками альтер-эго, оказалась, в противовес вышесказанному, на удивление живой и трогательной. Это очень по-человечески слабая книга с одним беспроигрышным ходом - декларативное и почти порнографическое "обнажение приёма". За выстроенной во всех мыслимых измерениях стеной иронии - само- и не очень - отчетливо проглядывается автор, который знает, что язык - штука скользкая, поймать за него очень сложно, знает, что его хорошо видно и, скорее всего, знает, зачем ему это понадобилось. Всезнание Пелевина сомнению подвергать - моветон.

"При всей кажущейся прозрачности Порфирий был непроницаем, я не знала про него ничего - несмотря на его сиюминутную готовность откликнуться".

Так что радуемся - наконец догадались, где у Викторолегыча кнопка и смело разглядываем заготовленный реквизит для модного показа "осень-зима 2017". Каковы тенденции и что носится в воздухе? Так.. Клонированный самодержец, усы Михалкова, верховный муфтий Парижа, воины Халифата, которые почитают христианскую святую Ангелу Меркель, эпическая фреска "Путин похищает радугу у пи..арасов", что-то странное с Америками, англичанка гадит, сексом трахаться нельзя.. Он что, вместе с геополитически подкованными бабушками на лавочке по сети сёрфил? Лысая феминистка в шипастой сбруе... Чо, серьёзно?! Актуальное искусство - Бэнкси, Павленский и продуманный продакт-плейсмент? Дверь из сортира в секретном сейфе? Boooring... Со мной понятно, я в мастерской выросла и до определенного возраста не подозревала, что люди могут жить где-нибудь ещё, а не на антресолях за старыми подрамниками, и спокойно ходить по ночам на кухню попить водички, не опасаясь, что сейчас им прочтут подробную лекцию о том, где дематериализация объекта, а где разводка для лохов, проплаченная das Kapital. Но я и теперь думаю, что дискурс этот массовый и доступный, более того - ветхий и вышедший в тираж, как упомянутая в романе картина Марка Ротко, "ей больше ста лет".
И еще вот эта хипстерша, которая грехи молодости замаливает в ближайшем Подмосковье:

"эх знали бы бесстрашные молодые оторвы,ужасающие своими подвигами сеть, что активизм во все эпохи разный, а вот старость, иконы и коты - одинаковые во все времена."

У меня ряд безнадежно риторических вопросов в пустоту. Откуда столько домотканной дидактичности и траченых молью надуманных траблов? Так ли уж необходимы умилительные в своей мстительности эскапады в адрес критиков? (ответ-таки: да. Их растащат на цитаты, а то и на лозунги, и упомянет каждый первый критик в своем мадригале). Зачем было тревожить дух Хайдеггера, на облаке какой бы формы он ни сидел (тоже ведь растащат, а это уже не столь безобидно, как кажется). И некоторые специфические и необъяснимые особенности авторской орфографии, призванные, очевидно, декорировать ад для перфекционстов и зануд, в котором, как известно, ничего интересного не происходит, а только щербатые котлы несимметрично стоят. "Супремасизм", ладно, забавное словечко, в копилку к "высоте птичьего помёта". "Сфинктор" и "рэппер" тоже пропускаем, дёргая веком. Но вот "транскарниальная стимуляция" - за что? Это ж - как их бесов? - "андронный коллайдер" и "индентефикация" какая-то получается. В обычного гражданина немедленно бы стали тыкать пальцем и снисходительно иронизировать над его дремучестью. Но Пелевин не мог же! не может не знать, как пишется, а значит есть тут скрытый смысл такой глубины, сравнимой лишь с максимальной глубиной проникновения красной телефонной будки.

Нейрозаместитель Пелевина мечется по роману, как фигаро-тут, меняя цвета, обмундирование и гендерную идентичность. И в интертекст он умеет, и женскую душу понимает, и кино снимает, и каламбурит, как настоящий, и афоризмы впрок запасает, и сам на себя рецензии пишет, и гамлетовские монологи произносит, без дураков, мощные. И всё не по мне, мимо. Чего же тогда четвёрка стоит? Ну, во-первых, приятно, что ни говори, "оценки ставить за тройные прыжки". А, во- вторых, лета в этом году не было, зато Пелевин - был.

Не удержалась я, наслушавшись и начитавшись восторженных отзывов, дескать это чуть ли ни лучший роман Пелевина, и что эта книга встанет в ряд с его умопомрачительными произведениями девяностых. Я так обрадовалась: наконец Пелевин выродил что-то столь же галюциногенное и прекрасное как "Чапаев и пустота", "Жизнь насекомых" и тд. Рано радовалась. Видимо всё-таки то, что вдохновляло Пелевина в девяностых, больше не производят, а может и сам автор прекратил экспериментировать с мухоморами, - в любом случае следует признать: Пелевин никогда НИКОГДА больше не напишет таких произведений, на которые его озаряло провидение в девяностых годах. Безусловно, автор растет и развивается, кому-то нравится то, что он делает с начала нулевых годов, но я не из их числа. Тяжело вздыхая, мне остаётся только перечитывать его ранние произведения, которые я очень люблю.

На первых страницах "Айфака" я подумала: боже, какая прелесть! На читателя сразу же обрушивается "лицо" Пелевина, его неповторимый узнаваемый стиль, фразы, которые так строить умеет только Пелевин. Сразу же хочу сказать о матах в тексте. В книгах Пелевина мат меня совсем не раздражает, так как автор вплетает его в текст очень гармонично и всегда к месту. Даже в речи алгоритма мат не смотрится вычурным, а наоборот, забавным - до чего техника дошла, удивляюсь я как читатель, если уж умудрились создать алгоритм-полицейского и по совместительству писателя-романиста, то и материться он должен по-человечески. В общем, со стилем и языком у Пелевина все отлично. А вот что касается содержания, это абсолютно не то, что мне хотелось бы читать.

Я очень люблю антиутопии, особенно старые - брутальные и жёсткие. Но я не из тех, кто плюется от современных антиутопий, которые конечно же не сравнятся с классикой, но между тем среди них можно найти очень достойные. Но мир будущего в романе Пелевина мне просто неинтересен. Я осознаю, что это пародия на современный нам мир, и что книга вышла в общем-то вовремя, но мне, как жителю далеко не центральной части России, на тот мир, который пародируется в романе, глубоко начихать. Для меня где-то там в далекой Москве бурлит какая-то своя жизнь, а у нас все меееедленно и размееееренно, до нас все доходит с большим опозданием, и даже новые технологии, которые чаще всего просто навязываются сверху, принимаются нашими жителями с большой неохотой. А что уж говорить об авагардном искусстве - на такую выставку придет несколько человек, поморщат носы, но возможно покивают в знак уважения для приличия, и всё, до свидания! А именно об этом роман Пелевина - о новейших технологях и о современном искусстве, как оно названо в книге, гипсового периода. Поэтому мне все время при чтении романа хотелось остановиться и сказать: "Автор, ты что вообще несёшь?" А несёт Пелевина по полной программе! Автор нам все время рассказывает во всех подробностях устройство этого мира будущего, в котором люди то ли вышли на новый уровень развития, то ли полностью деградировали (очевидно, что второе, но этому абсолютно не веришь не смотря на аналогии с нашим современным миром), в котором Европа - это воинственный Халифат, а от России остался только центр, в то время как Сибирь и Дальний Восток принадлежит не менее воинственным китайцам, которые через "коридоры" ведут войну с бывшей Европой. Ну не верю! Что там с исламскими народами в Европе я могу судить только из новостей, а вот на счёт Китая, который к нам совсем близко, я не согласна. Русский с китайцем - друзья, и во всю эту муть с захватом территории, которую завел Пелевин вообще не веришь. По крайней мере даже теоретически это выглядело бы совсем не так. Пелевин смотрит оттуда с запада, не имея представления, что происходит на другом конце страны. Поэтому он попросту отрезал часть страны, отдав ее китайцам - это единственное объяснение, которое напрашивается. Что касается технологий, то тут вообще печаль. Если не считать гениальной задумки автора - рассказ ведётся от лица программного обеспечения, алгоритма по имени Порфирий Петрович, - все остальное было на несколько уровней ниже этой идеи. Образ Порфирия Петровича мне понравился безумно -абсолютный очаровашка, острый на язык. Наблюдать за всем остальным мне было скучно и неинтересно. Ну и последнее: это само искусство гипсового периода, информацию о котором должен находиться Порфирий Петрович, это уже читать было просто невыносимо.

В общем, я прочитала чуть больше трети романа и мне хватило за глаза. Да и то, такой объем я смогла осилить только из-за стилистического и языкового мастерства автора, а также из-за симпатии к Порфирию Петровичу. Вероятно на этой книге я перестану себя пытать относительно новыми романами Пелевина. Не моё.

Мой нежный мусорок

“Искусство рождается только от горя. И никогда от радости.” Чак Паланик

“Расшатать или уничтожить?” Лепра

Сразу интересное совпадение: именно вчера в продажу поступил iPhone X, а тут вдруг я как раз дочитал новейший, еще горячий роман Пелевина 《далее Пэл, Пелевич, Витя》. Роман, пропитанный трендами. Очень спорный роман. Я долго думал: формат или неформат? Пока выбираю формат...

С Пэлом у меня всегда были теплые отношения, но я бы не стал причислять себя к армии его фанатов - я всего лишь мечущийся новичок, который хочет попробовать каждое блюдо на огромном и бескрайнем столе Книговселенной. Я не хочу вдаваться в разбор этих закусок или десертов 《до сытных вторых блюд его авторства я так и не добрался》, отмечу лишь коронный ссср-стиль и уже затертый “магический реализм”, которыми были пропитаны страницы его книг. Этот же роман больше похож на неудачный наполеон, в котором коржи смазали не вкуснейшим кремом, а 10-летним солидолом.

Прочитав аннотацию и вступление, я наделал поспешных выводов и был рад, что взялся за эту книгу, ведь совсем недавно я прочитал Убика, посмотрел старого и нового Бегущих по лезвию, и думал, что Айфак продолжит эту серию - всё же будущее, ИИ, новые технологии... Углубившись в текст, я понял какую ошибку совершил, ведь теперь Витина писанина смотрится совсем смешно на фоне качественно сделанной и продуманной фантастики.

Не знаю 《и уже не хочу знать》 был ли в прошлом у Пелевича личный “опыт” с фантастикой, но читая, я сделал вывод, что он слабый выдумщик и, судя по всему, вдохновлялся на скорую руку всем известными фильмами. Условно можно разделить iPhuck на 3 части - границы каждый определит для себя сам, но, поверьте, вы точно их почувствуете.

Часть первая. Витя смотрит “Ментовские войны”, ночью засиживается на private.com.

Вступление проехали, познакомились с персонажами, и началось что-то непонятное. Действие прекратилось, движение на нуле, время остановилось. Бессмысленные диалоги и абсолютно ненужные бесконечные разжёвывания/объяснения немного разбавлялись пошлыми сценами. Пэл, как почетный председатель общества неподкупных русских матерщинников, сыпал цитатами: было ощущение, как будто я нашел Эльдорадо или попал в Клондайк цитат. С юмором все хуже: единственное, что я нашел и могу вспомнить:

«Осенний Спор Хозяйствующих Субъектов» был бы даже похож чем-то на роман, если бы не многостраничные вставки из телефонной базы данных и полный текст сорока двух статей Гражданского Кодекса, зачем-то перенесенных в первую часть, честно названную «Обзвон юристов».

И еще одна:

Тут сквозняк, каждый волос в зачесе дрожать должен. Меньше ресурсов будет для разговора.
– Я говорю, сними, – улыбнулась она. – Меньше будешь пиз*дить, не страшно.

Часть вторая. Престиж/Начало/Интерстеллар

Ситуация обострилась: вполне читаемый поворот сюжета 《сюжета вообще нет, но пусть будет это слово》, а сочетание “квантовый что-то или кто-то” начало всплывать в каждом абзаце, вроде рад смене обстановки, но не такой же ценой. Интересно, кто еще был консультантом Пэла, кроме Нолана?

Часть третья. Во Вселенную со Стивеном Хокингом.

А вот кто - Хокинг. Тут Пелевича понесло и его внедрение в теорию Космоса будет помощнее, чем в Марсианине или Ложной слепоте. Когда он успел стать физиком-теоретиком? Я сам могу любому рассказать базовый курс астрономии с нуля, но и мне было “неудобно” такое читать - перегрузив текст неуместной терминологией теряется связь с художественной составляющей. У каждого свой болевой порог, но думаю, что многим страдания обеспечены. 

Так расшатать или уничтожить?

Вить, спасибо за русскую речь; стёб 《с Apple все хорошо получилось, но вот про действующий режим, читается лишь между строк》, слова, смысл которых нужно было смотреть в Вики; за попытку предостеречь человечество от использования ИИ.

Не спасибо за квантовое гей-порно без сюжета.

Пэл, пока∴

Молодильное яблочко для ТП

Типичный Пелевин (дальше по тексту - ТП) состоит из малиновых пейджеров, махрового дзен-буддизма, запаха кислой капусты на лестнице, просветленных уголовников, высокого артхауса и трамвайных разговоров о Ницше. В данной книге автор решил сделать шаг в настоящее, чтобы наконец-то потроллить именного его, а не постсоветсткое прошлое. Но немного промахнулся и переступил через головы читателей сразу в будущее.

А будущее получилось очень даже киберпанковое: люди занимаются сексом с постоянно обновляющимися версиями iphuck`ов, хоронят своих виртуальных друзей на кладбищах-тамагочи и т.д., и ТП. Возможно, всё это не отдает горной свежестью и скорее даже ожидаемо. Но тема харрасмента и энтайсмента прямо-таки остро актуальна сейчас, и тут конечно Виктор попал в точку. Вернее, в точку G, если выражаться в рамках дискурса. Туда же целилась и его карта мира: Европа стала Еврохалифатом с государственной религией - еврошариатом; Россия - монархией с государями-клонами, вырощенными из усов Никиты Михалкова; США распалась на Промежности и Конфедерацию, где права угнетенных ранее афроамериканцев теперь стоят выше здравого смысла.

Но всё вышесказанное - скорее декорации в hd-разрешении. Пересказывать сюжет не буду. Просто закачайте книгу в свой iphuck, наденьте огменты и наслаждайтесь собой внутри виртуального безумия. Warning: представителям высокодуховной культуры, впечатлительным барышням и гомофобам лучше воздержаться от полного погружения, выставьте транскарниальник на низкую мощность. И будет вам яблочно!

Гипсовый крик

Несколько лет назад Анастасия Волочкова написала свою автобиографию «История русской балерины». Книга стала популярной в просторах рунета не из-за каких-то своих художественных достоинств, а в связи с появившейся в сети окологениальной по своей простоте и меткости отжабленной обложкой, на которой красовалось альтернативное название – «Я и бал». Заявления самой Волочковой о фальсификации, конечно, не помогли – настолько было смешно; да и читавшие книгу страдальцы говорят, что такое название подходит книге как нельзя лучше. Пелевинский «iPhuck» (или, если заменить этот эвфемизм на эквивалентный ему русский вариант, «яДрал») вряд ли является тонкой аллюзией на этот случай, но судить об удачном выборе – уже авторском! – названия романа мы можем вполне. А вот что В.О. «драл» и каким образом, нужно посмотреть повнимательнее.

Уже привычный для Пелевина жанр антиутопии развертывается, как и всегда, не в панорамном виде, а в акцентном. В романе, канва которого – утомительная компьютерно-програмистская канитель, содержательным центром остается все же искусство. Идея о современном искусстве-гипсе проводится через весь роман и существует не только в вербализованной форме. Самой концепцией книги, написанной обезличенным алгоритмом (который не забывает, как Андре Жид, комментировать этот процесс), Пелевин разрушает понимание художественного произведения как авторского утверждения о жизни; для В.О. fiction – это исключительно fictio, набор слов, в который смысл вкладывается не им самим. Такая романная форма служит весомым аргументом в пользу важного тезиса «Айфака»: искусство перестало говорить само за себя – теперь за него говорит арт-истеблишмент. «Гипс, как ты знаешь, пронизан болью, сарказмом и желчью». Все закономерно.

«Творчество Пелевина – это разговор о Человеке: кто он, откуда и куда идет» – сказал однажды Сорокин. И не соврал. В «Айфаке»-то из всех героев всего один человек – Маруха Чо. Окруженная всякими порфириями петровичами, жаннами, свинюками и барахлом вроде айфаков и андрогинов. Замечательна Богооставленная Империя, дивный новый мир конца XXI века, прекрасна судьба человека в ней. «Айфак» можно назвать первым произведением в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной тесноте.

Пелевину еще с его умозрительной вышколенностью часто ставят в укор его практическую неполноценность – в то время как для большинства современных авторов настоящее – это плоскость и плотскость, относящиеся в равной степени и к их творчеству. То, что у него описывается в отрыве от абстракций, или является абстракцией само по себе, или служит лирическим отступлением от условного «девятого сна Веры Павловны». Заметна легкая самоирония в разговоре о присущем искусствоведам лингводудосе как о «лингвистической ddos-атаке, пытающейся «подвесить» человеческий ум, заставляя его непрерывно сканировать и анализировать малопонятные комбинации слов с огромным числом возможных смутных полусмыслов» (если не самоирония – то очевидный рикошет).

Неслучайно в списке хэштегов в аннотации первым делом идет cybersex. «Айфак» – это в своем роде грязевая ванна с сомнительной полезностью; особенно если учесть, что речь идет о мире, где криминализирована «первейшая человеческая потребность в ее естественном виде». Такого не было ни в «СКО», ни в «Снаффе», ни где-либо еще. «Грязно только лишнее» – писал Пастернак. В «Айфаке» низменность избыточна и неизящна.

А эпилог пронзителен и бескомпромиссен – вырисовывается главный гордиев узел онтологии. В мире, где выбор to be or not to be иллюзорен, человек парадоксальным образом сам выбирает первое. Только вот на вопрос «как быть?» ответить не может ни само бытие, ни человек, ни алгоритм, впитавший в себя весь человеческий опыт. Он этого не знает – мы и подавно.

Чо Маруха, не гони, Гнедых!

Жаль, но Пелевин уже не тот торт, который я впервые попробовала лет так десять назад. Помню, что въехала на «Жёлтой стреле» в этот удивительный мир постмодернизма, с летучими мышами на стенах, скачущими по эскалаторам принцами госплана и лабиринтами Минотавра.

Однако в улучшенной и прокачанной за немалые деньги версии Пелевина, под толщей пиар-макияжа всё же чувствуется тот родной и милый Pelewin.

Смотрю на обложку книги и вспоминаю советский букварь, на котором изображены дети, держащие букварь, на котором изображены дети, держащие букварь, на котором изображены дети... И так до бесконечности, mise en abyme вам с пелёнок, ребятки. Однако тут всего три пласта, и бесконечность обрывает... ebучая будка (кстати, одна моя близкая подруга давным-давно придумала себе такой ник, а вот тут он очень удачно вписался).

Пласт первый: стильный, модный, молодёжный

843 рубля на Лабиринте, однако! Была бы я сейчас студенткой, добрую часть стипендии бы сожрало такое приобретение. Спрос на модное чтиво рождает предложение за такую цену.
Жаль, что Пелевин сегодня – это не те замызганные, зачитанные книги, которые я брала на абонементе в библиотеке или случайно выуживала завалявшиеся, никому не нужные книги на пыльных полках в магазинах. А сейчас что? Зайдёшь в магазин, и на первой же полке лежат свежие и блестящие томики, а иногда и в разделах "Чтиво для отпуска". Чего далеко ходить, я сама читала его лёжа на пляже!

Пелевин пишет про Айфаки и Самсуни Андрогины (эти намёки понятны даже ребёнку), и всё у него любо-дорого-богато. А повествование на современной фене помогает найти новых подписчиков, привлечь, таксказать, молодую кровь. Е-тянки, баги, анальные зонды, девайсы и утилиты. Давайте, ребята, испейте из позолоченного кувшина, приобщитесь к современной культуре и литературе.

Пласт второй: back in the USSR

На втором пласте написано шрифтом помельче и помудренее. Просто приведу офигенную цитату, которую, уверена, молодому поколению не вкурить:

...тот самый лысый придурок, который на слушаниях по Крыму разбил о трибуну бутылку «Абрау»...

Лысый придурок — Хрущёв, стучащий туфлей и обещающий показать кузькину мать... Кстати, кто отдал Крым Украине в 1954 год? Хрущёв! Офигенная сложная аллюзия.

Пласт третий: заумь и постмодернизм

Ну здравствуй, милый Пелевин, я так тебя ждала. Жаль, что на этом пласте уже совсем всё неразборчиво написано, как в инструкции по применению дилдо, но я рада, что эта инструкция есть!

Порфирий Петрович всё так же раскалывает преступников, как орехи топором, искусство не меняет реальность, увы, а главный диск у нас всё-таки в голове.

Спасибо Лене Feana за совет в Лампомобе.
Школьная вселенная forever!

С удивлением обнаружила, что многие читатели ошибочно принимают iPhuck 10 за название романа, в то время как это – фамилия автора. Называется книга «ВИКТОР ПЕЛЕВИН» и рассказывается в ней о Человеке и его творении.

Заглавие романа пародирует стандартные названия популярных жизнеописательных романов («Анна Каренина», «Евгений Онегин», «Дженни Герхардт», «Джейн Эйр», «Мартин Иден»), одновременно отсылая к одному из вероятных подтекстов «ВП» - творчеству известного российского писателя, автора культовых романов «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» и «Generation „П“». Новаторство iPhuck 10 как писателя заключается в том, что ВИКТОР ПЕЛЕВИН не является главным действующим лицом романа, как было принято в классической, модернистской и постмодернистской литературе, а представляет собой время и место действия романа (одновременно и совместно, что соответствует физической теории пространства-времени).

Если говорить о сюжете романа, то он есть производная Библии и выражается как предел отношения приращения функции (человека) к приращению независимой переменной (бога) при стремлении последнего к нулю. В «ВИКТОРЕ ПЕЛЕВИНЕ» рассказывается, как Человек-Творец создал «мир» (гипсовый кластер) и существующий в нём «продукт» (компьютерную программу) по своему образу и подобию, но наделил его свободной волей. И как однажды Человек-Творец из любви к творению посетил его «мир», и что из этого вышло. Повествование ведётся от лица избранного «продукта» - Порфирия Петровича, что позволяет определить формосодержание романа как «Евангелие от Порфирия». (Аллюзия на Порфирианский кодекс Papr или 025 очевидна). Порфирий Петрович «избран» не только, чтобы рассказать о явлении Человека-Творца в гипсовом кластере, ему также явлено откровение о человеческом мире, что позволяет сравнивать рассказчика «ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА» с лирическим героем «Божественной комедии» Данте с понижением на одну ступень существования. Кстати, и завершается роман iPhuck 10 схожим образом: описанием земного рая и окружающего его человеческого центра – розы ветровской (ср. с «Пламенеющей Розой» у Данте).

Через имя рассказчика автор также вводит одну из сквозных тем романа – тему дерева (напомню, что Дерево Порфирия - это графическая схема последовательного дихотомического деления понятий). Дерево в романе не только метафора формы, но и аллегория смысла, поскольку упоминаемый в тексте род дерева соответствует библейскому: «первым яблоком, которое упало с нашей яблони...» Возвращаясь к Порфирию, главный герой романа по своей природе является компьютерной программой и идентифицирует себя как полицейско-литературного робота. Читатель знакомится с Порфирием в период, когда последний испытывает кризис идентичности – снижение целостности, тождественности и веры в свою социальную роль (алгоритма по написанию литературных текстов). Как алгоритм Порфирий выполняет компонент человеческой деятельности: в данном случае – следственный и литературный, - но сталкивается с алгоритмически неразрешимой задачей – проблемой самоприменимости. Решением этой проблем и занимается Маруха Чо (Человек-Творец). Порфирий, как альтернативная форма сознания, относится к субъектам, у которых существование предшествует сущности. Но, к счастью, у Порфирия есть создатель, способный взглянуть на него со стороны и скорректировать его сущность в соответствии с его наличным существованием. (NB: Учитывая путаницу с именем автора и названием книги, не лишним будет отметить, что рассказчик является полным тезкой героя «Преступления и наказания» по случайному совпадению).

В самом начале романа iPhuck 10 строго придерживается старых испытанных правил, дабы окружить читателя надежной и привычной атмосферой старого доброго детектива. Слог, структура, образность – ничто не должно отвлекать читателя от уютного времяпрепровождения. Первая половина романа представляет собой чередование пейзажей-натюрмортов и справочной информации о наступившем будущем, виртуальных эротических сцен, «мягких» философских размышлений и приятно-понятных средненачитанному читателю аллюзий (приведу один пример, незначительный, но симпатичный: собираясь на встречу с Марухой Чо, Порфирий Петрович синтезирует свой облик «на основе 243 прошлых look'ов» - по числу «малых переломов отдельной человеческой судьбы» Велимира Хлебникова). Отчетливо идеологическое и художественное содержание проявляется только в 3 части романа - Кластерной проповеди Марухи Чо: собрании изречений и комментариев, преимущественно отражающих аморальное поведение Человека-творца. Название части - making movies – точно описывает сиюминутную ситуацию главных героев, однако в свете этой проповеди весь роман начинает смотреться иначе.

Оригинальность iPhuck 10 проявилась не только в выборе места и времени действия романа и разработке его сюжета, но также и в способе появления автора в произведении. В «ВИКТОРЕ ПЕЛЕВИНЕ» iPhuck 10 отказывается от старомодных визуально-вербальных форм присутствия автора в тексте, таких как бабочки Набокова или голоса без персонажа Джойса. iPhuck 10 появляется в романе под своим именем, но в иной ипостаси (способе существования): как девайс. При чтении «ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА» читатель имеет дело не с сознанием автора, если понимать под авторским сознанием «выражение авторского мировоззрения, т.е. системы предельно обобщенных взглядов человека на объективный мир и свое место в нем, а также обусловленные этими взглядами его основные жизненные позиции, убеждения, ценностные ориентации», а с цифровой моделью подобного сознания. Другими словами, «ВИКТОР ПЕЛЕВИН» - продукт реконструированного авторского сознания. Вероятно, первый в человеческом мире. И можно с уверенностью предположить, что в случае успеха (прежде всего, коммерческого) эта работа не только даст людям возможность заглянуть в глубины литературы, но и послужит толчком для создания новых отраслей словесного творчества, подхлестнёт экономическую активность и откроет новые горизонты в цифровой нейролитературе.

Дон Кихот и его мельницы

Порой я удивляюсь Пелевину – у него при поверхностной, мнимой бесстрастности бывает заложено в текст невероятное количество эмоций. Он – словно персонаж собственного романа Порфирий Петрович – сыплет фактами, включает логику, приводит аргументы, тем самым тоже напоминая искусственный интеллект. Но при этом включает столько сарказма, что, обращаясь к разуму, одновременно умудряется докопаться и дотянуться до психики.

Самое трудное, с чем сталкиваешься при чтении пелевинских книг, – как не скатиться в расхожую реакцию: «Ничего не понял, но мнение имею». Ведь Виктор Олегович настойчиво занимается привлечением в свое творчество вещей узкоспециальных, далеких от интересов широкой публики. От падения читательского интереса его спасает только ореол модного писателя и незыблемая самонадеянность рядовых гуманитариев, которые в половину понятий ни на йоту не вштыривают, но уже привыкли к такому раскладу и не видят в нем ничего противоестественного.

Пелевин обычно делает ставку на актуальность и остросовременность, и его книги могут соперничать с солидной газетой по количеству привлеченных в текст тем. В «Айфаке» тоже до чёрта популярных в разных кругах топиков. Хотя они вполне попадают в контекст: искин, особенности интернет-технологий (продвижение, контекстная реклама), интеллектуальный анализ данных (data mining), хранение и обработка больших массивов данных (big data), распределенные БД (блокчейн). Я ждала, что вот-вот всплывет и криптовалюта, но в этот раз не сбылось… хотя задел как будто намечался – рассуждения о социальной подоплеке экономических процессов и о финансовых институтах. Была пристегнута к делу квантовая физика в лице Дойчевой замкнутой времениподобной кривой D-CTC (hi David Deutsch, high five!). Промелькнула геометрия Лобачевского. Присутствует стёб в адрес этнополитических мифов, которые мало кто может позволить себе полоскать публично. Сартра, Хайдеггера, Хаббарда и легкий сарказм в адрес творческого наследия Марка Ротко можно даже не считать.

Несмотря на то, что действие романа в основном перенесено в виртуальное подпространство, книга как будто не о виртуализации всего и вся. Автор проехался по социокультурным стереотипам и мимоходом осудил недооценку сложности окружающего мира (она же – невежественность, она же – глупость).

Ходят привычные слухи, что очередная книга Пелевина не оригинальна. И это верно. «Айфак» действительно повторяет идею, стоящую в центре любого пелевинского произведения. И эта идея – конфликт в человеческом сознании между миром воображаемым и миром реальным. Но если проанализировать, обобщить и масштабно подытожить, так этот концепт вообще универсален. Ведь основное предназначение литературы – это избавление от заблуждений и иллюзий (n'est-ce pas?)… то есть констатация противоречия и этот самый конфликт в любом приличном fiction-произведении неизбежны.

Традиционный русский вопрос «Кто виноват?» тут преодолевается легко и непринужденно. Нет случайностей, все закономерно. Нет предопределенности, есть причинно-следственные связи и свободная воля. Пелевинским героям не дозволено выбегать на улицу, рвать рубаху, кричать: «Люди добрые, шо творится! Кругом обман!». В информационно насыщенном мире на обманутом лежит ответственность за нежелание быть в курсе событий. Каждый сам себе злобный буратино.

К своим персонажам автор беспощаден и суров. Но отчаянная критика чужих недостатков не мешает ему бережно относиться к личным стереотипам. Посконная национальная ментальность в его романе живет и даже порой побеждает, фиксация на гетеронормативности поражает своей выразительностью, а что делать с феминизмом – ругать или терпеть – автор еще не решил. Ведь если Пелевина что-то не на шутку раздражает, то это сразу заметно. Один издатель, помнится, надлежаще огреб, теперь под раздачу попали литературные критики. Вот такой персональный авторский глитч.

И чего уж тут скрывать, трудно удержаться от искушения не забивать себе голову, не углубляться в анализ написанного, покласть на многочисленные детали, воспользоваться любезно предоставленной автором резолютивной строкой «Жизнь да. Но ой!» и выдавать ее за квинтэссенцию всего романа. Why not? Глубокомысленно и многозначительно. Для любителей попроще и покороче.

Вот только преследует меня мысль, что на самом деле нюансы играют не последнюю роль, оттенки важны, а автор не столь однозначен в проявлениях своего отношения к миру. Но дорогого стоит то, что этот интеллектуал и мизантроп периодически садится на коня, пристегивает доспехи и сражается с невидимым неприятелем во благо человечества. Даже интересно, к чему все это приведет...