Рецензии на книгу «Человек без свойств» Роберт Музиль
Пинбол или мышки плакали, кололись, но продолжали жрать кактус.
Когда я слышу от кого-то, что есть книги обязательные к прочтению в определенной среде, то чувствую себя крестьянкой посреди литературного салона. В моем понимании есть книги, на которые время стоит или не стоит тратить. Литературный вкус тут ни при чем. Я знаю барышню, которой книги Донцовой помогли пережить рак, и стало быть хотя бы одну зарубку о добром деле себе на память этот проект может поставить.
Беда бонуса ДП в том, что ты либо подписываешься читать и получаешь баллы, либо нет - и пролетаешь с ними. И ты играешь не за себя, а за команду, значит - нужно постараться. Мое мнение таково, что я ничего не приобрела от прочтения "Человека без свойств". И ничего не потеряла, кроме времени.
Эта книга весьма странна с моей точки зрения хотя бы потому, что, как ни удивительно, ни одно упоминание сюжетной линии в ней не может быть спойлером. Сюжет там сам по себе неважен. Изначально, когда я только бралась за нее, была разочарована заранее, что роман неокончен. Как можно читать, зная, что конца не будет? На самом деле это не имеет значения. Построение романа таково, что в нем и начало не играет большой роли, да и финал никто не угадает никогда просто потому, что нет смысла. Это не Кафка, где можно сидеть и гадать - добрался он или нет? Здесь сюжет в принципе не имеет значения.
Но, давайте все же вкратце: живет человек, ни рыба ни мясо, которому одинаково близко и одинаково насрать на все и всех, включая, по большому счету, даже себя. Ульрих что знает - не хочет, а что хочет - не знает. На душе у него пусто, в голове пусто и вряд ли что там появится. Зато языком чешет как дышит, и все о заумном и высокодуховном. Потому как мыслит он себя реализовать не иначе как самого-самого великого человека. Как реализовывать - он тоже не знает. Пробовал быть солдатом, но оказалось - это не только с оружием бегать по плацу да девок у штатских шпилить. В математики пошел - и вроде все хорошо, но ему хочется чего-то более высокого, а "соратники" его не поняли, да и Лобачевского в нем не признали. Короче, хипстер начала прошлого века. Подавать надежды в математике было неинтересно, и Ульрих ломанулся в общественную жизнь. Потому что там здорово, можно просто чесать языком и слыть умным и циничным. Хипстеру на тот момент было уже за тридцатник, и он даже не мог для себя решить, как дом обставить.
Таких людей и сейчас полно. Умные, начитанные, симпатичные, но совершенно пустые внутри. С противоположным полом обычно проблем нет, потому как сначала девушки ведутся на хорошие речи интеллектуального толка, а только потом понимают, что за речами ноль - полное ничего. Так и Ульрих. А поскольку он ноль, цели у него в жизни нет никакой, смысла тоже, так он и бегал всю книгу, походя и без особого желания потрахивая доступных девиц, да размышляя о высоком. Ведь он не просто попал в общество, а в компанию тех, кто пытался родить высокую идею, способную объединить и возвеличить сверхдержаву. В общем, да простят читатели мой сермяжный выговор, языком чесать все горазды. Куда хуже, когда к таким пустобрехам начинают прислушиваться. Так ведь и до великой идеи величия арийской расы доболтаться можно. Большинство персонажей с моей точки зрения убоги, поэтому читать лично мне было тяжело, я просто смотрела на них как на паноптикум. Та же Кларисса, которая с некоторой нежностью и поэтическим спокойствием рассказывала о том, как ее едва не изнасиловал собственный отец... Бонадея, которая изменяла мужу с тем, чтобы потом заняться самобичеванием, обозлиться на себя и мужа и снова пойти изменять... Эти невнятные отношения Ульриха и Агаты... Братья и сестры, что же вы делаете, вы же братья и сестры?
На самом деле в книге не так уж динамично все это показано, как я расписала, сюжет размыт за рассуждениями. А герои просто мечутся между ними как шарики в пинболе, туда-сюда, обратно... Размышляет автор - об обнищании духа и нации, о многих иных глобальных вопросах, размышляют герои. Иногда кажется, что это игра на контрасте: авторские мысли и пустота в душе Ульриха. Проблема этой книги (или моего восприятия) в том, что я уже на середине запуталась в последовательности событий и мешанине идей, их не успеваешь воспринять, приходит одна, следом другая, третья, четвертая... Книга могла бы быть хорошей, но она не легкая, и разобрать ее на пласты мне показалось невозможным. В ней слишком много всего, и поскольку это книга не сюжетная, а в первую очередь о рассуждениях, то их хотелось бы хоть как-то осознать, но градус болтовни просто зашкаливает. Тут есть два варианта: читать долго и вдумчиво, разжевывая каждую идею - тысячи их! - или просто механически проглотить одну за другой, играя в пинбол мыслей вслед за героями.
В тексте витает столько мыслей, идей, хороших и не очень, фраз, которые так и просятся, чтобы их растащили на цитаты, что читатель рано или поздно ощутит себя генералом Штуммом, который все пытался эти мысли хоть как-то систематизировать, но мозг его таких усилий не выдержал.
Прекрасно генерала понимаю. В процессе чтения мое мнение сформировалось и осталось неизменным до самого конца: мне хочется или уснуть или удавить Ульриха. Или совместить оба варианта. Вот и все.
Просто добавь воды...
"Чувствую, веселая будет книга!" - сказала я самой себе и взялась за этот "суперкирпич". Раз уж развлекаться, так по полной. И вот у меня в руках объемная перепись идей по состоянию на 1913 год. В романе один из персонажей ищет в библиотеке книгу, в которой были бы собраны самые прекрасные идеи, чтобы выбрать самую лучшую. Его поиски среди миллионов томов не увенчались успехом. Его продвижение к цели остановила библиография библиографий. А все потому, что не был еще написан "Человек без свойств". Иначе было бы генералу счастье на 1088 страниц. Мне повезло гораздо больше. Примерно треть книги я была счастливая, как сытый удав, от осознания того, какая замечательная книга мне попалась.
Но человек ко всему привыкает. Вот и я привыкла. К блестящей сатире, к всеохватности тем и точности наблюдений. К отшлифованным, словно драгоценные камни, фразам. Подустали мы с автором. Ему уже к середине книги стало не до сатирического выверта реальности, мне - не до обдумывания каждой встреченной идеи. Соблазн, по примеру моего доброго приятеля - генерала, систематизировать и каталогизировать все прочитанное в романе, быстро сдулся за недостатком времени. Оказалось, что акция "Наберись ума на всю оставшуюся жизнь" предполагает годы, а не дни. Скажу честно, от чтения ума не прибавилось, но пищи для размышлений в романе - на пару десятилетий. И теперь я точно знаю, за какую книгу хвататься, если понадобиться зарядка для мозгов. Только читать надо не больше двух-трех глав за раз. И если уж писать рецензию, то на каждую главу в отдельности. Как с рассказом - прочитал, обдумал, выводами поделился. На весь роман в целом невозможно написать кратко. Как невозможно в одном предложении собрать все идеи, когда-либо посещавшие светлые и не очень умы.
Роман Музиля эпичнее, чем Человеческая комедия Бальзака. Он злее, чем Ярмарка тщеславия Теккерея. Это слишком прекрасно! Это слишком концентрированно. Есть книги, читая которые сетуешь на то, что очень много воды. Здесь же совершенно иной случай. Впору жаловаться на ее недостаток. Прямо засуха. Все исключительно по делу. Ничто не должно отвлекать от самого важного - даже сюжет. Так много мыслей, которые хочется цитировать, что когда начинаешь выписывать их для рецензии, чувствуешь себя человеком, которому разрешили один раз вынести из пещеры столько сокровищ, сколько сможет удержать в руках. Хватаешься за то и за это, не можешь выбрать. Набираешь столько, что понимаешь - не сможешь сделать и шагу. И в конце оставляешь эту затею за невыполнимостью.
Сюжет в романе не то чтобы не важен, он сильно вторичен. Есть параллельная акция по празднованию юбилея монарха, которая держит на себе всю идейную составляющую романа. Есть персонажи, в этой акции задействованные в той или иной степени. Есть Ульрих - чемпион по ничегонеделанию и умничанию. Перед ним бескрайний спектр возможностей и он не отдает предпочтение ни одной из них. Теоретически, он может все и потому не делает ничего.
Не ограниченный в выборе, он этого выбора и не делает. Только размышляет. И не только он один. Страну охватила эпидемия гениальности. Цель деятельности большинства - заполнить время генерированием идей. Перескакивая с пятого на десятое, люди не заботятся о практическом применении и пользе своих выводов и теорий. Их жизнь состоит не из действий, а из рассуждений. Им не важно, что идеи чаще всего превращаются в свою полную противоположность, при воплощении, не могут придти к соглашению. Важен сам процесс обдумывания идей.кто может выполнить все, что ему ни заблагорассудится, тот вскоре уже и сам не знает, чего ему желать.
Внутренняя пустота, чудовищная смесь проницательности в частностях и равнодушия в целом, невероятное одиночество человека в пустыне мелочей, его беспокойство, злость, беспримерная бессердечность, корыстолюбие, холод и жестокость, характерны для нашего времени, представляют собой, по этим свидетельствам, лишь следствие потерь, наносимых душе логически острым мышлением.
Увлеченные "гениальничанием", люди разучились любить и ненавидеть. Только придумывать идеи. Например, попытаться объяснить теологию через спорт, найти связь между футболистом и пианистом, дойти до появления "гениальной скаковой лошади". Кто-то не может жить без цитат из Метерлинка, у кого-то переизбыток Ницше в организме. Стоит ли удивляться, что супружеская жизнь таких людей кажется кошачьей дракой в темноте. Они мечутся между индивидуализмом и коллективизмом. Стараясь взять свою жизнь под контроль разума, запутываются в ней окончательно.
Новому веку, конечно, нужны новые правила. Общественная и личная жизнь не желают отставать от научно-технического процесса. И вот уже одни добропорядочные граждане заняты освобождением души от цивилизации, другие вообще отказываются искать "засыпанный вход в душу". Их отношения - путешествие на грань возможного. Они живут ни для чего. И совершенно искренне полагают, что нравственные люди почти всегда скучны. Что "век любви" ушел, остались только секс и дружба. В начале века Европу лихорадило от очередной напасти. От эпидемии идей. Они были яркими, громкими. Все объясняли и обещали золотой век. Многие привели к революциям, в том числе сексуальной. К переворотам и новым режимам. К новым бедам и новым проблемам. И к появлению новых идей, которые должны будут исправить ущерб от идей двадцатого века.
Роман у Музиля получился действительно выдающимся. Даже в общем виде не перечислить всех затронутых тем. Философия, психология, логика, журналистика, бюрократический аппарат, литература, семья, наука... Книга провоцирует поддаться примеру Ульриха и размышлять. Размышлять обо всем подряд. Потому, что можешь. И так не придти к какому-то конкретному результату. Просто ради самого процесса и доставляемого им удовольствия. А еще этот концентрированный роман о вреде избытка возможностей и об опасности свободы хочется перечитывать самому. И рекомендовать друзьям. Не взирая на последствия!
Книга прочитана в рамках игры Кот в мешке.
Пятидесятый котик пошел, финальный! Урааааа))
— Можно делать что угодно, — сказал себе человек без свойств, пожимая плечами, — в такой сумятице сил это не имеет ни малейшего значения!
Ну что ж, моё посвящение в сан высоколобых ценителей прекрасного романа идей, провалилось. Местами. Потому что роман по большей части раздражал и утомлял, его приходилось скармливать себе дозировано, уговаривая, что вот-вот ещё десяток экранов и попьём чаю с вареньем, ещё немного, и я разрешу тебе отвлечься на какую-нибудь современную чепуховину без глубины. Книг я не бросаю, и потому позорный побег так и не состоялся. Могу сказать, что местами роман очень хорош, местами даже забавен, а местами адски скучен, местами вспыхивают яркие огоньки, которые освещают изнутри (как правило, это то, что ты и сам выдумал, но не сформулировал, а затаил в глубинах), а местами болото множественных идей с чавканьем засасывало по колено, по грудь, по шею.
В плане восприятия идей я моногамна, мне подавай развитие, аргументирование одной великой идеи или хотя бы торжественное потрясание ею за раз на худой конец. А здесь же просто кишащий рассадник, идей так много, что они уже друг у друга на головах, извиваются, корчатся от тесноты, выпрыгивают, чтобы прозвучать, но через секунду собратья-завистники стаскивают их вниз, чтобы прозвучать взамен или хотя бы затоптать наглеца прозвучавшего.
Но все по местам.
Место №1 Множественный сарказм. Сначала я была уверена, что Музиль – тролль из едких. Его унылая, но всё же по-кафкиански занятная сатира, обличающая пустопорожние словесные нагромождения, ведь герои чего только не мастерят из словес, а больше ни на что не способны. Исполины духа, теряющиеся в отсутствии горничной.
Это было как лес, где деревья из гипса! Я чувствую себя сентиментальным, как собака в лунную ночь! Великолепно! Но что, собственно, это означает? Готовится великое событие, но никто этого не заметил. Ты знаешь, чего ожидаешь? Нет, а разве это не безразлично? Я хожу по канату из света! — крикнула она в комнату.
Нет, это не король Индии вещает из-под стола в психушке, это Музиль говорит устами своих чокнутых героев. А какие герои, что за прекрасный набор: стыдливая нимфоманка, шизофреничка, погружающаяся в пучину жидкого вымысла, бравый вояка, который не стесняется сказать «не понимаю», маньяк-убийца, многочисленные игроки словами и смыслами, искатели идеи о том, сами не знают о чём, но всё же великой, изучающая технику секса в свете счастливой семейной жизни чопорная жена, Ульрих и его сестра, прикрывающие байками про идентичность странные инцестуальные отношения, юноши и их костлявые девушки со взором горящим, которым лишь бы опровергать и разрушать до основанья, желательно миры.
Место №2 Чудовищная скука и богатырский сон
Падение ридера на нос не прерывает сон, ускользание скользкого хвоста смысла в то самое мгновение, когда глаза, утомлённые этим безобразием, отвлеклись ненароком – и всё, ушёл под ковёр. Лови его теперь.
Место №3 Охота на мысль и последующее её поедание и многократное переваривание
Почему я не буду перечитывать, обдумывать три месяца, вкушать четыре месяца и прочее. Не вижу в этом смысла. Множество мелких поддакиваний и согласий с автором, все эти «ага, и я так думаю, но сформулировать не могу!» происходят моментально во время чтения, формируя общее впечатление. Что касается философии, которую Музиль так старательно вписывал, врисовывал, вшивал в ткань своего титанического произведения, то я могу сравнить её с продуктом его жизнедеятельности. Философия как переваренная мысль, которая нашла выход и запечатлена с целью себя показать и людей посмотреть. Обдуманная, приглаженная, обсосанная со всех сторон. Для чего я должна встраивать её в себя, и снова переваривать, чтобы что? Согласиться? Не согласиться? Переосмыслить? Что именно? И нужно ли? И вот тут на помощь удачно пришёл гений Кржижановский, и я не могу не процитировать его, потому что это и есть ответ на мои бессловесные дикарские запросы в никуда.
Мысль с вещами, большими ли, малыми ли, поступала так: разжав их плотно примкнутые друг к другу поверхности и грани, мысль старалась проникнуть в глубь, и еще в глубь, до того interieur’a вещи, в котором и хранится, в единственном экземпляре, смысл вещи, ее суть. После этого грани и поверхности ставились, обыкновенно, на место: будто ничего и не случилось.
Естественно, что всякой вещи, как бы мала и тленна она ни была, несказанно дорог и нужнее нужного нужен ее собственный неповторяемый смысл: лучами – шипами – лезвиями граней, самыми малостью и тленностью своими выскальзывают вещи из познания, защищают свои крошечные «я» от чужих «Я».
Будьте всегда сострадательны к познаваемому, вундеркинды. Уважайте неприкосновенность чужого смысла. Прежде чем постигнуть какой-нибудь феномен, подумайте, приятно ли было бы вам, если б, вынув из вас вашу суть, отдали бы ее в другой, враждебный и чуждый вам мозг. Не трогайте, дети, феноменов: пусть живут, пусть себе являются, как являлись издревле нашим дедам и прадедам.
Сигизмунд Кржижановский.
Петь надо бы себя!, - говорит чокнутая музилевская героиня вроде бы невпопад, но мы-то знаем, что всё не просто так. А если и просто так, то мы не признаемся, потому что тогда нас засмеют другие умники. Так вот, Музиль спел себя и остался в веках, и это достойно уважения. И молодец. Я вот не останусь, я даже в караоке не пою.
Внутренняя пустота, чудовищная смесь проницательности в частностях и равнодушия в целом, невероятное одиночество человека в пустыне мелочей, его беспокойство, злость, беспримерная бессердечность, корыстолюбие, холод и жестокость, характерны для нашего времени, представляют собой, по этим свидетельствам, лишь следствие потерь, наносимых душе логически острым мышлением.
Я первый раз в жизни сталкиваюсь с таким великим произведением, не побоюсь этого слова: поистине великим! Это просто наслаждение: великое, неземное, ни с чем несравнимое. Этот роман я готова теперь и цитировать, и советовать, и перечитывать. Порой я так зачитывалась им, что забывала цену времени, а это лучший показатель того, что произведение нравится, и что войдёт в любимые. Я была готова читать целую вечность, пробираясь сквозь тяжёлый язык, непонимание, разрозненные мысли, но ни разу не было желания «отложить книгу». Это же нереальное удовольствие: читать и анализировать, анализировать и читать, выписывая свои мысли на бумагу, поглощаться в мысли и фразы героев. А то, что произведение написано подобным стилем, даёт ему исконную изюминку, ниточку, которая связывает с читателями. Будто сам роман оказался без свойств – такая параллель. В романе перемешано всё, отчего он не теряет своей атмосферности, а только лишь приобретает. Для меня так точно.
«Человек без свойств» - это роман идей с прекрасным вниманием к внутреннему миру человека, к его проблемам, к проблемам его в общественном строе. Здесь есть всё, что присуще романам идей. И внутренние монологи, и философские размышления обо всём на свете, те самые, которые заставляют читателя встрепенуться от совершенно различных чувств. Музиль успешно встрепенул разные переживания и чувства, а каждая фраза отзывалась каким-то чувством. Здесь невозможно выписать все цитаты, которые запали в душу, потому что это получится полностью романом «Человек без свойств». В романе мы прослеживаем многосубъектность и многоплановость. Основное лично для меня – это то самое возвращение в бытие и мысли, которые подарил мне автор. Это и то, что здесь уделено всё внимание на внутренний мир человека, в разных его ипостасях, но всё равно в момент переживания кризиса, в момент попытки обрести Ульрихом самого себя и своё «Я», в момент странствий его души и попыток примириться с миром, в попытках найти себя. Не смотря на тягость повествования, на некоторую безысходность, я смогла разглядеть и оптимистический настрой, ведь не смотря на то, что те самые попытки обрести себя хоть и раскрываются через «Внутренняя пустота, чудовищная смесь проницательности в частностях и равнодушия в целом, невероятное одиночество человека в пустыне мелочей, его беспокойство, злость, беспримерная бессердечность, корыстолюбие, холод и жестокость, характерны для нашего времени, представляют собой, по этим свидетельствам, лишь следствие потерь, наносимых душе логически острым мышлением», в итоге являются духовным ростом нашего Ульриха, обретением некоторой эмоциональной составляющей. Весь роман он пытался изучить мир, «он ничего не считает прочным - никакое ''я'', никакой порядок, поскольку знания наши меняются с каждым днем, он не верит ни в какие связи, и все обладает той ценностью, какую оно имеет лишь до следующего акта творения, подобно тому, как лицо человека, к которому обращена речь, меняется с каждым твоим словом», а под конец для меня он открылся с другой стороны, и будто бы начал осознавать всё как-то иначе.
Ульрих, тот самый человек без свойств, желающий противостоять миру, но не желающий толком ничего изменить. От мира он пытается отгородиться своей заслонкой в виде «Я», но что это такое, что собой являет его «Я» - вот над этим прекрасно можно поразмышлять, читая произведение. А можно провести параллель, дабы вопросить самого себя: «А кто я? Может я такой же как Ульрих? Может я тоже без свойств?»..
Ведь "человек без свойств" - это человек без идей, без характера, который ни в чем не виноват по своему убеждению, но у которого этих самих убеждений не так много, этакий ни рыба-ни мясо, интересы и желания тоже отсутствуют, мечты, эмоции, ценности моральные опять же – ничем таким и не пахнет. Это половина наших людей. Такие люди не понимают сущности мира и людей, а вся вот эта позиция "без свойств" ими рассматривается лишь как попытка быть свободными, независимыми. Только вот Ульрих наш крайне противоречивый. С одной стороны, Музиль хорошо обрисовал его как этакого «индивидуалиста», не приемлющего положения общества, нежелание быть как все, а с другой стороны, всё равно никакой индивидуальности не прослеживалось в этом противоречивом человеке, отчасти, так близком мне.
Музиль показал нам, что бывает, когда возможности превосходят действо. У человека два пути: либо быть как все, либо быть индивидуальностью. А можно ещё метаться как Ульрих, всё равно предпочитая ту самую пассивность и одиночество, чтобы не вступать в противоречивое общество, чтобы не обнажать душу. Но когда мысли превосходят деятельность, в голове происходит сумбур, мы наблюдаем противоречивого и «униженного и оскорбленного» человека, а с другой, человека-идей, того, чьи мысли поражают своей глубиной, силой и насыщенностью!
Человек обычно не знает, что для того, чтобы суметь быть тем, что он есть, он должен верить, что он есть нечто большее...
Один из мотивов жизни Ульриха – это вызов обществу, ведь в романе всегда находилось место для всего на свете, для обсуждения всего и всех, и даже та самая связь с сестрой Агатой в конце повествования играет роль лишь того самого очередного вызова обществу, в котором нет места таким как Ульрих.
Данный роман не только философский, но ещё и морально-психологический, ведь как я уже писала выше, предметом является внутренний мир и метания души человеческой, в процессе постижения романа происходит и глубокое проникновение, препарирование основ личности, а главная оценка – это нравственные принципы и поступки. Музиля интересует Ульрих и как собственное протеже, и как явление действительности, и как критерий для изучения «особой точки мировоззрения в социуме и в себе». Для Музиля важно то, какую роль герой несет в мире, каков этот мир для героя и что представляет герой для самого себя. Не столько Музиль рассматривает и описывает упадок личности, культуры, государства, сколько сами герои своими размышлениями описывают и раскрывают проблему, являясь не объектом, а субъектом повествования. Каждый герой несёт какую-то свою идею, и в каждом герое можно найти часть своих друзей, окружающих, да даже политических деятелей. Герда открывается мне с позиции необходимости показать очередные метания и терзания души людской (читай: Ульриха), она не несёт никакой идеи, но вот метания мы видим: то хотим покорить, а покоряя девушку, мы не чувствуем ничего, не видим значимости в этом покорении. Как же это грустно! Арнгейм мне вообще был противен, и говорить о нём я даже не хочу. Важно только то, что метания Ульриха показаны и через его деяния (ситуация с Гердой и новостями). Кстати, в отношении Диотимы хочу сказать, что радикальная девушка она, но вот все ее попытки ставить себя в удобное и лучшее положение, пытаясь стать известной, попытки навязывать своё мнение… - грош цена всему этому. Ведь каждый сам для себя решает собственные ответы относительно мира и бытия, и живёт сам. Да и каждый проводит свой философский анализ всего, когда он составляет своё мировоззрение. Правда её позиция ясна и даже понятна «на том стою и не могу иначе». Но всё же сначала нужно научится говорить правду себе, а потом нести её с идеями в массы.
Ульрих у нас философ с отсутствием однозначных выводов и суждений, идей. Для него всё на равных позициях, всё равноценно и равнозначно, он плывёт по жизни, он являет собой часть мира, часть исполнителей. Как и у большинства философов. Может быть как у философов-дилетантов, точно не знаю. Но вот эта широта взглядов, где в любой позиции есть хотя бы часть твоего понимания.. «Аморфность взглядов» от «прогиба в обществе» до «собственных, индивидуальных штрихов». На мой взгляд, нельзя не уметь жить. Только жизнь у каждого своя, будучи членами общества мы пытаемся скрыть свои тайны и мечты, когда это происходит, и мы становимся индивидуалистами, мы пытаемся быть снова принадлежащими к коллективу. Так же и Ульрих. Первое неизбежно сопутствует второму и наоборот. Вот только чем определяется ценность той или иной философии и жизни? Для нашего героя – это иметь мнение по любому поводу. Быть мыслящим существом, ставить вопросы, подчас самые разные, и искать на ни ответы. Это же проще, чем многое другое. И это не просто обыденное мышление. Задумываясь над жизнью, ты анализируешь себя и не позволяешь себе нарочитой категоричности. Вот свойства Ульриха – беспристрастность и некатегоричность, которые не имеют ко мне отношения, но которые так близки. Ульрих ставит под сомнение все процессы, происходящие вокруг него, и задаётся вопросом: «Для чего? Для чего мне перспективная карьера у Арнгейма? Для чего всё это?». И уезжая, он будто открывает границы для чего-то нового.
Высокое чувство собственного ''я'' спорило с жутковатым чувством неплотного прилегания собственной шкуры.
Музиль обрисовал нам отчаяние, болезнь общества, он изобразил жизнь без прикрас. Всё показал через призму увеличительного стекла. А сам роман «Человек без свойств» - это предупреждение всем нам. Хотя бы о том, как важно иметь своё мнение и самое главное – уметь к нему прислушиваться. А иначе никакая «великая идея» с «параллельной акцией» не смогут спасти тебя.
(Удерживаю себя от соблазна заглянуть в чужие рецензии. Нет, нельзя! Иначе вообще ничего не смогу сформулировать – и так-то в голове невесть что творится!..)
Знаете, а мне этот бонус понравился!
Нет, не так.
Как книга, как произведение литературы, считаю, роман не удался. Но, с другой стороны, можем ли мы к «Человеку без свойств» подходить с обычными мерками – книга-то не закончена?.. А не закончена – это же не значит, что просто оборвана. Это можно понять, что и недоработана, не отредактирована и пр. Вот и спишем все недостатки на то, что автор и так-то был сильно нездоров в последние годы, а тут и времени не хватило отточить свой стиль, убрать лишнее, выбрать главное и скомпоновать то, что мы бы и оценивали как готовое произведение.
Но книга при этом меня зацепила. И считаю ее сильной стороной то, что она пусть и не универсальна (далеко не каждый тип читателя найдет в ней что-либо для себя), но довольно насыщенна - настолько, чтоб хоть какие-либо строки, мнения, рассуждения отозвались в читательской душе.
Попробую разобраться в своем восприятии этой книги...
Жанр? Трудно сказать...
Не исторический, нет - хоть и рассматривается автором конкретная историческая ситуация: отношения Германия-Австро-Венгрия в начале прошлого столетия - но все же невооруженным глазом видишь, что главное для писателя не анализ исторических событий и политических коллизий.
Психологический? Тут тоже задумаешься: казалось бы, человеческое нутро выворачивается и предлагается нам для рассматривания, но при этом что-то не то...что-то не то... Не сказала бы, что анализ внутреннего мира персонажей есть главное в романе.
Может, философский? А вот тут я бы сказала по-другому: философический. Чувствуете разницу?! И знаете что я откопала в недрах интернета? Я нашла термин «философическая интоксикация». Друзья! Хоть психиатры и говорят, что подобный диагноз присущ подросткам, больным шизофренией, но не кажется ли вам, что этим заболеванием страдали многие персонажи романа, а возможно, и сам автор?! Посудите сами: главный симптом - «настоятельная потребность анализировать происходящие события, а также собственный внутренний мир, механизмы автоматизированных действий, мотивы поступков окружающих людей, собственные реакции, используя философско-психологическую терминологию, неологизмы. Пациент перестает адекватно воспринимать мир и реальность, пытаясь все втиснуть в схему, склонен обсуждать собственные «открытия» с окружающими, записывать свои мысли, читать огромный объем соответствующей литературы. Поведение человека с синдромом «философической интоксикации» носит навязчивый для окружающих характер. Близкие люди отмечают чудаковатость в его поведении, нежелание и неумение решать обычные житейские проблемы в связи с их постоянным философским осмыслением и склонностью теоретизировать по любому поводу». Ну? Что я вам говорила?
Перейдем к системе образов. При том, что практически все персонажи показались мне несколько помешанными и чаще неадекватными, все же в моем восприятии они разделились на две категории: пародийные, порой гротескные, оставившие меня равнодушными, и – более-менее реалистичные, вызвавшие у меня заинтересованность и эмоциональный отклик.
К первым, которые не вызывали у меня ни симпатии, ни сочувствия, я отношу практически всех: и различного уровня государственных деятелей, политиков, дельцов - граф Лейнсдорф, миллионер Арнгейм, министр Туцци, генерал Штумм, философ Мейнгаст; и женщин самого разного пошиба – дива салона и муза «параллельной акции» Диотима, чрезмерно озабоченная нимфоманка (по определению главного героя и по моему тоже) Бонадея, фанатичная ницшеанка Кларисса... Все они у меня вызывали внутреннее содрогание: карикатурные изображения напыщенных деятелей, патетичных пустословов, людей, топчащихся на одном месте, изо всех сил изображающих себя участниками жизненно важных процессов – а на деле выпускающих смешной пшик и ничего более. Ох уж эта деятельность ради деятельности, речи ради речей, цели ради целей. Ох уж эта экзальтированность, эта псевдодуховность, которыми все перечисленные персонажи размахивают как флагом. Бр-р-р.
Но кто же меня заинтересовал?! Буду неоригинальна, пожалуй: ГГ Ульрих и его сестра Агата. Да. При этом я хотела бы развидеть и расчитать последние главы – из опубликованного посмертно, ибо мне всё описанное в них не понравилось (почему? возможно, я слишком щепетильна и ханжески настроена, но тот поворот в развитии братско-сестринских отношений, который смакует автор, вызвал у меня тошнотворную реакцию. Впрочем, не зря роман «Человек без свойств» некоторыми исследователями воспринимается как сублимация - «попытка самолечения от инцестоневроза». Думаю, основания для таких утверждений есть.)
Так вот, мне показались очень интересными эти два образа!!!
И я не согласна, что Ульрих – человек без свойств. Как это так? У него развита критичность мышления, здравый скептицизм, его нельзя назвать фанатиком – он человек думающий, анализирующий, имеющий свою точку зрения. А уж насколько он был противоречив в своих измышлизмах – так кто из нас может похвастаться своей стопроцентной последовательностью и логичностью высказываний? В любом случае, я видела в его действиях и речах перманентное стремление отыскать истину, разобраться в происходящем, и пр., и пр.- впрочем, всё это мы уже перечисляли выше в качестве симптомов психического отклонения.
Но даже если воспринять говорливость Ульриха как проявление болезни – все равно: мне он симпатичен! А уж то, что он со снисходительной иронией смотрел на многих персонажей, - это вообще сделало его близким мне и почти родным: еще бы! Если бы не его критическая насмешливость, я вообще подумала бы, что у меня проблемы с головой, настолько, повторюсь, для меня была страшна и ненормальна бОльшая часть героев романа.
И сюда же я отнесу Агату – умную, вдумчивую, насмешливую, во многом свободную, боящуюся безликости и пустоты – в общем, двойника, или, по их фантазии, «сиамского близнеца» Ульриха.
Мне они показались близкими по многим-многим параметрам (вот только говорили бы они меньше!). Да более того – они мне напомнили (да простят мне эту параллель все, кто со мной не согласится) мой любимый литературный дуэт – князя Андрея Болконского и его сестру княжну Марью. Почему-то уверена, что окажись Андрей и Марья в романе Музиля, они вели бы себя сходным образом.
Что касается проблематики романа... Из нескольких десятков (а может, и сотен) тем, которые так или иначе были затронуты в романе, мне ближе (и понятны) те, в обсуждении которых участвовали мои любимые персонажи – Ульрих и Агата. Я задумывалась вместе с ними над теми или иными вопросами, тоже пыталась докопаться до истины (хм, может, «философическая интоксикация» заразна?!), частенько отвлекалась от текста и подбирала свои аргументы и доводы по данной теме. К таким, взволновавшим меня, вопросам можно отнести дискуссии на тему души и поиска оной, о морали, о преступлении, о любви, о ханжестве...
И последнее, на что я хотела бы обратить внимание, в том числе и свое: стиль Музиля, его язык... Еще раз категорически настаиваю на том, что нельзя оценивать роман как готовое, законченное произведение: я бы предпочла воспринимать всё прочитанное как сырье для возможного романа.
Так вот, в этом сырье есть и оригинальные, и остроумные выражения мысли, порой даже хотелось их обдумать или запомнить себе на будущее. Смотрите сами: «У нее было такое чувство, что улыбка, которую ей удалось изобразить, маячит очень далеко от ее ледяных губ», «Здорового от душевно больного отличает то, что здоровый страдает всеми психическими болезнями, а душевно-больной — только одной», «Чтобы легко пройти в открытые двери, надо учитывать тот факт, что у них есть твердый косяк»...
Эх, хотелось бы еще поговорить о книге, поспорить по поводу каких-либо постулатов, заявленных автором (или персонажем)... Но, вспомнив, как тяжело было пробираться сквозь бесконечные словеса, заставлю себя остановиться.
Друзья! Я готова вам посоветовать эту книгу, но... Но проверьте, выполнена ли у вас хотя бы половина условий, которые я выдвигаю:
1) Вы достаточно прожили, немало повидали на своем веку И/ИЛИ вам свойственно задумываться о жизни, о ее смысле?
2) У вас имеется свободное время (не менее пары месяцев), когда вы смогли бы – не торопясь, со вкусом, с периодическими возвращениями к прочитанному – смаковать то, что вам предложено автором?
3) Вы способны воспринимать книги БЕЗ сюжета?! Да-да, книги, в которых сюжетная линия теряется за множеством (я ж говорю, десятками, а то и сотнями) тем и проблем, активно обсуждаемых на страницах романа?
4) Вы неравнодушны к вопросам политики, у вас имеется своя позиция, свои убеждения о взаимодействии общества и государства?
Если здесь хоть что-то сказано о вас, то – добро пожаловать в мир недописанного романа Роберта Музиля! А я подожду, когда вы напишете свой отзыв о нем...
КНИГА ПРОЧИТАНА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР III, БОНУС.
Спасибо, было трудно, но не бессмысленно!
Не стоит использовать лишние слова. Как говорил Эзра Паунд: “Классическая литература - это простые слова, заряженные глубоким смыслом.” Соответственно, каждое слово, которое не вносит своего вклада в смысл абзаца, является лишним, мешает восприятию и, разумеется, затрудняет понимание. Всегда помните, что краткость - сестра таланта. (Дж. Оруэлл)
Вынуждена признаться, я очень эгоистичный читатель. Каждого нового автора, каждую новую книгу я прошу сделать мне интересно. Так вот Музиль оставил меня совершенно неудовлетворённой. И вовсе не потому, что не дописал свой мagnum opus, а потому что, как в анекдоте про корову на скачках, "ну, не шмогла я, не шмогла".
Автор безжалостно препарирует бытие, разлагая его на такие мельчайшие частицы, которые еще не открыты физиками и из которых можно сложить прямо противоположные утверждения о чём угодно, так что в конечном итоге вся наблюдательность, аналитические способности и писательский талант Музиля сводятся к набору печатных знаков, которые, в свою очередь, сливаются в мало приглядное банальное словоблудие. Вот и хочется вернуться в прошлое и попросить Музиля держать руки над одеялом подальше от печатной машинки. Велеречивый мёд после второго литра на вкус - уже чистый дёготь. И это - при всём его уме - автор мог бы понимать, но, очевидно, тяга самовыразиться и самовыставиться в наиболее неудобоваримом виде превозмогла все доводы рассудка (если таковые были).
Что касается неудобоваримости, то на протяжении всей книги, в очередной раз завязнув, словно муха в варенье, в глубинах очередного размышлятельного абзаца, я с ужасом пыталась представить, как же современники автора, его соотечественники продирались через пересечённую местность его сентенций, где Бог знает, что сложнее было не потерять: нить повествования или отделяемые приставки.
Со страниц своей почти бесконечной книги кричит г-н Музиль: "Я заметил! Я наблюдал! Я осознал! Я сформулировал!" Подобно ребёнку, только что усвоившему связь между словом и предметом, между означающим и означаемым, автор старается заярлычить, вербализировать и литературно закрепить каждое движение человеческой души, каждый нравственно-духовный сдвиг,каждый скрип колеса истории и каждый, прошу пардону за приземлённость, чих и пук. Итого, имеем мы книгу без свойств. Нет, точнее говоря, книгу, характеризуемую одним проминентным свойством - своим объёмом. Много ли можно найти в этой книге? Безусловно. Как многое можно найти и в обычной воде из-под крана.
Со мной случилось два впервые, благодаря этой книге. Во-первых, мне пришлось прочитать краткое содержание романа на одном удобном ресурсе, чтобы привести в порядок разрозненные сюжетные частицы, так и не собравшиеся под пером Музиля в удобоваримое литературное целое. Во-вторых, мне посчастливилось ознакомиться с критической статьёй Затонского, чтобы определиться еще и с основной идеей произведения. Суммирую все полученные из сторонних источников (в большей степени) и из самой книги (в меньшей степени) данные.
Сюжет выстроен вокруг события национального (?) масштаба - "параллельной акции", которую воплощают в жизнь такие разные люди, преследующие столь разные интересы, что их трепыхания более всего напоминают историю небезызвестных лебедя, рака и щуки. С какой-то целью автор вводит в книгу маньяка-убийцу Моосбругера, которому герои романа приписывают мотивы и свойства, более всего отражающие цели и желания самих интерпретеров. Читателю так же предоставляется возможность наблюдать за действиями нескольких взбалмошных дамочек в разных локациях. Впрочем, слово "действие" в контексте "ЧБС" является явным преувеличением и злостным искажением истины, поскольку всё сводится к бесконечной болтовне и редким обнажениям. Между этими дамочками и рассуждениями (в т.ч. о судьбе маньяка) мечется Ульрих - наш главный герой, он же, пожалуй, герой единственный, потому что совершает максимум телодвижений, выделенных на всю книгу скупым на экшн автором. Именно Ульрих носит почётное звание ЧБС.
Довольно долго я не могла понять отношение автора к своему ГГ, поскольку, во-первых, само словосочетание ЧБС отдаёт чем-то негативным, во-вторых, Ульриха активно критикуют все остальные действующие (вернее сказать, бездействующие, но много рассуждающие, думающие и чувствующие) лица. Как выяснилось, опять же благодаря Затонскому, Ульрих всё же не отрицательный персонаж, а отсутствие свойств не такой уж и порок (хотя и большое свинство, конечно):
Ульрих как "человек без свойств" - это не только зримое воплощение уже известных нам опасений Музиля, касавшихся внутренней "бесформенности" современного человека, но и попытка осознать эту "неизбежность", так сказать, в позитивном плане, извлечь из нее для общества и для человека конструктивные уроки. Ульрих - не человек с "чувством реальности", а человек с "чувством возможности", то есть тот, чьи свойства еще не застыли в границах чего-то единичного, конкретного и находятся в состоянии перманентного акта творения. Он знает, что способен стать всем, и знание это
предохраняет от эгоцентризма, от убийственно серьезного отношения к собственным мнениям и поступкам, какое присуще людям, заключенным в тюрьму "характера". Ульрих обладает даром идти "рядом с собой" и не считаться с прихотями и капризами своей натуры. Жизнь для него - не сцена, где самовыявляется "я", а калейдоскоп, создающий бесчисленное множество узоров, при каждом повороте - разных. Для Ульриха мир, по выражению Музиля, - "большой исследовательский центр, где испытываются и наново создаются лучшие человеческие формы".
Приступая к чтению ЧБС, нужно быть готовым к тому, что:
1. это не художественное произведение, а скорее эссе на социокультурную тему, практически нон-фикшн;
2. еще долго после прочтения ЧБС тянет изливаться словесным по излишеством в разговорах, переписке и, увы, отзывах на книги; и эти излияния не вызывают в реальных и виртуальных собеседниках ничего, кроме недоумения и раздражения, что я считаю вполне закономерной и оправданной реакцией.
Дни мелькали и составляли недели. Недели не останавливались на месте, а сплетались в цепь. Непрестанно что-то происходило. А когда постоянно что-то происходит, легко создается впечатление, что ты достигаешь какого-то реального результата.
Просто гениальное произведение. Каждая страница, а их более тысячи, приводила меня в восторг.
Удовольствие, полученное от чтения "Человека без свойств" равно примерно удовольствию полученному от чтения 10 других очень хороших книг.
Очень рекомендую всем любителям философских интеллектуальных идейных романов типа "Волшебной горы" Томаса Манна. Нечто совершенно потрясающее.
Иногда прочтёшь целую книгу и не найдёшь в ней ни одного выражения, которое стоило бы запомнить или процитировать. Какой смысл в такой книге, спрашиваю я вас?
(с) Олдос Хаксли
Структура - ничто, наполнение – все. Ведь, что есть структура, как не ограничение? Как не клетка, в которую мы запираем наш разум, мешая ему прочувствовать всесильную мысль, которую автор вкладывает в свои рукописи, в свое произведение, наполняет его живительным воздухом творчества, силой своего времени и музыкой жизни. Разве можно структурировать бесконечность – сколько опасную, столь и манящую? К чему затискивать себя в узкие комнаты четко очерченной литературы, которая не оставляет даже лазейку, даже щель для оживляющей воды из старинного колодца истинно кристальной буквы, которой так жаждет наша иссушенная кожа в жаркое время литературных полуфабрикатов?
Я позволю себе предположить, что автор решил не обременять нас персонажами, людьми. Их и так вокруг: ежесекундно, ежедневно, в любых ситуациях, местах – везде люди, люди, люди, люди! Характеры, персонажи, типажи, темпераменты. Неужто, Вы не устали от всевременного окружения людьми, зачем они Вам в книгах, зачем их очеловечивать, ведь можно ограничится простыми увечьями, грехами, столь знакомых нам, как бы это печально не звучало. Но! Недостатки, именно они и только они, делают из нас того человека, который сейчас есть. Эти незаметные и гнусные, скрытые и полностью представлены обществу шрамы характеров, приукрашены и отбелены – эти темные стороны наших душ наиболее всем интересны. О, душа! Она требует, она трепещет, она жаждет! Сама не знает чего – рая или ада? Реальности или забытья? Скандала или тихой гавани? Что говорит Вам сия невидимая субстанция, которой Вы оправдываетесь и мотивируетесь? Разве это не смешно и грустно, что мы, люди разумные, привлекаем к объяснениям мифического зверя, придуманного нами и для нас – душу? И к чему? К литературе! О, нет, нет, душа слепа, что касается истинно тонких рукописей. Только разум может ими овладеть, принять…Потому Роберт Музиль создал гениальное сочинение – сочинение не для души, а для разума, прелестнейшее блюдо, которое готово стать пищей для Ваших мыслей для долгих дней раздумий, роман, которой учит Вас не стеснятся собственных полетов мысли, не заключая их дозволенным пространством, а позволяющим двигаться им и развиваться, друг из друга, собираясь в причудливые букеты и расплываясь фантазийными узорами по небосводу интеллекта, который мы забывает разукрашивать и держим в стерильной чистоте, вместо того, что б вообразить себя художником и разрешить нашим мыслям танцевать попурри, набираясь силы, выносливости и богатства.
Музиль наполнил хрусталь чистого произведения самим собой, выплеснув на него свое Я, не стесняя его и не стесняясь. Разве это не прекрасно? Разве это не истинная грань откровенности и доверия? Ведь как автор может по-другому показать свою любовь к читателю – только правдой, а мысль автора – это и есть чистейшая правда, главная истина, которую может писатель вложить в свое детище. Ведь не искать же истину и мораль на страницах романа! Ведь, не вписывать же человеческие жизни на уровне метафор!
Человек без свойств – это не метафора, это обозначение. Бесконечное в своей краткости и смыслах. Человек без свойств – это ужасный сон гуманиста и Эдем для политика или, правильней сказать – он и есть политик. В самом лучшем смысле, замечу! Искусство быть политиком, истинным джентльменом – это, позволю себе Вам перечить, вовсе не значить быть человеком действия, а быть человеком речи – наполняя свои беседы насколько воздухом, настолько и смыслом, ведь прозрачное небытие и есть смысл, ибо его нет, как не ищи, а ежели Вы таки разрешаете себе верить в однозначность и деловитость, ежели Вы ищите окончательные точки для уверования правды…мне Вас жаль, право, я ужасаюсь Вам, Вашему затмению…
Если бы Ульрих постоянно опускался до уровня социума, который то и делает, что ищет наслаждений и счастия, то и делает, что слушает свое измученное сердце и подставлял его каждому…о, бедный малый, как бы он страдал. Каким пресным бы он был, каким скучным, каким недалеким, как бы он заблуждался, ищя счастья в секундных услаждениях своей надежды, веря в будущее, уже даже не свое, а семейное, родственное…Нет! Он очистился от этого! Только скинув из себя узы социальной мечты, родственных сантиментов и женских чар, Ульрих стал джентльменом, почитаемым, желанным во всех известных домах, к чьему мнению прислушиваются, его жаждут, вникают его речам и возражениям. Пустое, скажете Вы? Что такого в разговорах, скажете вы? Нужно действовать и идти до конца, призываете Вы каждый день? А знаете ли Вы, что в конце этих самых целей? Сможете ли Вы пережить этот тупик развития событий, этот крах долгого движения, ведь нету ничего ужасней, чем болезненная остановка после многих часов бега. Только постоянное движение и развитие ума может даровать спокойствие и Ульрих его обрел. Он в процессе обретания, поскольку его развитие так же незаконченно, как и роман, ведь, как можно запечатать совершенство, как можно сказать себе: «Все, совершенство великолепно и оно закончено!». Смыслы не могут окончится, человеческая миссия намного большее, чем многие себе могут предположить, обращаясь только к изведанным и знакомым догмам.
В том вся и беда, с чего все начиналось, что своды законов и многолетние уставы перечат свободе человека, его Я, его развитию, смелости. Только исконный смельчак может взять на себя непосильную ношу философов, не назвавшись таковым, вкладывать в мысли идей свои невероятные фантастические путешествия чертогами разума, которые намного ближе, чем нам кажется. Только истинный человек без свойств, который губит себя в описании ради увековечивании себя в словах, его словах, им найденных, его музыке, которую он ясно впитывает своими глазами, ощущает, осязает и жарко горит этим огнем, разрывающим его изнутри – нести эти знамена вольной мысли в массы! Ибо мысль не была заключена, но и не наслаждалась волей!
Это не интервью. Это просто диалог с неким собеседником.
- Никогда в жизни у меня не было такого, чтобы я так жалел о времени, потраченном на чтение книги как о времени, потраченном зря. Сколько я бы мог прочитать более интересного, чем «Человек без свойств»?
- Хм, интересного, говорите? Так вам, батенька, нужны только интересные книги? Пардоньте, какой вы после этого книголюб? Книги должны приносить пользу.
- Рассуждать так – всё равно, что искать ответ на вопрос, какой должна быть пища, вкусной или полезной. Должна быть гармония одного с другим! У Музиля я такой гармонии не увидел.
- Иными словами, книга совершенно не интересна, но полезна?
- Я бы мог так выразиться, если бы не одно «но». «Человек без свойств», безусловно, умная книжка. Произведение, напичканное под завязку философией, да ещё имеющее сюжетную линию, глупой назвать трудно. Но именно из-за отсутствия интереса к ней пропадает весь смысл в пользе, а значит всей этой заумной философии, в этих внутренних изысканиях главного персонажа, и даже в сюжетном поиске идеи как объединяющего начала общества Какании. Итак, полезная она? В силу своей бесконечной глубины - нет. Во всяком случае для тех, кто читает её как повседневное произведение.
Я бы мог привести вам массу сравнений. Вспомните, что случилось с командой Одиссея, когда развязали мешок с запрятанным в нём ветром? Или лучше ответьте мне, что станет с больным человеком, если в него влить за один раз всё лекарство, которое нужно ему для лечения?
- Вероятнее всего, бедняга отравится и умрёт.
- Вот и я себя чувствую отравленным. Как ветер надо было выпускать из мешка медленно, как лекарство надо было давать понемногу в течение некоторого срока, так и Музиля уж если и читать, то строго дозированно. А не за две с половиной недели.
- Да, что ни говори, быстро прочитали!
- Конечно! Чтобы поскорее взяться за другие книги, которые сыграют роль противоядия. А что мне ещё оставалось делать, если был такой уговор - прочитать книгу всем командой? А уговор, как известно, дороже денег. Даже Музиль это признавал.
- И всё-таки вы слишком категоричны, батенька.
- Дорогой мой! Вам мало примеров? Хорошо. Попробуйте прочитать весь курс мировой философии за две недели. Как вы себя будете чувствовать? Да у вас мозги потекут из ушей! Ну а чем лучше талмуд Музиля? На кой мне леший нужен этот концентрат мысли? Все эти безнадёжно-сатирические рассуждения про страну Каканию, название которой у меня сразу стало ассоциироваться с одним похожим, но неблагозвучным словом? Ну согласитесь, если вы начнете разговаривать с умным человеком, который станет задвигать вас собственной философией – вам же только первые минут десять будет интересно. Потом начнётся невыразимая скука, и вы только и будете думать о том, заткнётся он наконец, или нет? Или ваше терпение лопнет раньше, и вы отойдёте от него, а то и прервёте грубо.
- Нет-с, я хорошо воспитан.
- Браво! Значит я – плохо. Поэтому и говорю, что думаю.
- Милейший, вся ваша тирада уже тянет на одну печатную страницу, но вы не можете сказать ничего, кроме того, что «книгу невозможно читать». Не поэтому ли вы, любитель выписывать цитаты, ничего не выписали на этот раз, что не читали книгу, а пробежались по ней?
- Нет, не поэтому. Я начал их выписывать – обычно я их отмечаю на полях или выделяю в электронном варианте. И поверьте, цитат было великое множество, порой по пять штук со страницы. Но очень скоро я спросил себя – а нафига я это делаю? Зачем, какой смысл выписывать мне эти умные куски текста, если их нельзя не только систематизировать, но хотя бы объединить одной общей темой?
- Типа, хотите сказать, что все цитаты одного произведения объединены темой?
- Темой-ли, содержанием, контекстом – есть объединяющее начало, что бы вы мне не говорили. А тут его нет. Разве лишь само наличие в сюжете Ульриха могло бы стать таким началом, но ведь его нет ни в одной цитате. Так что нафига мне было что-то выписывать?
Между прочим, это нелитературное слово лучше всего подходит к роману Музиля «Человек без свойств». Вообще, самое главное нафига – нафига он писал эту книгу? Что Музиль хотел сказать? Его книга – это философия обо всём. А нафига нам учебник философии читать как литературное произведение? Если ты такой умный, напиши несколько книг! Напиши серию, в конце концов. Такую серию, чтобы произведения были связаны между собой. Неважно как - прямо или косвенно. Так делал Эмиль Золя с Ругон-Маккарами, и Бальзак с «Человеческой комедией», и Марсель Пруст с циклом «В поисках утраченного времени».
А так мне кажется, что делая такую книгу, Музиль хотел показать всему миру, какой он умный человек. Умный-то умный, тут не поспоришь, но способ доказательства этого он выбрал очень неудачный.
Или вот другое «нафига». Нафига писать книгу так долго, раз за разом возвращаясь к написанному и шлифуя каждое слово? Хотел сделать максимально совершенное произведение? Ну хорошо, совершенства искусства можно созерцать часами. Но ведь не днями или неделями! Я вас уверяю, если любого ценителя живописи запереть в Эрмитаже, и сказать ему – «вот тебе, ценитель, койка, скатерть-самобранка и биотуалет, но всё свободное время в течение двух недель ты должен созерцать «Мадонну Литту» Леонардо да Винчи - несчастный ценитель заплакал бы, и отказался. А то, чего доброго , осквернил бы картину. Я, кстати, могу привести вам множество примеров произведений с отшлифованным языком. «Лето Господне» Ивана Шмелёва, например. Какой красочный язык! Какое богатство! Но именно от этого богатства ты устаёшь уже на второй час чтения. Вывод – надо читать помаленьку, небольшими порциями.
- Вы повторяетесь.
- Хорошо-хорошо. Тогда ответьте мне, вы смотрели «Санта-Барбару»? Или любое мексиканское телемыло, начав снимать которое режиссёры не знали не только, чем всё закончится, но даже и что будет через десять серий? Ну так вот, я уверен, Музиль не только не знал, чем всё закончится, но и принципиально не заканчивал роман. Иными словами сразу задумал его, как книгу без конца.
- Но зачем?
- Не знаю. Но только если человек видит цель – он к ней стремится. А у Музиля было достаточно лет, чтобы завершить своё произведение! Но нет, он не только не стремился, но и тему выбрал подходящую, то есть бесконечную.
- Вы, между прочим, уже полчаса намекаете на то, что темы в книге нет.
- Почему же нет темы? Есть она. Это бесконечный поиск идеи празднования юбилея. Ничего не напоминает? На мой взгляд, чистая пародия на поиск национальной идеи. Никто не знает, что это такое, поэтому никто не знает, что должен искать. Но ищет каждый, и имеет столько собственных идей, что от каждой из них несчастная нация может лопнуть по швам. Я утрирую, конечно, но это моё убеждение. Очень странное положение получается – идей много, а Идеи нет. Это как с другом – друзей много, а друга нет.
Моя уверенность основывается на том, что я не увидел ни одного по-настоящему человечного персонажа. Все в той или иной степени экзальтированны. Особенно женщины. Диотима, Бонадея, Кларисса… Практически все женщины расписаны так, что прочитав о них, непременно хочешь с ними переспать, но ни за что – жениться!
Иными словами, я берусь утверждать, что единственным человеком со свойствами в этой книге является главный герой Ульрих. Без свойств – все остальные.
- ?
- Не надо делать такие глаза. Образ Ульриха раскрыт. Образ всех остальных, включая его шальную сестрицу Агату – нет. Ну и кто тут без свойств? И вообще, знаете что?
- Что?
- Я уверяю, если бы в романе был всего один персонаж – Ульрих, и не было бы всех этих Уолтеров. Кларисс, Моосбругеров, Диотим, Арнгеймов и прочих, содержание практически не изменилось. Ибо персонажи в ней – вторичны. Только Ульрих…
- Вы бы критику почитали. Ульрих имеет самое непосредственное отношение к философии Ницше.
- (раздражённо) Философия, философия, кругом одна философия! Да доколе мы будем возвращаться к этой философии? Ульрих хотя бы иногда искренен в своих поисках, пускай даже он может воплощать вселенское разочарование.
- Мне начинает казаться, что наш разговор по своей затянутости и многословию начинает чем-то напоминать сам роман «Человек без свойств».
- Согласен. Мы его и сделать можем, как книга, незаконченным.
- Это каким образом?
Он был незаурядный говорун; если уж он начинал, то не мог остановиться, как нельзя закончить книгу, пока в ней не сказано все, что просится на бумагу...
Есть такие книги, которые автор пишет не ради того, чтобы миллионы прочли их с восхищением и немедля признали в нем живого классика, а ради того, чтобы просто писать. Роберт Музиль — такой автор.
Есть такие книги, которые читаешь не ради того, чтобы восхищаться всеми перипетиями сюжета и немедля признать героев книги своими любимцами, а ради того, чтобы просто читать. Человек без свойств — такая книга.
Сразу отведу в своей рецензии отдельный загон для общих мест, которые не преминули обозначить почти все рецензенты:
- да, роман писался 20 лет, поверг автора в нищету и безвестность, но так и не был закончен;
- да, роман практически автобиографичен и сильно завязан на события временного периода, упоминаемого в нем, что может помешать восприятию романа читателем без должного бэкграунда;
- да, обстоятельства и издатель вынудили Музиля публиковать роман так, как это не было им задумано;
- да, мы уже никогда не сможем в полной мере оценить задумку автора, не смотря на то, что черновики и наброски продолжения романа доступны, по крайней мере, немецкоговорящему читателю.
Делает ли все вышеперечисленное роман хуже? Мой ответ — нет.
Я не любитель разбирать литературу на винтики и искать скрытые смыслы, потому философские и филологические изыскания оставляю на совести критиков или тех людей, кому это позволяет делать образование или совесть.
Себе же оставлю право выразить восхищение, воплощение которого приняло вполне осязаемую форму — бумажной книги (последний раз желание обладать какой-либо бумажной книгой, переросшее в покупку, накрывало меня так давно, что сложно вспомнить). Восхищение мое касается двух аспектов этого романа: языка и убийственной иронии.
За язык русскоговорящие, по крайней мере, читатели должны отвешивать земные поклоны Соломону Апту (человеку, подарившему нам Манна, Кафку, Брехта, Гессе на русском языке). При его участии мы можем насладиться и лаконичностью формулировок, и зубодробительными предложениями в полстраницы. Каким бы ни был Музиль в его Человеке без свойств, вклад Апта недооценить сложно (к примеру, цикл новелл Три женщины, переведенный другим человеком, читается гораздо тяжелее).
Второе, что нельзя не отметить, — убийственная ирония автора по отношению ко всему: собственной стране и миропорядку того времени, политике и политикам, военным и гражданским, милитаристам и пацифистам, националистам и космополитам, дамам света и верным женам, всем и всему, что подворачивается под руку. Складывается впечатление, что Музиль-человек всю сознательную жизнь подмечал свойства предметов и явлений, окружавших его, а Музиль-автор всю творческую жизнь старался наколоть как бабочек свои наблюдения острыми булавками формулировок. От этого и возникает отталкивающее многих впечатление, что Музиль пишет про все сразу и ни о чем конкретно. Но мне это впечатление принесло не раздражение, а удовольствие, развитие сюжета отошло на второй план, а главным стало отношение автора к своим героям. Мне показалось, что Музиль относится к ним очень по-диккенсовски: не испытывает ни к одному из них достаточной симпатии, чтобы и читатель не выбирал себе любимцев, опираясь на предпочтения автора.
Несомненно стоит сказать, что Человек без свойств — это книга, которую не стоит брать нахрапом и пихать в себя в надежде «а вдруг понравится?». Не понравится. Будет скучно, тяжело, несмешно и неинтересно. Ваш худший кошмар длиною в 1088 страниц. Человек без свойств — книга для тех, кто не спешит и готов, к примеру, посреди чудовищных размеров предложения с рассуждением о природе веры и бога увидеть шпильку в адрес и верующих, и богоборцев одновременно и от души над ней посмеяться.
Человек без свойств, к моему удивлению, оказался книгой, которую можно начать читать с любого места, и она от этого ничего не потеряет. Никогда не думала, что подобное я когда-нибудь отнесу к достоинствам. Но жизнь полна сюрпризов.