Сергей Георгиевич Кара-Мурза — один из самых известных и уважаемых российских авторов, пишущих на политические темы. В своей новой книге он задается вопросом: почему оппозиция не может выдвинуть из своих рядов ни одного лидера, который мог бы на равных тягаться с Владимиром Путиным? Понятно, что на Путина работает вся мощная машина государственной пропаганды, но дело не только в этом, считает С.Г. Кара-Мурза. Политическое действие оппозиции — всегда бунт, прежде всего бунт мировоззренческий, но сегодняшняя оппозиция Путину слаба в этом плане: у нее нет четкого мировоззрения, ее представления о будущем России неопределенны и размыты.
Между тем только образ будущего собирает людей в народ, обладающий волей, считает автор; такой образ создает саму возможность движения, задавая ему вектор и цель. Как произошло, что российская оппозиция не имеет всего этого, какими очевидными недостатками она обладает, каким образом ей избавиться от них и обрести, наконец, реальную способность влиять на политическую жизнь в нашей стране — на эти вопросы в книге даются подробные, обстоятельные ответы.
Должны же мы понять, чем постсоветская Россия после Ельцина так не угодила верхушке США. Зачем они разжигают слишком рискованную войну, не дождавшись, пока наша наука деградирует и сделает небоеспособным российский ракетно-ядерный щит? Ведь США умеют терпеть и подавлять противника незаметно, «мягкой силой» — вспомним холодную войну. Чего они испугались, что хотели предотвратить?
Можно предположить, что аналитики США решили, что после Ельцина власти России задумали восстановить статус великой державы, оснастить армию современным оружием и вновь собрать земли исторической России. Но какие для такого предположения были эмпирические данные? Что изменилось в структурах России? Продолжаются неолиберальная реформа и приватизации, олигархи покупают яхту за яхтой, средний класс врос в общество потребления, а креативный класс мечтает о ПМЖ на Западе. Те же персоны пишут программы и делают философский камень нанотехнологии, нефть течет куда надо, тем же ядом брызжет «Эхо Москвы». Ну чего еще желать Бильдербергскому клубу?
Есть у меня приятель из ФРГ, философ, ученик Хайдеггера (живет в Испании, ему стукнуло 85 лет). Как-то он рассказал мне, как в 70-е годы был в Москве и обедал в доме секретаря посольства ФРГ. И за столом, желая сказать что-то существенное, собеседники обменивались записками. Вслух не говорили — боялись подслушивающих устройств КГБ. Я не мог в это поверить и потратил целый час, добиваясь, чтобы он точно воспроизвел ситуацию и объяснил причины этого страха в кругу образованных, неглупых и немолодых людей. Это был болезненный разговор, мой друг разволновался, выглядел странно. Его мучило, что он не мог найти ответа на простой вопрос: чего вы боялись? Ведь ты должен иметь хоть какой-то образ опасности. Оказалось, что у той компании дипломатов и философов такого образа просто не было, страх не имел очертаний. У нас произошел примерно такой диалог:
— Скажи, Ганс, вы боялись, что КГБ ворвется в дом и перестреляет вас прямо за столом?
— Брось, что за чушь.
— Боялись, что хозяина-дипломата выселят из страны как персону нон-грата?
— Нет, такого никто не думал.
— Боялись, что вас куда-то вызовут и поругают?
— Да нет, все не то. Никто ничего конкретного не предполагал.
Когда я перебрал все мыслимые угрозы, вплоть до самых невинных (даже при допущении, что КГБ только и делает, что все записывает на пленку), в нашем разговоре наступила пауза.
На Первом съезде народных депутатов СССР 27 мая 1989 года Ю. Афанасьев (видный идеолог антисоветской оппозиции) заклеймил большинство депутатов как «агрессивно-послушное большинство». Были крики и даже рыдания депутатов, но большинство депутатов (группа «Союз»), не организованное как оппозиция, не могло использовать свое явное количественное преимущество, поскольку депутаты считали себя обязанными уговорить власть, а не идти на конфронтацию с ней. Ведь «ведь все мы, депутаты, хотим, как лучше». Инерция советской политической культуры обезоружила Верховный совет СССР.
Заметим, что накануне Февраля в партии большевиков было около 10 тыс. человек, на порядок меньше, чем меньшевиков и эсеров [Донде пишет о представлении русской революции в литературе: «Все ее исследователи не без удивления или злорадства отмечают, что самая „сознательная“ революционная сила в России, т. е. „партия Ленина“, оба раза прозевала начало революции — и в 1905, и в 1917 г.»].
А в феврале, выйдя из подполья, 125 организаций большевиков насчитывали 24 тыс. членов — в Петрограде 2 тыс., в Москве 600. В июле в партии были уже 240 тыс., к октябрю 350 тыс. — большевики стали самой большой партией в России. А ведь не было ни прессы, ни телевидения.
Никакая революция или реформа не могли бы произойти, если бы у революционеров или реформаторов не было достаточного количества агентов, которые объяснили их необходимость и неизбежность массе людей в личных разговорах.
Перестройка, которая развалила Советский Союз и привела нас к национальному бедствию, готовилась на кухнях интеллигенции, в беседах у костра или за чаем в КБ, в рабочих курилках и в очередях. Миллиарды разговоров подготовили сотни миллионов людей к тому, что они аплодировали Горбачеву и чуть ли не целовали туфлю у Сахарова.