Слушая причудливую смесь языков, я начал понимать, что Микронезия – это гигантский архипелаг, туманность островов, тысяч островов, рассеянных в необъятной акватории Тихого океана, и каждый из них был далек от других, как инопланетное космическое тело, как звезды в небе. Именно к этим островам, к исполинской ближайшей галактике Полинезии, влекло величайших в истории человечества мореплавателей.
В эти первые, бесконечно долгие моменты, глядя на выбегающих из леса детей, обнимавших друг друга, на роскошную тропическую растительность, я вдруг ощутил, как мною завладевает первобытная красота, человеческая и природная.
На планете нет ничего, напоминающего Нан-Мадол – древнюю мегалитическую постройку из сотни искусственных островов, соединенных бесчисленными каналами.
Бесконечность пугает. Кант называл это «ужасающим совершенством».
Восприятие больного человека как личности, живой части сообщества, распространяется и на людей с хроническими неизлечимыми заболеваниями, которые, как Томаса, годами живут беспомощными инвалидами. Я вспомнил своих нью-йоркских больных с боковым амиотрофическим склерозом. Все они находятся в госпиталях или инвалидных домах, с назогастральными зондами, отсасывающими аппаратами, некоторые на респираторах. Получая полноценную высокотехнологичную помощь, они одиноки, потому что родственники – намеренно или подсознательно – избегают их, ибо созерцание родного человека в таком состоянии для них невыносимо. Они думают о нем (так же, как и персонал госпиталя) не как о живом человеке, а как об обреченном на смерть больном, зависящем от систем жизнеобеспечения, предоставленных современной наукой и медициной. Таких пациентов, как правило, не посещают их лечащие врачи, которые тоже заранее вычеркивают своих пациентов из списков живых. Но Джон останется с Томасой, он будет с ней и ее семьей в тот день, когда она в конце концов встретит смерть.
В религии есть некоторая двойственность, ее сила сложна и противоречива, особенно при столкновении двух различных культур – и это противоречие проступало в облике суровой женщины и ее хора.
Хотя в течение ста пятидесяти лет после высадки Магеллана на остров периодически заходили европейские корабли, больших изменений не происходило до появления на острове испанской католической миссии. Она была открыта в 1688 году и ставила перед собой задачу христианизации местного населения. Сопротивление насильственному крещению вызвало ответные карательные меры, когда за действие одного человека приходилось отвечать всей деревне, а это привело в конце концов к жестокой войне на уничтожение.
В довершение всех бед на остров обрушились эпидемии болезней, завезенных на острова европейскими колонистами: кори, оспы, туберкулеза, а также проказы в виде зловещего дара, тлевшего, как бикфордов шнур69. Кроме военного насилия и болезней были моральные последствия принудительной колонизации и христианизации – умерщвление души и, по сути, культуры в целом.
Как мог Джон, наблюдая сорок с лишним больных с литико-бодигом, сохранять душевное равновесие и не впадать в отчаяние? Я заметил, что, когда он разговаривал с пациентами, голос его звучал бодро и уверенно, внушая оптимизм, но это была лишь видимость, за которой скрывались чувствительность и ранимость. Фил сказал мне потом, что, когда Джон остается один или думает, что остается один, он часто плачет, сознавая ужасное положение своих пациентов, из-за полного своего – нашего – бессилия что-то для них сделать.
– Видите ли, – сказал Джеймс, – мы ориентируемся не на цвет, а внимательно смотрим на плод, ощупываем его, нюхаем. Мы знаем – мы принимаем в расчет все его свойства, а вы ориентируетесь только на цвет!