Зачем берут в семью подростка-сироту? Не младенца, которого можно воспитать как собственного, а почти взрослого человека? Чтобы получать за него деньги от государства? Интеллигентная и весьма успешная женщина Екатерина Родионова в деньгах не нуждалась. Опалив однажды свою душу страданиями никому не нужных подростков, она ушла с поста главного редактора издательства, взяла под опеку девочку двенадцати лет и стала растить ее наравне с двумя собственными дочками. Скоро жизнь семьи превратилась в...
В Смоленской области.– И питалки че? Не заступались?– Они сами наших боялись. – Кристинка тяжело вздохнула. – На ночь закроют снаружи двери в комнаты, и всё. А там же детский дом семейного типа, в группе «братья-сестры» разных возрастов. Девочки-мальчики через занавеску. Была одна смелая воспитка, пыталась нас защитить, так ее парни тоже всем составом отымели.– И она их не посадила?!– Директор даже рот открывать запретил.
Раньше в детдомах воспитатели нас били, чтобы мы слушались. После войны уже нормальным считалось. Сейчас, может, этого нет, но дедовщина точно осталась. Вот не верю я, что старшие младших теперь не «воспитывают» на свой лад.Пока мать переводила дыхание, Катя вспомнила слова детдомовца «до головы не доходит, до почек дойдет». Получается, и сейчас это есть.
Когда воспитателю пачкаться не хотелось, – мать погрузилась в воспоминания, – он старших вызывал. Нам как-то шефы с завода привезли к празднику подарки – конфеты, вещи. Одежду, конечно, воспитатели сразу попрятали, нам такое носить было не положено. А сладкое убрали под предлогом «после обеда, чтобы не портить аппетит». Понятное дело, после обеда все исчезло бесследно – спрятали, чтобы утащить домой. А у нас там была одна задиристая девчонка. Уже послевоенная. Маленькая совсем, юркая, лет шесть ей тогда было. И вот во время тихого часа она пробралась туда, где хранились эти несчастные подарки шефов, взяла конфет, сколько уместилось в двух руках, и побежала в спальню. Только залезла в кровать, как воспитательница вошла. Откинула одеяло и поймала с поличным. Вечером перед ужином всех нас собрали в спальне. Воспитатели привязали эту малявку за руки, за ноги к кровати, дали двум старшим парням хворостины, и они начали в назидание другим – «не воруй» – ее сечь. Били со всей силы, всерьез. А малявка героя из себя корчила, всю дорогу молчала. Исполосовали всю. Кровь по худым бокам стала на простыни стекать. Фашизм как он есть. У меня голова закружилась, я хотела выбежать, но директор схватила за руку и держала… Эта девчушка потом несколько недель провалялась без сознания в лазарете.
Когда ты никому в этой жизни не нужен и сам никем не дорожишь, перебежать дорожку между жизнью и смертью очень легко.
Интернат-это не семья. Это машина, которая с первых дней убивает в ребенке волю к жизни. Какими бы подарками доброхотов ни был подслащен этот страшный процесс.
Как ребенку простить родную мать, которая из-за бутылки или порошка его бросила? Он и ненавидит её, и не любить не может. Природа. Вот и сходит с ума.
У нас обычаи такие в прежнем баторе были, – она перестала прятаться, рассказывала как есть, – не даешь парням – избивают до смерти. Мне несколько раз ребра ломали. И ногами били. Я сначала держалась, а потом думаю, да пропади оно пропадом. Себе дороже.
«Не лезь в чужой монастырь, целее будешь» - Катя вспомнила любимую мамину фразу. И только теперь, в окружении озлобленных подростков, начала понимать, что именно не собственной матери довелось перелить. Почему она замкнулась в себе и осталась «замороженной» на всю оставшуюся жизнь.
В Царской России никто не обременял сироту тайнами, да и это было невозможно- вся жизнь на виду. Смертность высокая. Не стало родителей-ребёнка приютили родственники и соседи. И всем все понятно. А вот эпоха сталинских лагерей поселила в людях страх. Сирот при живых родителях (так называемых врагов народа) становилось все больше. И надо было этих детей скрывать. Начали менять имена, фамилии, даты рождения, чтобы замести следы. Снять позорное клеймо. А потом практика вжилась в сознание, превратилась в национальный код.
Они пьют, курят. Считают себя взрослыми. Неразумные дети, незнающие, куда себя приложить и как утешить.
Если хирург станет раздумывать на тем, праведнику он делает операцию или преступнику, да ещё возьмет на себя роль судьи, обязательно случится беда. Его дело - спасти жизнь человека, хорошо выполнить работу, не отвлекаясь на сомнения и посторонние мысли.
Родной становится та семья, которая заботится, которая принимает ребенка всей душой.
Усыновленный или приемный ребенок - это всегда дитя двух семей.
История не терпит сослагательного наклонения.
Главное - это не идеально чистый пол, аккуратная одежда или сделанные уроки, а отношения с ребенком.
У каждого человека своя судьба и каждому дается ровно столько испытаний, сколько он может вынести.
Дети в детском доме не могут по-настоящему веселиться. Не могут учиться. У них нет желания жить или что-то делать из-за сильной боли и обиды в душе. Их просто заставляют, а они должны скрывать, что им плохо. Глупая такая игра.
До чего же это прекрасно - знать, что ты кому-то так сильно нужен.
Подачки никогда ничего не дают.
Иногда с женщиной легче согласиться, чем спорить.