XXV век. Человечество распространилось по всей галактике, а технология изменила само понятие жизни. Теперь люди способны записывать собственное сознание и с легкостью загружать его в новое тело. Смерть стала лишь помехой на экране. Такеши Ковача, бывшего члена корпуса чрезвычайных посланников, уже убивали прежде, но последняя смерть оказалась особенно неприятной. Оказавшись за 180 световых лет от дома, Ковач просыпается в новом теле на Земле, где миллиардер Лоренс Банкрофт поручает ему...
- Этот ресторанчик курируют триады. Чертовски подходящее место для того, чтобы вести допрос. Или вам просто нравится жить в опасности?
Я пожал плечами.
- Там, откуда я родом, преступники предпочитают держаться подальше от стычек порядочных граждан. Как правило, у них кишка тонка. А законопослушный гражданин с большой вероятностью может влезть.
«Если они хотят тебя достать, - написала однажды молодая Куэлл о правящей элите Харлана, - рано или поздно тебя подберут с этого шарика, словно любопытную пылинку с марсианской археологической находки. Ты можешь пересечь пропасть между звёздами, но они всё равно пойдут по твоему следу. Отправься на хранение на многие века, но они встретят тебя в новых клонах, когда ты будешь загружаться в оболочку. Они есть то, что мы раньше видели в своих мечтах как богов, - таинственные орудия судьбы, неумолимые, как Смерть, эта бедная труженица с косой. Несчастная Смерть, теперь тебе не по силам противостоять восставшим против тебя могучим технологиям видоизмененного углерода, позволившим оцифровать человеческий рассудок и загрузить его в новую оболочку. Когда-то мы жили, с ужасом ожидая твоего появления. Теперь мы отчаянно флиртуем с тобой, мрачной старухой, а сильные мира сего не подпускают тебя даже к черному входу».
- Очень много дыма поднимается там, где, по словам властей, нет никакого огня.
Если тебе не нравятся законы, отправляйся туда, где они тебя не достанут.
После чего создай собственные законы.
Я закончил стихотворение за Кадмина:
– «И как измерить расстояние от души до души? И кого винить в случившемся?»
Городская жизнь повсюду одинакова. На всех планетах, где мне довелось побывать, я видел одно и то же: хвастовство и обман, куплю и продажу; человеческая суть как она есть просачивается из-под любой системы, которую громыхающая политическая машина вздумает построить. Бей-Сити, город на Земле, древнейшей из цивилизованных планет, не стал исключением. Все, от нематериальных голографических плакатов, висящих на фасадах старинных зданий, до уличных торговцев с коммуникационными устройствами на плече, похожими на механических ястребов или огромные раковые опухоли, все что-то продавали. У тротуаров останавливались машины, и у ним устремлялись щедрые доступные тела, вальяжно прислоняющиеся к дверям и начинающие торговлю. Так, наверное, происходило с тех самых пор, как появились машины, к дверцам которых можно прислоняться. Над тележками со съестным поднимались струйки дыми и пара. Салон лимузина был изолирован от звука и коммуникационных передач, но даже сквозь стекло чувствовался шум города, пронзительные голоса зазывал и модулированная музыка, насыщенная инфранизкими частотами, воздействующими на подсознание покупателя.
Ничто не сравнится с ужасом, который испытываешь, наблюдая, как уродуют твоё тело.
Говорить правду приходится очень немногим, так что, в конце концов, ложь входит в привычку.
Культура общества подобна смогу. Живя в ней, приходится её вдыхать. А это неизбежно ведёт к заражению.
Было бы просто бесподобно, если бы так же легко можно было стереть электронные следы. Но, увы, такое по силам лишь легендарным героям минувших эпох.
- Силу и могущество всегда стремятся спрятать под землю, - заметила она. - Вспомните бункеры Протектората на Харлане. Или те пещеры, в которых вас прятал Корпус чрезвычайных посланников, пока подгонял по своим меркам. Суть власти в том, чтобы быть скрытой от глаз. Разве не так?
Элиотт умолкла. Шок, который человек испытывает, впервые пробуждаясь в чудом теле, ничто в сравнении с бессильной яростью, вызванной осознанием того, что в его собственном теле сейчас разгуливает кто-то другой.
Это сродни супружеской измене, к которой примешивается изнасилование. И как в обоих случаях, самое страшное - ощущение собственного бессилия. К случившемуся просто надо привыкнуть.
Хорошая ложь для того, чтобы быть правдоподобной, должна стоять в тени правды, но тут дело было в чем-то другом.
[..] я давно обнаружил, что порой для дела полезнее просто наполнить воздух пулями, чем действительно во что-либо попасть.
Но помните о слабости оружия. Оно является лишь приспособлением – на самом деле убиваете и уничтожаете вы сами. Всё зависит именно от вас, вооружены вы или нет.
– В настоящее время термин «психопат» приобрел слишком широкое значение, – осторожно заметил я. – Мне приходилось слышать, как его применяли в отношении целых народов. Раз или два так называли даже меня. В наши дни действительность стала настолько гибкой, что трудно определить, кто с ней связан, а кто нет. Можно даже сказать, это определение стало бессмысленным.
– Мелкий тиран, помешанный на религии. Католики всегда находили общий язык с тиранией. Это у них в крови.
Быть женщиной – испытание чувств, невыносимое для мужчины. Осязание, прикосновение значат гораздо больше, образуя канал связи с окружающим миром, который мужская плоть инстинктивно стремится наглухо закрыть. Для мужчины кожа – защитный барьер. Для женщины – орган общения.
Когда есть время и деньги, растить детей становится ни с чем не сравнимым удовольствием.
А когда могущественные люди говорят об оправданных ценах, можно быть уверенным только в одном: платить будет кто-то другой.
- Человеческий глаз является восхитительным оптическим прибором, - рассеянно процитировал я "Стихи и прочие кривотолки" - Если приложить небольшое усилие, он не увидит самую вопиющую несправедливость.
– Католики, – презрительно скривив губу, объяснила Ортега. – Старинная религиозная секта.
Мне завидуют, меня ненавидят. Такова цена успеха.