Представьте себе библиотеку, где вместо книг на полках лежат мертвецы. У каждого из них своя особая история, которую под силу прочесть только Библиотекарям. Поэтому они называют мертвых Историями, а место, где хранятся Истории, – Архивом. Маккензи Бишоп – Хранитель Архива, она спасает мир от вторжения бесприютных призраков – пробудившихся Историй. Но однажды ей пришлось спасать сам Архив, когда кто-то начал переписывать Истории, подчас стирая целые жизни… Теперь для того, чтобы вернуться к...
Потерять то, что у тебя было, гораздо больнее, чем вообще никогда этого не иметь.
Не стоит впускать людей в свою жизнь, любить их. В конце концов, когда ты потеряешь их это причинит тебе боль.
– Никто и ничто не исчезает насовсем. Никогда.
- Любить кого-то страшно, Мак. Я знаю. Особенно, когда ты уже терял дорогих людей. Легко думать, что без любви в жизни будет меньше боли. Но это не жизнь, если ты никого не любишь. И если ты чувствуешь хотя бы половину того, что испытывает к тебе он, не отталкивай его.
Если хочешь, чтобы все вокруг думали, что ты в порядке, хотя на самом деле твоя жизнь летит кувырком, ни в коем случае не стоит улыбаться. Некоторые, правда, ничего не могут с собой поделать, улыбаются и все тут – это вроде нервного тика. Но другие делают это намеренно, всерьез считая, что окружающие купятся на что угодно, если преподнести ложь с широкой улыбкой. Однако лжеца гораздо легче распознать, если он улыбается.
— Ты пробралась на место преступления без меня?
— Радуйся, а то бы нас обоих загребли.
— Мы — Отряд, Мак. Ты не должна ходить на дело без своего напарника. Кроме того, если бы я был с тобой, нас, может, и не поймали бы. Я бы мог стоять на стреме и подражать звукам диких птиц, чтобы предупредить тебя, если копы вернутся. А если бы даже нас поймали, мы бы потрясающе смотрелись на снимках.
— Ты хочешь знать мое полное имя? — спросил он тихо. Я кивнула. Он наклонил голову, и мы соприкоснулись лбами. Всего несколько дюймов отделяло его губы от моих. — Когда создаются пары Отряда, — голос Уэса казался легким и тихим на фоне его шума, — проводят особую церемонию. Именно тогда на их коже высекают символ Архива. Три линии. Одну ты делаешь сам. Вторую — твой напарник. И третью — Архив.
Он смотрел мне прямо в глаза. Его слова звучали чуть громче нашего дыхания.
— Нанеся шрамы, новоиспеченная пара приносит клятву Архиву и друг другу. Клятвы начинаются и заканчиваются их полными именами. Поэтому, — прошептал он, — когда мы вступим в Отряд, я скажу тебе свое полное имя.
— Я хочу, чтобы ты надел рубашку, — попросила я.
— Почему? — он вопросительно изогнул бровь. — Трудно сосредоточиться?
— Немного, — признала я. — Но по большей части потому, что ты весь взмок.
Он лукаво улыбнулся.
В саду было так тихо, что я слышала лишь стук собственного сердца. Уэсли, сидевший на другом конце скамьи, наклонился, и его губы легко, словно перышко, коснулись моего виска. Потом скулы. Затем спустились к подбородку. След поцелуев, казалось, прожигал кожу, и я невольно затаила дыхание. По-настоящему Уэсли поцеловал меня только раз и то лишь затем, чтобы прочесть мои воспоминания. Тот поцелуй был яростный, решительный и жесткий. Эти же поцелуи совсем другие. Бережные, полные надежды.
— И кстати, это был первый и последний раз, когда твой парень оставался на ночь.
— Уэсли не мой парень.
— А он об этом знает? — изогнул бровь папа.
— То есть для тебя моя компания всего лишь повод? — спросил он, притворно оскорбившись.
Мы поднялись на верхнюю ступеньку, я взяла его за подбородок, чувствуя, как заиграла рок-музыка, проникая через мои пальцы.
— Если тебе станет легче, — кокетливо сказала я. — Ты — очень приятный повод.
Он поднял брови.
— Я бы предпочел сногсшибательный, но так и быть, принимается.
— Итак, — спросил он тихо. — Как ты спала прошлой ночью?
Перед мысленным взором пронеслись горгульи, крыша, нож Оуэна…
— Сначала ужасно, — призналась я. — Но затем… вдруг возник шум, и ночной кошмар исчез.
— Я не знал, что делать, — сказал он, наливая себе кофе. — Ты звала мое имя.
— О, — промолвила я, когда он отпил глоток. — Это потому что я тебя убила.
Уэс едва не поперхнулся кофе.
— Это случайно, — добавила я. — Клянусь.
И вдруг ни с того ни с сего Кэш взял мое лицо в ладони и поцеловал меня. Его губы были теплыми и мягкими. В голове у меня заиграл джаз, перемежаемый радостным смехом. На миг меня охватило сладостное ощущение, что все будет хорошо и нечего опасаться. Но моя жизнь совсем другая, и когда поцелуй закончился, я осознала, что не желаю притворяться нормальной и что на свете есть только один человек, с кем бы мне хотелось вот так целоваться.
— Я не могу, — выпалила я, мое лицо пылало огнем. Казалось, что все на парковке смотрели на нас. Кэш сразу отошел, стараясь не показать, что он уязвлен.
— Все дело в Уэсе?
Да.
— Все дело в жизни.
Дед сравнивал сомнения с течением реки, против которого ты плывешь, теряя силы.
Ночные кошмары меня больше не пугали, потому что они воплотились в жизнь и я сумела их преодолеть.
— Я хотел заметить, что Уэс просто-напросто списал у меня половину того занятия…
— Ложь, — ошеломленно воскликнул Уэс. — И клевета!
— … поэтому если тебе нужна помощь…
— В самом деле, можно подумать, я бы не нашел способ, как обмануть… — продолжал Уэс.
Люди – это тоже своего рода уравнения, только очень сложные и запутанные.
– Все, что вознеслось – рано или поздно падет.
...нельзя извлечь пользу из своих ошибок, если стараешься их забыть. Нужно помнить и учиться на них.
Если хочешь, чтобы все вокруг думали, что ты в порядке, хотя на самом деле твоя жизнь летит кувырком, ни в коем случае не стоит улыбаться.