Рецензии на книгу «Зеркальный вор» Мартин Сэй

Я бы да. Но ох

Порой по улице бредешь -
Нахлынет вдруг невесть откуда
И по спине пройдет, как дрожь,
Бессмысленная жажда чуда.

Вот уж кто одержим этой жаждой, так это Мартин Сэй, продвигавший свой роман с упорством бульдозера. Признаюсь честно, я не прочёл вступление, полностью состоящее из хвалебных отзывов(наверное), но думаю, что пиар-асы там сравнивают автора если не с Эко, то хотя бы с Дэном Брауном. А Стивен Кинг тоже лайк ставит и одобряет. Или с "Облачным атласом" Митчелла, потому что там тоже истории из разных эпох, которые переплетаются. Множество произведений рождается из желания чудес, которые существуют где-то за углом. Таков, например, один из главных героев романа Стэнли Гласс. Следите за руками - у него фамилия Стекло, у Кёртиса стеклянный глаз, а Веттор Кривано, ставший "Гривано" в русском переводе, занят махинациями с производителями муранского стекла в Венеции. Вот такой пример сомнительной постмодернистской игры, к которой я ещё вернусь.
Итак, пять "чудесных" сюжетных русел. Не полноводных, но вполне терпимых, кстати. Одно - сухое, как мартини, сугубо практичное, детективное, происходящее практически в наши дни в 2003 году перед вторжением США в Ирак. Кёртис - темнокожий военный полицейский с двадцатилетней выслугой лет должен найти в Лас-Вегасе старинного друга своего отца по имени Стэнли. С первых же рубленых, коротких фраз, становится ясно, что это очень кинематографическая часть. Главный герой, с выражением лица Джона Сноу, тоже ничего не понимает, протирает свой стеклянный глаз в бокале из-под мартини где-то в глубине игорного зала казино, стилизованного под Венецию. Сдвинув суровые брови, слушает джаз в машине араба-таксиста и раздаёт визитки с вопросом: "А вы Стэнли не видали?" Забавно то, что он становится тем спокойнее, чем больше вляпывается в это тёмное дело. Стэнли читатель видит в этой главе лишь через воспоминания других, мысли вслух, а также через любимую книгу - "Зеркальный вор". Благодаря ей мы переносимся на Венис-пляж в окрестности Лос-Анджелеса в 1958 год. Шестнадцатилетний подросток Стэнли со своим другом проезжает половину страны в поисках автора книги, страстно желая, чтобы тот ответил на все вопросы, разложил по полочкам и научил магии. Секс, наркотики, битники и банды на побережье антуражно дополняют этот квест Стэнли. В этой части читатель как раз начинает понимать, что бездарные стихи, цитируемые выше, как раз были из этого самого "Зеркального вора", так зацепившего Стэнли. Поэтому ожидаемо третья часть будет про Венецию шестнадцатого века. Некий Кривано, алхимик, врач и маг (что почти одно и то же в это время), интригует против совета старейшин Венеции, пытаясь украсть секрет производства зеркал и муранского стекла. Сети заговора, которые плетет Кривано, заставляют его рыскать по городу, где он контактирует с яркими персонажами, будто с карнавала: красивый португальский алхимик Тристан де Ниш; Наркис - турок-шпион; создатель совершенного зеркала - Верцелин, сходящий с ума от воздействия паров серебра в мастерской. Кривано слушает мошенника под видом учёного, который называет себя Нолан (Джордано Бруно) и его выступление на тему "Зеркало". Дуэль на улице с призраком в маске чумного доктора...Всё это очень лубочно, кинематографично и при этом статично.
Из явных слоёв на этом всё. Переходим к четвертому - тому самому постмодернистскому. Вторая книга подряд, где автор едет без рук, жонглируя на ходу, крича об этом во всё горло. Два объекта, эксплуатируемые автором - город Венеция и книга "Зеркальный вор". Если вы обратили внимание, выше, объясняя диспозицию, я указывал места действия: отель Венеция, пляж Венеция и город Венеция в XVI веке. Автор размышляет о сути города во всех главах, находя его труднопостижимым. Начиная с венецианского отеля Вегаса, через Венис-Бич, читатель приезжает в саму Венецию, но даже тогда город оказывается призрачным, о чем говорит сам Кривано, возвращаясь, после долгого отсутствия. Формы и изгибы зданий этого места стали настолько яркими для него за двадцать с лишним лет отсутствия, что он забыл, как мало дней на самом деле он и его друг Жаворонок фактически провели здесь. Важная деталь: теперь, когда он вернулся, с удивлением обнаружил, насколько сильно изменился его разум, перестроился в соответствии с требованиями его воображения. Он чувствует себя движущимся не через город, который преследовал его так долго во снах, а через город, который преследует сам этот город, живой:

Но, как уже не раз бывало в этом городе, улицы уводят его в другую сторону, приближая к северному изгибу Гранд-канала.

В главах о Венеции как раз дается наиболее полная проработка центральной темы книги: зеркало и то, что оно отражает, истинное знание якобы дублируется бесконечно. Собственно, зеркальным вором называют Ветторе Кривано, о котором напишут книгу со стихами, которые западут в душу юному воришке Стэнли, который попробует постичь их зеркальную магию, которая по подсказке автора является все же реализмом. За этой душещипательной новостью переходим в последний слой - это сам читатель, который пробует усидеть на трёх стульях-слоях именно книги и не потеряться в Венеции. Как по мне, все эти игрища не сочетаются друг с другом, они как будто бы отрезанные ноги Адрианы Скленариковой. Для персонажей этого романа, каждого в своем неудачном, даже злополучном поиске, всё грозит раствориться в иллюзии. Один потенциальный выход - принять смоделированную вещь, позабыв оригинал. Евангелие от Сэя - зеркала удвояют действительность. Phashe , ты читал эту книгу? Тебе должна частично зайти идея, потому что здесь повсюду симулякры. Например, Кертис беседует с руководителем казино, который расхваливает Лас-Вегас, храм симулякров, описывает его соблазнительность. "Люди называют Лас-Вегас оазисом в пустыне. Нет! Это является гребаной пустыней...Вы хотите, чтобы что-то исчезло? Ты хочешь сделать это невидимым? Вытащи это сюда. Пустыня - это национальная дыра памяти". Во второй части о юном Стэнли всё несколько лучше с двойственным прочтением ситуации. Как там было у Марии Галиной: это огоньки от маяка или глаза злобного великана? Охваченный жаждой чуда Стэнли позабыл, что чудеса могут быть с двойным дном - не совсем приятные. Собственно, важный вопрос, являлся ли магом Уэллс - автор книги "Зеркальный вор"? Да, он может быть какой-то демонической сущностью, в чем Стенли сперва почти убежден. А позже у него возникла галлюцинация на фоне заражения раны на ноге, когда он меняет своё мнение и начинает думать, что есть два Уэллса: тот, кто претенциозно болтает и на самом деле ничего не знает, и другой, фактически контролирующий темную магию, к которой Стэнли хочет получить доступ. Свидетельства странных происшествий в комнате приемной дочери Уэллса Синтии могут быть доказательством того, что они произошли из-за неправильного прочтения материала Кривано; а также может быть просто свидетельством того, что грязный старик совершил изнасилование. Стэнли верит в оба эти объяснения в разное время, и, по моему мнению, в этом как раз двойственность данной главы. Книга стремится настоять на диковинных объяснениях, тогда как простые, грязные объяснения более правдоподобны.
Героизм всех персонажей заключается в их отказе от удовлетворения иллюзиями - их решимости проникнуть за занавес, заглянуть в зеркало. Борьба между иллюзией и забвением на одной чаше весов, и знаниями - на другой. Об этом в рамках беседы о городах рассказывает таксист Саад:

Но хотя вода может затопить город и скрыть его от глаз, ничто не исчезает бесследно. Город всегда с нами, он повсюду.

И Уэллс, автор книги в книге:

А города — это идеи. Существующие независимо от их географического положения. Они могут исчезать — внезапно или постепенно, — а потом вновь появляться в тысячах миль от прежнего места.

Реальность происходящего и магическое преображение затрагиваются в рамках романа при разговоре о произведениях искусства. Судя по всему, автор работал над книгой в начале двухтысячных, когда была в самом разгаре дискуссия Хокни-Фалько об использовании камеры обскура в работах художников периода Ренессанса. Интересовался этой темой и почти сразу понял, к чему клонит автор при разговоре о произведениях искусства, ведь это так идеально ложится на его тему с зеркалами и отражениями. С учётом того, что доказательства есть как за, так и против, нельзя сказать, что автор не натягивает сову на глобус своего постмодернизма. Сюда же идет каббала чисел и гематрия, которую частенько используют Стэнли и Кёртис для анализа смысла слов таким мистическим способом. Не удивлюсь, что таким образом была предпринята попытка объединить этих героев, что странно - для Стэнли гадание на алфавите идиша логично, для Кёртиса - совсем нет. И таких раздражающих вещей превеликое множество, автору кажется, что он намертво сплёл три сюжетных линии одним городом и "совпадениями" фамилий с профессией, но это лишь посттравматический синдром постмодерниста-троечника(хотелось написать: посттроечника). В самом конце рецензии проверю, кто же дочитывает её до упора и расскажу о самом обозлившем меня моменте. В истории о Кривано есть его друг детства Жаворонок, который погибает при сражении с турками. В истории о Стэнли есть его друг Клаудио, который не погибает, но его вычеркивает из своей жизни сам Стэнли, погибает фигурально. Так вот, автор реализовал такой твист:

Вот если бы в ветке о Стэнли в конце 50-х годов было подобное с логичным объяснением, автор бы пополнил список тех, кто смог. А так по факту просто поигрался у читателя перед носом: "Смотри, я вон что придумал". Главный же вопрос на любую подобную попытку: "Зачем?" Иногда глаза великана - это всего лишь маяки.

Бесконечность - не предел

«Он три часа по крайней мере пред зеркалами проводил…»

Ковыляю по аномально раскаленной брусчатке Прогонной улицы мимо зазывно распахнутых дверей «Лавки алхимика» и заходить туда совсем не хочу — потому что наверняка ведь сувенирная, потому что внутри ведь по любому любовно позвякивающие колокольчики, деформированные местными мастерами коты — стеклянные, оловянные, деревянные - , потому что расписанные замками тарелочки ведь и вышитые валенки и куклы с лицами романтически настроенных дегенератов и янтарные бусики и руны на верёвочках— и все эти легенды старого города дремлющий за прилавком гений места тут же примется мне продавать, потому что больше-то некому — пуста Прогонная улица в аномально раскалённый постскандинавский полдень 21 века. И нравится мне или не нравится быть эталонным туристом (а мне не нравится) — но придётся ж брать: если не тигель непонятного назначения, так хоть свистульку какую — чтоб свистеть, больше-то некому. Так что мимо, читатель… Но повеяло вдруг в спину такой приятной штукатурной сыростью, соблазнительно мелькнул в проёме обнажённой кладкой гулкий сводчатый потолок — и вот я уже внутри, осознаю свою ошибку: нет, не дают здесь магнитов на холодильник, зато есть пентаграммы, монашеские рясы из крапивы, пыточный стул цирюльника, череп, традиционно мементоморящий на столе, и череп, залихватски вмурованный в стену, и бодрый бородатый дядька — приверженец средневекового образа жизни и почесать языком, без промедления отвечающий на вопрос «а зачем в стену-то?» - «чтоб каждый алхимик помнил про технику безопасности при обращении со взрывчатыми веществами».

Я как всегда всё ещё не про книжку: пока я болтаю с дядькой о трансмутации, Трисмегисте и лечении заворота кишок ртутью, ловко, как мне кажется, обходя ловушки, расставленные на предмет подробной экскурсии, собственноручного изготовления пороха и трогательных фотокарточек в маске чумного доктора — книжка на паузе болтается в рюкзаке, побулькивает там сама в себе и не исключено, что недовольно бухтит, мол, ни разу про неё не вспомнили, в такой-то момент, а меж тем и она туристические красоты предпочитает неочевидные, с изнанки, алхимиков этих у неё декоративных — как донов педро в Бразилии, и маска вот точно такая же, чесслово, имеется, а уж бородатых дядек на обложке сколько — с первого раза и не сосчитаешь, и точно как лавка эта случайная она тоже не какая-нибудь там коммерческая беллетристика со штампованными побрякушками, а вполне себе затейливый ботанический авторский проект, взращенный на архивной пыли, ясноглазом энтузиазме и эзотерическом предчувствии, что денег всё-таки дадут. Да помню я, помню про тебя, захлопнись, дома поговорим — сквозь зубы цежу в ответ не слишком-то живой литературе (перегрелась, должно быть) — с отчётливостью озарения понимая, что не хочется мне ни разговаривать, ни домой. А хочется уже опять под солнце и ковылять дальше — не самый мой любимый способ передвижения, но что поделаешь с ногой, подвёрнутой на очередной винтовой лестнице в никуда на пути эталонного туриста? Ничего не поделаешь.

Итак, да будет Мартин Сэй. Очень жадный и до наивности хитрый автор. Мало ему было назвать книгу так, как она называется: коварная западня зеркала — оно тут же становится нажористой метафорой, стоит только перестать в него смотреть и начать об этом рассказывать. Изредка и сигара имеет право побыть просто сигарой, к зеркалу же, даже как части интерьера, гораздо, гораздо больше требований, чем к фатальному ружью на стене (а уж тем более к чьему-то черепу) — раз повесили, то тренированному читателю не остается ничего другого, как всматриваться в его тусклую поверхность в ожидании провала в иные измерения, прозревать оптические границы между воображаемым и реальным, отличать копии от оригинала, задумываться, чем черт не шутит, о единстве и многообразии универсума, осознавать своё как чужое, догадываться, наконец, кто на свете всех милее, а ещё можно разбить и стоять как дурак в цилиндре и одиночестве. Ну и семи пядей во лбу не надо быть: уж коли за названием следует аж трехчастное повествование, старательно разнесённое во времени и пространстве (от пахнущей сырой штукатуркой и тухлой рыбой Венеции 16 века, через пахнущий тухлой рыбой и марихуаной калифорнийский Венис времён душного процветания битников, к пахнущему чем-то тухлым, а ещё марихуаной и сырой штукатуркой искусственных небес современному Лас-Вегасу) то неспроста — то продуманная система зеркал, открывающая безграничные, неисчерпаемые возможности, создающая образ мира, как лабиринта, выход из которого только один — честно признаться: «я ничего не понял» или, наоборот, понял, вот как одна девочка в похожей ситуации крикнула: «да вы всего лишь колода карт!» - и морок развеется.

Но по эту сторону зеркала так же не делает никто, не принято, поэтому выхода нет — станем интерпретировать, станем видеть параллели, там где они вовсе не очевидны, станем самостоятельно дорисовывать смутную фабулу — вынесенную за рамки, из поля зрения, станем вместе с персонажами (вместо персонажей!) искать то, не знаю, что — вдруг найдём? - станем стучаться лбом в обманные двери, придя туда, не знаю куда. А автору останется только плодить сущности, и подкидывать новые и новые бликующие субстанции: само собой, должна быть еще книга в книге, куда без нее, разумеется, надо больше луны, «наглого вора, крадущего свой бледный свет у солнца», больше отражающих поверхностей — живых рыб, пока не стухли, чёрных очков, тёмных вод, искусственных глаз, камер наблюдения, перламутровых пуговиц, отключенных телефонов, двойников, больше амбивалентности, недосказанности, гладкого пустого пространства бесконечных смыслов. Выхода нет — и финал тоже не обязателен, никакие претензии по этому вопросу не уместны. Оправданный примат формы над содержанием, форма и есть содержание — под своим зеркальным щитом, «устройством для невидения», М. Сэй запросто проскальзывает мимо любой критической горгоны. Любая раздражающая сетчатку и логику фигня под охраной «замысла», включая в прямом смысле безликих героев, описание внешности которых сводится к сравнению с кем-то ещё. Если вы, допустим, не знаете как выглядит Эминем в стадии Слима Шейди, то и демонического Деймона, тёмного двигателя разборок в Вегасе, вам не видать как своих ушей. Побочная тень Альбедо - «неудавшаяся помесь Чета Беккера и Джимми Баффетта». Кто все эти трое — не так уж и важно, ведь даже о том, что один из главных персонажей — оказывается, одноглазый негр-недомерок, узнаешь случайным образом где-то ближе к финалу (которого, да, не дождётесь).

« - Охренительная история. Просто прелесть, прямо в духе Фуко.
- А это ещё кто?
- Фуко? Он был французским философом. С виду вылитый Телли Савалас»

Нет, это не недокрученные характеры, не слитые персонажи — это отражения. Ну да, какие ещё могут быть вопросы?

А вот и могут. Предположим, что в зеркала мы по каким-либо причинам не хотим или не умеем, или вдруг сомневаемся, умеет ли автор? Что останется, если лишить его базовой метафоры, выглядящей, по правде, одновременно претенциозно, искусственно и жалобно — как заявление в конце головоломного фильма: «это был сон»? Что будет, если размотать этот смысловой скотч, якобы надёжно склеивающий повествование? Развалится? Ещё как. С треском. На три одинаковых по размеру самостоятельных повести: каждая незаконченна, но и неплоха ведь каждая сама по себе, и можно было б вообще никогда заподозрить повторение одной и той же темы в разных аранжировках, кабы автор не был так настойчив. В Вегасе — тревожно-нуарно и зыбко, играют в дзен-блекджек и догонялки, боятся атомной войны, можно хорошо поесть. Обкуренные полуподвальные полупоэты 50-х заново изобретают и портят велосипед, воры воруют, боятся гопников, можно сходить в кино. В Венеции хорошие зеркала, дешёвые проститутки, чумные призраки и сложные отношения с турками, евреями, цирюльниками и инквизицией, можно драться саблями и плавать в гондолах, да есть алхимики. Атмосферно, детально, правдоподобно, без клюквы и исторических вольностей — нормальная, вполне обаятельная, любительская реконструкция, и даже ближайшие друг к другу страницы перелистываются довольно бодро — хочется узнать что там дальше: выбрался Кёртис из пустыни? удалось ли Стэнли раздобыть героин? девица сбежала ли из монастыря? - роман силён эпизодами. Но в целом-то происходит сплошное ничего, ведущее в никуда. В целом — кенотаф, монументальное пустое место. Верните зеркала.

Салат «Мимоза»

Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
А. Блок, «Ночь, улица, фонарь, аптека…», 1912

В июле 2014, когда война маячила на горизонте, я был в отпуске на севере Италии. Дочка только начинала ходить (льняные волосы, восторги итальянцев), а мир вокруг, казалось, летел в тартарары. С балкона номера, где зрели помидоры «бычье сердце» (итальянская манера есть их зелеными не слишком пришлась по душе), просматривалась улица королевы Елены. Там, слегка перемещаясь вдоль улицы, каждый день, четко, плавно, слаженно, действовала шайка наперсточников (вместо наперстков – пластиковые стаканчики) – один крутил-вертел, другой завлекал, третий создавал толпу, четвертый притворно выигрывал, пятый-шестой стояли на стреме.

Можете считать это еще одним отражением, если и не достойным стать очередным слоем в салате «Зеркальный вор», но все же легко показывающем, что сопряжения искать нетрудно, особенно если задаться такой целью.

Сэй пишет хорошо (хоть и много, даже многословно), несмотря на то, что это (вроде бы) первая его книга. Это именно мастерство, ремесленное такое, когда человеку нетрудно сделать книгу, наполненную хорошим текстом, внятными диалогами, крупицами намеков и знаний. Но до определенного момента, почти до самого конца ты гадаешь – а есть ли что-то за этим шедевром члена гильдии искра смысла? Для чего это все? Просто беллетристика? Если да, то зачем концептуальный замах, все эти временные и событийные слои, наложенные друг на друга и соединенные чувством дежа вю? Эти многочисленные точки сопряжения, от сортиров до музыки, от головокружений и алкоголя до самозамыкания сюжетов, можно даже сказать - закольцовывания? Не уверен, что ответ положительный, автор оставил если не открытый финал, то, пожалуй, нежирную точку в конце.

Почему я начал с ощущения войны? Сэй делает «современный» слой (книга хоть и вышла в 2016, писалась сразу после начала войны в Ираке, и предыстория ее была для Сэя современностью) пропитанным надвигающейся второй войной в Заливе. Я тогда был на первом курсе университета, хорошо помню странное ощущение от фронтовых сводок весны 2003 в «Коммерсанте», который бесплатно раздавали на входе в наш корпус. Помню и смешные в чем-то плакатики на рынке «Юнона», где торговали нелегальными CD и DVD – в рамках довольно общего возмущения действиями империалистических держав торговцы извещали, что свою продукцию гражданам США и Британии не продают (не уверен, что таковые были в среде их постоянных покупателей).

Американцев это все припечатало сильнее, конечно же. Само ощущение чего-то надвигающегося, давящего похоже на тот шок, который испытывают герои Уильяма Гибсона, однако там 2001 год уже произошел, а Кёртис и остальные лишь понимают, что ты просто щепка в потоке, которые ты не способен повернуть.

Но война все же фон, пусть и важный, для Сэя важнее люди и их неизменность. Если немного сострить, вся пухлая книга укладывается в известный анекдот про Хемингуэя, мальчика и дворника Платонова – все эти перескоки во времени через одинаковые картины, карты, сортиры и анальные отверстия (из песни слов не выкинешь) говорят лишь о том, что костюмы и оружие меняются, а отношения между людьми – нет.

Средний слой, из 50-х (пусть это будет морковный слой нашего салата), увлекателен более других, ибо «современный» излишне функционален, а ренессансный венецианский слишком костюмирован. Здесь же все как-то живее и человечнее, все эта богемная и бродяжническая среда, байкеры, гопники, битники и прочие приметы времени. Живительная среда для будущих хиппи, цветов в волосах, беспечных ездоков и прочего, сделавшего 60-е в западном мире такими любопытными. Но пока это еще кое-что другое – мрачноватые дядьки-поэты, вернувшиеся с войны. И, как часто бывает, не слишком-то нашедшие себя в этом новом мире. И вся эта замешанность их на Италии не может не вызвать в памяти «Уловку-22» , она и там же, и в известном смысле, в отраженном, прости господи, про то же.

Есть что-то трогающее в том, когда малолетний правонарушитель Стенли (карточный разводила, почти наперсточник) в 50-е обращает свой взор на устаревшие автоматы, появившиеся в игорном павильоне невесть когда, и ныряет через движущиеся картинки в начало XX века. Ведь и для Кёртиса из 2003 этот Стенли – далекое прошлое, и для нас Кёртис уже почти в двадцати годах. Что мы знаем о прошлом, даже о прошлых самого себя, кроме отражений нелепых движущихся картинок в зрачке?

Венецианские главы конца XVI века, как уже было сказано, отдают пеплумом (хоть и без сандалий), слишком все ряженые какие-то. Тут, пожалуй, смущает размах – от Индии до Амстердама, много размахивания тростью и беготни вдоль каналов. Впечатлил разве что Джордано Бруно, нелестно выведенный автором. Очень уж все калейдоскопично, турки, тюрбаны, дожи, гондолы и баркаролы. Но понравилась информированность американского автора, мне (из-за недостатка знаний, вероятно) поймать его на клюкве не удалось.

Занимательное, увлекательное чтение. Но червь сомнения точит душу – осмыслил ли автор почин? Куда его несло? Или книга отпочковалась довольно рано и неслась к развязке сама? Зажила ли она своей жизнью, набирая смыслы или не взлетела, оставшись любопытной по форме, но бедной по содержанию, такой вот амальгамой, сплавом прошлого и настоящего без цели? Не пустоцвет ли это?

На зеркало неча пенять

Мы смотрим в мутный омут памяти и видим там себя: в горестях и радостях, в богатстве и нищете, рядом с любимым человеком и в одиночестве, читающими хорошие стихи и «давящимися» плохой прозой. Для меня книга «Зеркальный вор» – уже прошлое. Но для начала я хочу заглянуть в омут несколько глубже. Я вижу детско-подростковый журнал «Трамвай» 90-х годов; дребезжа стеклами, он едет в перестроенную Россию. Вагоновожатый – некий редактор Тим Собакин, иногда подписывающийся почти зеркально Ника Босмит. Это был великий мастер иллюзий, который легко дурачил подрастающие умы. На одной из страниц журнала он поместил нечеткое изображение зеркала и сделал подпись, рассказывающую, что в сумерки около реального стеклянного зеркала, на странице можно увидеть нечеткий силуэт незнакомца, поймать неведомое. И доверчивый ребенок-читатель брал зеркало и в смазывающих светотени сумерках пытался карандашом обвести силуэт, которого не было.

Примерно такое же ощущение от книги Мартина Сэйя. Вроде бы масса условий создана, чтобы что-то было: написано много сотен страниц, придумано три пересекающихся линии повествования, спародированы или использованы разные литературные жанры, текст насыщен поэзией, длинными цитатами из древних фолиантов, добавлена щепотка мистического. А в результате ничего хорошего не получилось. Плохого, впрочем, тоже – один сплошной морок, иллюзия для доверчивого взрослого читателя. И в этом случае очень большой соблазн придумать этот смысл, собрать его из кусочков отражений, надеясь получить хрустальный шедевр, подлинное творение мастера, а не пластмассовую пустышку.

Сначала читателя встречает линия Кёртиса – бывшего военного (бывших не бывает; бывают). Он ищет некоего Стэнли, друга семьи и профессионального шулера. Эта линия мне очень напомнила бульварные американские детективы 60-70-х, полные бандитов, красоток, денег, казино, не самой сложной интриги и крутого героя, которого все враги бьют и унижают поначалу, но потом он всех побеждает, иногда каким-нибудь хитровывернутым способом. В «Зеркальном воре» детективной составляющей еще меньше, чем в тех романах, но остальные атрибуты присутствуют. Единственная серьезная тема – атмосфера надвигающейся войны на Востоке (Ирак, все мы помним то американское вторжение, не так давно это было). Эта тема и серьезна и подана неплохо, но достаточно ли? Не зря ли введен герой (и масса второстепенных персонажей), чтобы отобразить нечто не относящееся к основной теме книги?

Второй сюжет – линия молодого Стэнли, талантливого подростка, идущего по пути мелкого (а потом и не очень) криминала. Он обладает талантом ко всему связанному с игральными картами, но ему этого недостаточно, он ищет подлинной магии. А ведет его книга стихов некоего поэта-недобитника (в смысле не совсем битника – тоже). И вот тут для меня было очень велико искушение поверить в книгу, ведь стихи, вплетенные в нити прозы – это всегда замечательно, пусть тут стихи и незахватывающие, но свою атмосферу имеют. В магических поисках Стэнли мы видим некое зеркальное раздвоение: с одной стороны, становление подростка, поиск им своего пути (с фокусами, преследованиями, колючей проволокой, ведрами с рыбой, взглядом в прошлое, игровыми автоматами, кистенем, собакой, черной-черной комнатой пустышкой); с другой – поиск мистического знания, которое подается лишь намеками, полусимволами, и автор до конца не дает читателю понять, смог ли герой его отыскать. Впрочем, так даже лучше, по крайней мере, дешевой эзотерикой книга отдает очень мало. Основная моя претензия – слишком много нереализованных символов, автор нагородил, но разбираться в них не стал.

В совокупности этих моментов вещь как истина восприятия (als die Wahre der Wahrnehmung) завершена, насколько необходимо развить это здесь. Она есть α) безразличная пассивная всеобщность «также» (das Auch) многих свойств или, лучше сказать, материй, β) она есть негация в такой же мере, как она просто есть; или: она есть «одно», исключение противоположных свойств, и γ) она есть сами многочисленные свойства, соотношение двух первых моментов; негация, как она соотносится с безразличной стихией и в ней распространяется в виде множества различий; точка единичности, излучающая всеобщность в среде устойчивого существования.

(Георг Вильгельм Фридрих Гегель "Феноменология духа")

Казалось бы зачем в этой рецензии, именно в этом месте, цитата из Гегеля? Просто так, пусть будет.

Третий сюжет – линия Гривано, авантюриста из Венеции эпохи Возрождения. Пусть не Средние века, но время еще достаточно темное, чтобы в эту темноту запрятать многое. Число символов тут еще больше. Зеркала и алхимики, дерьмо и кровь, чумной доктор и тайные агенты, инквизиция и проститутки. Все намешано и щедро сдобрено туманными пророчествами. Гривано мог бы искать истину, даже не так – ИСТИНУ (в те времена еще позволялось думать, что она существует), но вместо этого тратит время на интриги, погони и чуть-чуть поиск самого себя. Он вор, у которого украли (или он сам) прошлое, настоящее и будущее, почти ничего ему не оставив. Фигура жалкая, но романтическая, не удивительно, что поэт ему целый сборник стихов посвятил спустя несколько столетий.

Три сюжета, три зеркала, которые должны, как части трельяжа с отогнутыми боковыми частями, друг друга отображать, бесконечно множить образы, создавая нечто целое. Но не складывается. Первый сюжет кажется лишним, даже неуместным, два других хотя и тесно связаны друг с другом, кажутся читателю недостаточными и избыточными одновременно, много деталей, но мало целого. Осколки, но не зеркало. Автор поработал над материалом, это позволяет ему в меру дурачить читателя, то вставками не к месту кусками «умных» текстов, то Ноланцем, который оказывается Джордано Бруно, то алхимическими теориями. При этом у меня не складывалось, например, ощущения, что я действительно попал в Венецию 16 века, скорее в картонный театр, некую пародию. Мне бы очень хотелось назвать весь роман пародией, но он слишком уж серьезен для такой роли. Либо просто у меня не хватило юмора его осмыслить.

Зеркала меняют местами правое и левое, но верх и низ остаются на своих местах...

Хитроумный и искушённый издатель поместил кучу отзывов о книге Мартина Сэя ещё до начала её основного текста. При этом все эти отзывы и коротенькие рецензии совершенно естественным образом имеют исключительно горний (возвышенный и выспренний) смысловой и оценочный характер. Тут вам и чистой воды Ах! и Ох!, тут и сравнение романа с некоторыми известными и нашумевшими книгами и авторами (Умберто Эко, Герман Гессе и Дэвид Митчелл — имена в современной и классической литературе не самые позабытые-позаброшенные), тут и намёки на завораживающую, увлекательно-привлекательную трехэтажно-трехступенчатую структуру этого историко-приключенческого мистико-реалистического романа. В общем, издатель сделал всё возможное для того, чтобы по максимуму заинтересовать и взбудоражить вероятно-возможного будущего читателя и (что гораздо важнее!!!) покупателя этой книги.

Трехэтажность и трехступенчатость романа заключается в трёх последовательно-параллельно раскручивающихся сюжетных линиях, в трёх параллельно-последовательно следующих друг за другом главных героях, в трёх пространственно-временных пластах, в которых и совершается весь роман.

По напрашивающейся логике действие романа должно бы происходить от более ранних пластов к более поздним, снизу вверх по шкале времени, с тем, чтобы событийно-сюжетные линии раскручивались от своего логического начала к финальным стадиям.

Однако автор без тени сомнения перевернул логику событий, начав повествование как раз с современных нам времён — на дворе 2003 год и перед нами предстаёт во всей своей красе бывший военный полицейский, а ныне частный детектив Кёртис, имеющий задание разыскать некоего человека. Детективно-розыскное наполнение этой сюжетной линии сразу берёт довольно высокую приключенческую планку и к концу этого блока оставляет читателя в достаточном напряжении и на гребне читательского интереса (по крайней мере так было со мной).

Затем мы скачком перепрыгиваем почти на полстолетия назад и оказываемся в эпоху битников в компании молодого парня по имени Стэнли (который на самом деле к этому моменту переменил уже несколько имён), одержимого мечтой отыскать автора одной заинтересовавшей его книги стихов с загадочным названием "Зеркальный вор" — вот оно, почти осязаемое появление зеркальной темы. Поиски этого человека гонят нашего молодого человека по стране, заставляют вести практически бродячий образ жизни на грани преступного (а порой и за гранью) и сталкивая его при этом с разными жизненными коллизиями и острыми ситуациями. А когда и по этой сюжетной линии достигается максимальное погружение читателя в суть происходящего и максимальный же интерес, автор

лихим скачком перепрыгивает вспять уже через четыре столетия и перемещает нас в Венецию 1592 года. И тут мы знакомимся с третьим главным героем книги, неким Гривано, который тоже не сильно обременён узами совести и морали и, по сути, является неким тайным агентом и при исполнении одного весьма специфического задания (и тут на арену выходят зеркала Мурано). При выполнении этого задания Гривано приходится и скрываться и преследовать и убивать самому и избегать собственной гибели и нарушать законы Венецианской республики и сражаться с официальной стражей и вообще быть полноценным шпионом и агентом (и всё это именно так, без знаков препинания, некогда ему препинаться).

Однако Мартин Сэй разделил содержание каждой содержательной линии на сюжетно-смысловые куски и отрезки произвольной формы и перемешал их в романе в несколько слоёв, в результате читатель отслеживает развитие событий по каждому смысловому слою романа в несколько приёмов и подходов.

И вот тут уже важно то, что несмотря на вот такую пространственно-временную чехарду и на переходы от одних персонажей и событий к другим и обратно, все эти и люди и события оказываются во власти одной общей центральной и генеральной алхимико-мистической "зеркальной» идеи.

И в этом месте мы отставим нашу книгу немного в сторону и порассуждаем сами. Если встать перед зеркалом и включить фонарик (или зажечь свечу, что более романтично и лучше соответствует сути наших последующих рассуждений), то в отражении мы увидим и фонарик, и свечу, и себя со свечой в руке конечно же тоже. А теперь представим два идеальных (по качеству) зеркала, поставленных напротив друг друга. И если мы направим луч нашего фонарика или горящей свечи в одно из зеркал, то он немедленно отразится и в другом. И, по идее, наш отраженный свет начнёт непрерывно курсировать между зеркалами, а поскольку мы имеем идеальные зеркала, то даже если мы уберём источник света (выключим фонарик или погасим свечу), то отражающийся между зеркальными пластинами свет никуда не должен исчезнуть, энергия света как бы попадёт в ловушку и эти колебания пучка света между нашими зеркалами будут сохраняться бесконечно долго. Такой вот своеобразный аккумулятор света.

Но что произойдёт с нашим отражением, по неосторожности тоже попавшим сюда же (помните, мы ведь фонарик или свечу держали в руке и тоже отразились в системе зеркал)? Ну, по логике наших рассуждений и наше отражение тоже навсегда (или временно) останется здесь, в нашем зеркально-световом аккумуляторе.

А теперь попытаемся с помощью магии вложить в наше зеркальное хранилище вместе с нашим отражением и энергию нашей души. И если у нас всё получилось как надо, то мы имеем на выходе оригинальную действующую материальную конструкцию для перемещения в иные миры и пространства, в зазеркалье. И тут уже полная воля и нашей и авторской фантазии. Правда, всегда нужно помнить, что не всегда из зазеркалья в обратный зад ведут прямые и простые пути и дороги, и что наше отраженье в зеркале вовсе не идентично нам (правое и левое поменяны местами, и Бог весть что там ещё меняется местами на более глубоких слоях и уровнях), и что с помощью зеркал издревле и гадали и вводили в транс, и вообще — если пристально смотреть в Бездну, то она в ответ взглянет на нас...

Все вот эти околозеркальные рассуждения и полубредовые предположения и допущения в этой книге конечно же отсутствуют (по крайней мере в той форме, в которой изложил их тут я) и почти не имеют к ней никакого отношения. Однако же вот пришли в голову. Почему-то...

Агенты Истины.

Сюжет книги развивается по типу эстафеты, но прежде чем один герой сумеет передать эстафетную палочку, нужно отыскать следующего участника. Можно обозначить искомые фигуры Х1, Х2, Х3.
Время движется по другому принципу: каждый из иксов, принимая эстафету, переносит читателя в прошлое.
Прочитав книгу полностью, можно пройти три эстафетных круга и поставить неопределённую точку последней 60-ой главой.

Итак, от современности - в прошлое!
Первый отрезок эстафеты: Кёртис ищет Стэнли Гласса. Получив задание от Деймона авансом, так как взять на постоянную работу тот только обещает, Кёртис практически не знает сути дела, но он знает Стэнли - профессионального карточного игрока. Единственная известная величина - время, отпущенное на поиски и оно ограничено. Постепенно Кёртис понимает, что его наниматель ведёт скрытую игру. Этот принцип сохраняется на всех этапах эстафеты: настоящая информация собирается по крупицам, ход поисков не ясен, на втором плане мелькают подозрительные лица.
Второй отрезок эстафеты и погружение на несколько десятилетий в прошлое: Стэнли ищет Эдриана Уэллса, автора поэмы "Зеркальный вор", прочитанной им многократно от корки до корки. Он знает стихи наизусть, но не может понять их истинного смысла, чувствуя скрытую тайну. Он хочет расспросить Уэллса о главном герое - Гривано (имя упоминается в тексте 1006 раз).
Третий эстафетный этап посвящён поискам, которые ведёт Гривано. Этот отрезок самый таинственный и загадочный, овеянный магическими заклинаниями и алхимическими миазмами. Читателю разрешат присутствовать в дальнем углу мастерской, наблюдая старинный секретный способ выплавки стекла; вскользь познакомят с Джордано Бруно по прозвищу Ноланец; частично раскроют секрет Великого Делания на основе человеческих фекалий...

Присутствует в повествовании-соревновании и эстафетная палочка. Её роль отлично выполняет книга "Зеркальный вор" Эдриана Уэллса (Мартин Сэй не зря вынес название на обложку своей книги).
Обнаружить главную идею книги сложнее - слишком много поисков, недомолвок и загадочных концепций. Но если присмотреться к связующим звеньям, а они мелькают в каждом времени вопросительными знаками, то есть замысловатыми картинами, можно заметить постоянные намёки на "пучины искусства и поэзии".

Моментальное воздействие образа, негативное пространство пустого листа, глубина потенциальной детализации — это все вещи, которые в равной степени важны и для поэтов, и для живописцев, не так ли?

Это лишь одно из утверждений, на которое тут же находится контрпример:

Я тоже люблю живопись, но картины не могут существовать в потоке времени. А стихам для существования даже бумага не обязательна. Они возникают и состоят из живого дыхания.

Подобные споры не для меня, но на картины я внимание обратила.
2003 год, музей отеля, в котором остановился Кёртис. На стене полотно, которое он точно где-то видел ("Осень" Франческо Бассано (1549–1592) . Читатель тоже его видел. Где?
1592 год. Эту же картину рассматривает Гривано в гостиной сенатора и даже слушает историю из жизни художника.
Случай с полотном Бассано не единственный. Есть ещё репродукция старинной карты: остров в форме индюшиной голени, наблюдаемый с высоты птичьего полета.
Вот мы наблюдаем её глазами Кёртиса на стене позади регистрационной стойки отеля. А вот уже Стэнли рассматривает заключенную в раму географическую карту в кабинете Эдриана Уэллса.
Случайно ли автор заостряет наше внимание интересом своих героев к подобным штрихам? Уверена, что не случайно. Аналогичные фишки разбросаны по всему тексту, призывая читателя: найди мне пару! Картина Тёрнера, татуировка на спине Вероники, полотно с разноцветными пятнами в доме Уэллса... Мартин Сэй играет с читателем или пытается придать довольно запутанной истории ещё более таинственный вид, щедро замешивая в сюжет алхимию.

Описав собственные впечатления и размышления, понимаю. что сделать выводы не удаётся. Сложное строение "Зеркального вора" напоминает трёхпалубный корабль, соединённый хлипкими сходнями и сочленениями. Куда внятнее смотрелись, читались и толковались три отдельные книги, вместо этой неуклюжей конструкции, начиненной тайнами, видениями, путешествиями в Зазеркалье, заговорами и поиском истины...

Картина "Осень" Франческо Бассано

Описание картины позаимствую у автора: "Лишенные какой-либо индивидуальности работники, шаткие груды яблок в корзинах, несуразные орудия труда. Тем не менее при всей абсурдности этой картины она задевает за живое. Каждая деталь как будто намеренно противоречит личному опыту, пытается заменить поблекшие воспоминания яркой абстрактной псевдореальностью, сотворенной и контролируемой художником. Последний даже счел возможным изобразить кентавра на облачной гряде вдали, а сами облака имеют зеленоватый оттенок, как бы перекликаясь с призрачным пейзажем..."

Под одной красивой обложкой оказались три истории и тысячи способов сказать слова: "зеркало" и "отражение". На 500 странице стало казаться, что автор испытывает удовольствие в бесконечном повторении образа, выведенного в заглавие книги, создавая каждому слову книги своё отражение, как будто читатель заблудился в зеркальном лабиринте и в конце вместо выхода нашёл лишь бесконечный коридор из зеркал стоящих друг против друга. И в этом зеркальном коридоре затерялись все: автор, читатель, герои, слова, смыслы, и остались лишь одни бесконечные отражения.
Удивительно, как эта книга не вызвала у меня эйсоптрофобию.
И пусть сюжет к концу всё-таки приобретает какую-то динамику, возникают драки, погони и перестрелки, но читатель всё равно остаётся с носом, отраженном в зеркале. И возникает простая мысль, что в этом бесконечном потоке смыслов, смысла-то никакого и нет. Можно было и не читать, и не играть в эти старые игрушки.
Тем более что игра получилась довольно скучная и утомительная. Можно смириться с отсутствием смысла, если это происходит весело. Но нет. Чувствуется, что Мартин Сэй вложил много труда в эту книгу, за каждым словом попрятал цепочки историй и аллюзий, надеюсь, ему было веселее всё это писать, чем мне читать.
Три истории поиска, в настоящем, прошлом, которое ещё в памяти, и в прошлом, которое забыто, три героя, которые ищут друг друга, или себя, и находят лишь демонов и отражения. И может быть в мире зеркал нельзя без мистики и магии, но все эти странные фокусы мне не понравились. Зачем замутнять ясное повествование мистическими фокусами, это портит зеркало, и оно перестаёт отражать что бы то ни было. Вспоминаются детские шалости о вызове пиковой дамы из зеркала, но в которую играют взрослые дядьки, которые должны бы уже понять, что не стоит относиться к этому всерьёз. Магия, это в другой раздел, про эльфов и гномов.
Но есть один занятный момент: я осознала, как изменился мир с появлением дешёвых чётких зеркал. Раньше были только несовершенные природные кривые зеркала, и красавице можно было увидеть себя лишь в подходящую погоду у пруда или в нечетком отражении в медном тазу, частями. Зато сейчас рай для нарциссов. Зеркала повсюду: экраны компьютеров и телефонов, полированные дверцы и бока автомобилей, витрины магазинов, в каждой дамской сумочке, в каждом помещении, и даже на людях: очки, пуговицы, зрачки, ну и природные зеркала вод никуда не делись. Мы живём в мире зеркал, не затерялись ли и мы в их отражениях? И увы, даже в самое хмурое утро после долгого и чересчур весёлого вечера, первое, что мы имеет несчастье увидеть - это зеркало в ванной, куда удалось приползти, чтобы почистить зубы и прополоскать рот. В такте моменты очень не хватает зеркального вора.

Поиск как стержень истории Или Можно ли постичь дзен читая словесные фонтаны?

О стиле книги в целом. Модная история, когда в попытке быть оригинальным автор впадает в грех повторения и попытки туманности вроде как многослойного сюжета. Наверное это какой-то новый канон для попадания в авангардные или "интеллектуальные" топ-листы: чтобы было много слов, невероятное количество совершенно ненужных подробностей (вплоть до того кто куда помочился и кто чем отравился), без которых книга не потеряла бы ничего, кроме объема и пафоса. Тема экскрементов настолько актуальна, не пойму, может кто подскажет? Почему все так на этом циклятся? Это интересно читать? Все истории, которые я читала из современных премиальных списков и том же формате пишутся, и это лично меня совершенно не радует. Вероятно нужно отложить такое чтение до собственной пенсии, когда время немного утрясет и оставит жемчужины в песке претензионных авторов и их однотипных книг.
О сюжете. Перед читателем постепенно раскрывается три истории в трех временных пластах, связанные прежде всего тем, что герои везде что-то ищут. Первая - Америка в почти наше время, вторая - Америка же во второй половине прошлого века, третья - почти средневековая, итальянская часть. Вот самая древняя часть мне больше всего и была интересна, может от того что я люблю исторические романы, может потому что она была как-то подинамичнее и ярче, без нудных "жвачных" диалогов. Но только она мне понравиась, как автор ее щедро разбавил "какашечными" декорациями. Это не эфемизм. Да и в целом, приметы времени автор постарался указать в каких-либо неприемлемых в настоящее время поступках, в разнице восприятия тех или иных событий. Ах, смотрите, как типично для "тогда" и как вас передергивает "сейчас". Ищут герои, ищут, чтобы понять вообще с какой целью все это так долго длиться нужно дочитать до конца, так мотивация поступков будет совершенно не ясна, более того - выглядеть это будет скучно, долго и бессмысленно. И, что печально, концовка не помогает разобраться, что конечно тоже настроения не поднимает.
О персонажах. Героев автор не потрудился представить как личности глубокие, переживающие, да и думающие в целом. Весь сюжет персонажи все врем что-то делают, а вот думают ли они -вопрос, их внутренний мир переживания, развитие - автору были не интересны, это он не показывает. Только внешняя оболочка, действия, слова, оскорбления, костюмы, чуть-чуть поразить читателя каким-то вопиющим фактом, и снова действия. Да, они разговаривают, рассуждают обо всем, но очень типично, шаблонно, неинтересно, но очень много.
О названии. Звучно, не так ли, и вызывает кучу предположений. Я не угадала, в название вынесено имя книги писателя из "второго временного слоя", хотя отсылок к зеркалам, к тексту книги тут достаточно. Я узрела (ввиду видимо своего несовершенства) только внешние признаки авторской идеи, вот зачем-то он создает три временных картины, описывает сложности героев, иногда проскакивает сходство предметов, поступков, рассуждений, и.. все. "Гениальная" концепция, ради которой все эти многобукв, та мега идея, которая (возможно магически) должна зародится у читателя по итогу прочтения - у меня не зародилась. Что стремился показать дорогой Сэй? Просто ошеломить количеством разноплановых картинок и закрутить так, что и сам особо не разобрался оставив открытый финал?
О рекламе. Еще раз перечитала, что это один из самых ярких дебютов в американской литературе последних лет..... полотно, шедшее к читателю свыше десятилетия, заслужило сравнения с романами Умберто Эко.... Истинное наслаждение... шедевр эпического размаха, который можно полюбить, как давно утерянного и вновь обретенного друга. Жаль мне литературу, где такие дебюты считаются шедеврами. И себя жаль, что теперь я его прочитала. И Эко жаль, обесценивают такие сравнения. Засим закончу свое старческое брюзжание, а с автором дальше знаться просто не буду.

Постмодернизм уже немножко мертв, а Мартину Сэю об этом не сказали

Интеллигентно прикрываю рот рукой, чтобы не зевнуть в лицо автору. Нет, мне, конечно, говорили, что книга не очень, но я, аки малое дитя, должна сама куснуть неведомое. Куснула - и скривилась, словно от лимона. Ну такое себе. Если вы мучаетесь от бессонницы, то должно зайти. Если вы любите лимон, тем более. Это довольно стильно, довольно элегантно, но скучно. Не настолько скучно, чтобы в зевке вывихнуть челюсть, но достаточно, чтобы подсчитывать сколько страниц осталось. Печально, что перед нами не плохая книга, боже упаси, перед нами - посредственная книга.

В романе три линии, три места, три времени. Чистое имхо, Сэй неверно распределил между ними печатное пространство, ему бы перекинуть этого пространства от линии номер 1 побольше к линии номер 3 и чуть-чуть к линии номер 2, глядишь, чего бы и вышло. А так самый невыигрышный и самый неинтересный сюжетный ход занимает наибольшее количество страниц: результат - скука.

Линия номер 1. 2003 год, Лас-Вегас. США на пороге войны с Ираком. Напряжение витает в воздухе. Бывший морпех Кертис Стоун прибывает в мекку азарта и мировую столицу развлечений с заданием от нового босса: найти Стэнли Гласса, гениального игрока, которому ничего не стоит обставить любое казино, и получить с него долг. Есть нюанс - этого игрока Кертис знает лично, отец Кертиса - его лучший друг. Есть другой нюанс - не успел Кертис прилететь в Вегас, как понимает, что с заданием не все так просто. Не просто и читателю, особенно если он не является поклонником боевиков начала 90-х, когда главный герой приезжал с неким заданием в некое место, а там выяснялось... Особенно меня повеселило, что ГГ - одноглазый негр. Так сказать, всем сестрам по серьгам. С политкорректностью в этом романе вообще все хорошо: здесь есть и японцы, и евреи, и гомо/бисексуалисты, и женщины с высшим образованием, и мусульмане, и свидетели Иеговы... Возможно, это сарказм, но стеб не всегда улавливается, а всерьез такую мешанину из "обиженных" воспринимать невозможно.

Линия номер 2. Лос-Анджелес, 50-е. Юный Стэнли Гласс (на самом деле его зовут иначе, имя выдуманное), жулик и аферист по призванию, находит книгу малоизвестного поэта Эдриана Уэллса "Зеркальный вор". Книга загадочна и невразумительна, но чем-то она пленяет Стэнли, он читает ее множество раз, помнит наизусть и в итоге жаждет встретиться с автором шедевра. Стэнли уверен, что в поэме зашифрованы тайные знания, и он намерен заставить Уэллса ими поделиться. С этой линией уже чуток лучше. Если историю с Кертисом и его заданием автор не вытянул абсолютно, она как была набором картонных персонажей с предсказуемыми действиями, так ею и осталась, то в истории противостояния Стэнли Гласса и Эдриана Уэллса Сэй проявил фантазию. В отблесках неведомого огня в очках Уэллса мне почудились и "Ребенок Розмари", и "Адвокат дьявола", и другие хиты 90-х и начала нулевых. Что касается поэтического кружка, в который чудом затесался Стэнли, то здесь ничего не могу сказать, американской поэзией 50-х годов прошлого века не интересовалась, но уверена, что знающие люди считают все аллюзии и получат массу удовольствия.

Линия номер 3. Венеция, 1592 год. Некто Веттор Гривано, герой битвы при Лепанто, возвращается домой после долгих лет турецкого плена. Но дома его особо никто не ждёт, вся его семья мертва, его друг погиб в той же битве, а общество о его статусе героя старается забыть, ведь с турками давно помирились. Но у Гривано есть свои тайны, так сказать, планы внутри планов, и неслучайно он так живо интересуется профессиональными секретами знаменитых стекольщиков, мастеров с острова Мурано. Но встреча с юной Перриной, готовящейся принять постриг, меняет все. Изначально линия с Гривано самая живая и самая удачная. В этой истории присутствует интрига, линейная композиция, а главное, здесь чётко можно проследить, о чем всё это. Каждый раз, когда дотторе Гривано возникал на страницах романа, я искренне радовалась, и не менее искренне печалилась, когда его сменяли другие герои и другие времена. Мне кажется, Мартину Сэю стоит обратиться к жанру историко-приключенческого романа, это прям его.

Но Мартину Сэю хочется в постмодернизм. Ему хочется в масштабное многоплановое полотно, всеобъемлющее и всеохватывающее. Ему явно льстит сравнение с Умберто Эко и Дэвидом Митчелом, на которое расщедрились критики. А как иначе, он ведь так тонко раскрыл тему зеркал (нет), отзеркалив всех персонажей и все линии. У любого героя и у любого сюжетного хода есть отражение в другом временном отрезке. Гривано, выполняющий задание хасеки-султан, это и Кертис, выполняющий задание Дэймона, и Стэнли, выполняющий задание самого себя. История Жаворонка, друга Гривано, отражается в истории Клаудио, друга Стэнли. Отражаются также их гомосексуальные отношения. Персонаж мудрого венецианского сенатора Конторини отражается в мудром японце Уолторе Кагами, жителе суетного Лас-Вегаса. И так до бесконечности. К сожалению, эти отражения очевидны и от того особенно скучны. Они воспринимаются не как игра писателя с читателем, а как ходульная задумка автора, что делает их нежизнеспособными априори.

Помимо затянутости (ну очень много букв), очевидности и вторичности по отношению к маститым авторам, мне хочется предъявить Сэю брошенную вторую линию. Кто такой на самом деле Эдриан Уэллс и что он зашифровал в книге "Зеркальный вор"? Что узнал Стэнли про зеркала и вынес ли он это знание из пресловутой книги? Какова роль Синтии во всей этой истории? Вопросы без каких-либо вразумительных ответов, а открытый финал здесь меня совершенно не устраивает.

Если задуматься серьёзно, то сама суть постмодернизма потихоньку начинает уходить в небытие. Вместо игры смыслов и слов в почете крутая история, рассказанная не менее круто. Не то что бы сюжет превалировал над всем остальным, но то, что ты хочешь сказать важнее того, как ты это скажешь. И меня лично это радует, потому что я ценю содержание больше формы. По крайней мере в 21 веке.

В романе существуют отдельно три сюжетные линии и несколько загадок. Я не узрела тут переплетения сюжетных линий. И, как Стенли не любит разгадывать свои карточные фокусы, так и тайна загадок осталась тайной.
Единственный намёк на то, что всё вот-вот разрешится - книга "Зеркальный вор", которая описывает проделки венецианца Гривано. С Гривано читатель обязательно познакомится.
Начинается книга как гангстерский боевик и обещает весь интерес разборок, когда Кертис найдёт Стенлли по заданию Деймона (у меня это имя невольно ассоциируется со словом "демон"). Но что-то слишком много Кертис рассуждает для людей его пошиба, я успела прикорнуть за его наблюдениями за жизнью.. Но тут автор решил нас не баловать последовательностью сюжета и перепрыгнул к Стенли и Клаудио, которые в свою очередь разыскивают Эдриана Уэллса, автора книги "Зеркальный вор".
Дальше ещё круче. Добро пожаловать в Венецию конца 16-го века, если желаете познакомиться с Гривано.
Да, временами становится интересно.Читатель заинтригован, как же эти герои, такие разные во времени и месте, найдут что-то общее. Уравнение сложилось, в нём очень много неизвестных, его надо решать, и без писателя это вряд ли получится. Впрочем, выбора не оставляют ни автор, ни игра, в рамках которой надо прочесть эту книгу. Финал у книги открытый, автор будто приглашает читателя к соавторству. Только вот беда: не мой сюжет, не мои герои, и искать автора этого "Зеркального вора", мистера Мартина Сэй, я не буду.