Я получаю по голове каждый раз, как оглянусь. Пора уже перестать оглядываться.
Три женщины вместе – это повод для ужаса, а не какое-нибудь «а, как кстати».
Наша цивилизация зиждется на тупости.
Семья – странная штука, правда?
Кто в здравом уме будет алкать богатства, если оно означает верную смерть?
– Известно ли тебе, о чем мы просим серегалов в наших молитвах?
Странный вопрос.
– О милости?
– Нет, – ответил Ублала. – Мы просим их держаться от нас подальше.
–Прогресс, в конце концов, заставляет глядеть вперед, а то, что мы натворили в прошлом, лучше забыть.
– Значит, прогрессу, – сказал Бинадас, все еще улыбаясь, – нет конца.
– Даже если перебьют всех до одного?
– Жизнь вернется. Она всегда возвращается. Когда один источник переполняется нечистотами, жизнь находит себе новый.
– Скажи, Бугг, есть ли смысл продолжать? – Вы про штаны или про мое бессмысленное существование?
– Тегол никого не убивал…
– В день, когда рухнула биржа, Брис, ровно двенадцать финансистов покончили с собой.
– Как думаешь, Бугг: вставать мне сегодня с постели? – Вроде незачем…
Конец чего-то одного всегда дает начало чему-то новому.
Свобода – всего лишь рваная сеть, наброшенная на кучку мелких обязательств.
– Каждому мужчине нужна нянька. – Это не новость.
Отвернись, чтобы увидеть. Отвернись.
Спустишь одно преступление – и последуют новые, нескончаемым потоком.
– Что видит он и что есть на самом деле – не одно и то же, – сказал Трулл.
Надеюсь, ты будешь слушать, а не говорить.
В бедности и богатстве, на свободе и в рабстве мы возводим для своей жизни одни и те же декорации и разыгрываем в них одни и те же драмы.
Она была верна своим, пусть и неприятным, убеждениям.