Цитаты из книги «Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает» Филип Хук

Гений — это неизмеримая в своем блеске и великолепии прибавочная стоимость

Торговец картинами, слишком увлекающийся интеллектуальной составляющей своего ремесла, ступает на опасный путь.

Художник всегда был и есть начертатель знаков...

Розенберг же, чтобы защититься от грядущих нападений, стал брать уроки бокса, обнаружив еще одно полезное умение в арсенале торговца картинами.

Почти всегда торговец картинами способен здраво судить только о живописцах своего собственного поколения.

..клиенты легче и быстрее воспринимают и начинают покупать современное искусство, если выставлять его рядом с более традиционными и лучше знакомыми картинами художников прошлого.

«Ваша выставка имеет огромный успех, — сообщал Поль Пикассо, — а это значит, что мы не сумели продать абсолютно ничего». Скольким торговцам приходилось с прискорбием констатировать, что благожелательные критические отзывы от стремления покупателей расстаться с деньгами отделяет пропасть.

Клайв Белл случайно оказался в галерее Розенберга, когда пришла весть о смерти Ренуара. Белл вспоминает, как маршан «неубедительно залился слезами, предаваясь сентиментальным и неискренним соболезнованиям». «Никогда не забуду, — пишет Белл, — этого коварного еврея, размазывающего слезы по щекам, демонстрирующего притворную скорбь и мысленно подсчитывающего прибыль, ведь теперь картины Ренуара вырастут в цене, а их у него в галерее немало». Так уж повелось с торговцами картинами: даже проявления эмоций обходятся им недешево.

Если есть большая угроза существующему порядку вещей, чем террорист с бомбой, то это террорист с чековой книжкой.

Матисс вспоминает типичный случай:
«Я только что убедил супружескую чету, заинтересовавшуюся моими картинами, пойти вместе со мной в галерею Бернхеймов, где работал наш Феликс, знаменитый коммерсант и специалист по современному искусству. Я представил ему своих спутников; он велел мальчику-рассыльному показать им мои последние картины, и едва муж выбрал несколько из них, решив купить, как Фенеон, до сих пор невозмутимо молчавший, в самых недвусмысленных выражениях громко посоветовал им не покупать мои работы, рекомендуя подождать новых. Что ж, после того, как эта чета любителей искусства ушла, я не выдержал и сказал ему, что он просто поразил меня своим необъяснимым поведением. „Дорогой друг, — ответил он, — неужели вам хотелось, чтобы ваши чудесные картины переселились к этим скучным ханжам?“»

Обнаженную кисти Модильяни, которую Зборовский выставил в витрине, сочли непристойной и оскорбляющей общественную нравственность, так как можно было разглядеть волосы на лобке модели. Ее пришлось убрать.

Галерея Комметера выставляла Эдварда Мунка, который на протяжении первой половины своей карьеры пользовался тем, что Германия куда более отзывчиво откликалась на его исполненное страха и уныния искусство.

Возможно, чтобы пропагандировать новое искусство, действительно нужно высокомерие, несокрушимая убежденность и вера в себя.

Ллойд умел убеждать клиентов. Как-то раз он предлагал «Папу» кисти Фрэнсиса Бэкона колеблющемуся покупателю, который сказал: «Картина мне нравится, но не уверен, что она придется по вкусу моей жене, а потом, она не подходит к убранству моего дома». Ллойд ответил: «Вы можете поменять отделку дома, можете поменять жену, но, купив этого Бэкона, вы сохраните его навсегда». Запуганный коллекционер приобрел Бэкона, бросил жену и заново оформил интерьеры.

Если двадцатитрехлетний автомеханик сумел открыть галерею на фешенебельной улице и представить публике передовое современное искусство, заручившись поддержкой одного из ведущих парижских критиков, значит он отличался немалой смелостью, красноречием и умением убеждать.

Во время войн всегда процветает торговец вполне определенного типа, тот, что обладает качествами, необходимыми тайному агенту, иногда даже двойному.

Художник Джон Слоун так описывал свой визит к Стиглицу: «Однажды я зашел в галерею „291“, и Стиглиц заговорил меня так, что у меня ухо отвалилось. Потом оно снова выросло, но я решил к нему больше не ходить».

... истинное искусство уникально, неповторимо, индивидуально по своей природе, не носит массового характера и интересно именно постольку, поскольку его нельзя купить в универсальных магазинах.

Даже Пегги Гуггенхайм иногда приходилось несладко. Однажды ее оскорбил Пикассо, которому явно не мешало бы прослушать лекцию о мерзости сексизма. Когда она пришла к нему в мастерскую, он открыл ей дверь и спросил: «Чем могу помочь, мадам? Мне кажется, вы ошиблись этажом. Магазин дамского белья выше».

Марсель Дюшан отзывался об арт-дилерах куда более лапидарно: «Вши на спинах художников».