Хоть и говорят, что лучше умереть самому, чем убить веру в людей, умирать как раз и не хочется.
Люди напоминают камни. Одни похожи на грубый булыжник, они прут напролом, не считаясь с остальными. Вторые — на острый гравий, резкие и высокомерные. Третьи — на вездесущий песок, они стремятся заполнить собой всё пространство. Другие — на сглаженную гальку, они избегают конфликтов. А есть люди как величественные валуны, основательные и хозяйственные. Разные камни, как и человечество: легкомысленные розовые, скучные серые, мечтательные голубые, безнадежно черные. С поперечными полосами — застегнутые на все пуговицы, со сверкающей слюдой — украшающие себя дешевыми стразами. Рыхлые, которые легко крошатся, и непробиваемые, как базальт. И лишь единицы, как скалы: с ними надежно и нестрашно. И можно только восхищаться ими. И тянуться к ним.
...прививку горем должен пережить каждый, иначе есть риск превратиться в инфантильного идиота.
Увидев друга, Глеб осознал, что натворил. Тот смотрел так, словно Глеб надругался над святыней. Или убил малышей из детского садика. И теперь вариться Глебу в огненных котлах в девятом кругу ада. Или седьмом? Не проверить.
Лис опустился на корточки возле стены, сжал голову руками и молчал. Его крылья смешно топорщились. И тогда-то Глеб почувствовал страшную пустоту в груди. Он сел на пол рядом и запрокинул голову. По потолку протянулась трещина, и Глеб провалился в нее. Словно его жизнь раскололась на две неравноценные части: до и после. И в этом после существовать невыносимо.
…Яблоки поспели, и над долиной повис фруктовый аромат. Неповторимый запах антоновки смешался с нежно-сладким духом летних яблонь. К ним примешались медовый и конфетный ароматы и грушевый дух нового сорта. Приш почувствовал, как рот наполняется слюной. Он взял из корзины яблоко и вонзил зубы в красно-зеленый бок. Брызнул сок. Хорошо. Скоро он с родителями отправится на ярмарку, где будет торговать фруктами и сидром. Тот уже настоялся в бочках с прошлого года. На сидр идут поздние плоды. Янтарного цвета, наливные, так что даже косточки просвечивают сквозь кожуру и мякоть, наполнившуюся карамельным сиропом. Во всем Темногорье нет сидра вкуснее, чем в Яблоневой долине, это все знают. С небольшой хмелинкой, а цветом – как сосновая смола. На вкус такой, что язык трубочкой сворачивается. Пьешь его и пьешь, и только прилив сил чувствуешь, и настроение поднимается. А голова ясная. Первое вино на посиделках, когда надо и людей посмотреть, и себя показать. Нет усталости от долгих плясок, стирается ненужное смущение, и беседа льется до первых звезд. Именно тогда и договариваются о свадьбах. Сидр – напиток влюбленных.
…Последняя неделя перед экзаменом пронеслась как лисий хвост, унося с собой зной лета, вкус мороженого на открытых верандах и одуряющий аромат розовых кустов. Вечерами Глеб подолгу парил, чтобы прийти в поэтическое настроение. Ведь на испытаниях дается всего одна попытка. Каждый год часть неудачников покидает школу – крылатый Пегас не всем благоволит.
В день икс Глеб проснулся засветло. Снился какой-то муторный сон. Воспоминания о нем стерлись, а ощущения остались – неприятные, точно тухлая рыба. Что-то там было… Вроде про бредущих по дороге людей, вечных путников. И какая-то безнадежность, тоска. Наверное, это из-за нервов. Глеб выпил кофе и отправился в школу.
Комиссия заранее внушала опасение: одна Стило чего стоила. Это для Скарлетт она любимая преподавательница, для остальных – острая на язык особа, которая может пропесочить так, что на всю жизнь запомнишь. Председатель – темная лошадка, а Аврора… Заваливать она не станет, наоборот, был уверен Глеб, станет вдохновлять учеников. Она появилась первой. Прошла мимо сдающих, оставляя за собой шлейф цветочного аромата. Остановилась у двери и улыбнулась. Глебу показалось, что ему. И тут же сердце совершило кульбит, едва не выпрыгнув из груди.
Затем, чеканя шаг, прошла Стило. Стук ее каблуков навевал ассоциации с гвоздями, которыми забивают крышку гроба чьих-то надежд. Да-а… От нее ничего хорошего ждать не приходится. Жаль, что литературных критиков не разбирают, а то бы поэты оторвались.
И наконец, в конце коридора показался председатель. Выше среднего роста, грузный. Его полные губы были выпячены, а глаза подслеповато щурились. Широкую лысину неумело маскировали три пряди, зачесанные набок. Глеб едва не прыснул от смеха: глава комиссии походил на персонажа из фильма «Автостопом по Галактике» – Вогона Джельца. А учитывая его полную бездарность по части стихов, сходство было абсолютным.
– Надеюсь, нас не станут пытать поэзией вогонов, – прошептал Глеб другу.
Лис с трудом сохранил серьезное выражение лица.
Сдающие выходили один за другим. Глеб почему-то тянул, не хватало решимости. Лис тоже не торопился.
– Ты заметил, – сказал он, – что сильные ученики сегодня все, как один, с низкими баллами?
Глеб кивнул: похоже, комиссия «мочит» успешных поэтов.
– Так что не выпендривайся, – добавил Лис. – Прочти что-нибудь попроще.
Глеб растерялся: он и попроще? Да и как? Муза не терпит притворства.
– Ладно, я пошел, – Лис направился к двери, – пожелай мне удачи.
Глеб вскинул два пальца: V – знак победы. Сегодня Фортуна на их стороне.
Мёнгере повели в тронный зал. Она шествовала мимо толстых колонн, украшенных искусной резьбой, мимо высоких, до потолка, окон, в которые было вставлено редкое стекло. По каменным плиткам с изображениями зверей: льва, охотящегося на антилопу, жирафа, тянущегося к ветке. Мимо портретов бывших правительниц, вдоль мраморных стен, от которых веяло прохладой. По своему дворцу.
А вдали звучал хор, приветствующий серебряную царицу Золотого города. Гимн отражался от потолка, дребезжал в окнах, отскакивал от колонн. Казалось, поет сам дворец.
«Подобная луне,
Серебряная, как звезды,
Что сияют в ночи.
Ты идешь,
И тебе поклоняются все.
Ноги твои – две быстрые газели.
Руки подобны юрким змеям.
Глаза – бриллианты.
Ты идешь,
И радуются наши сердца:
Идет прекрасная,
Живое божество.
Ликуйте, люди!»
Хор торжествовал, и Мёнгере вслед за ним. Алтанхоту не нужна другая правительница. Мёнгере справится с этой ролью лучше остальных. Золото отлично сочетается с серебром. Она вошла в зал и посмотрела на претенденток: всего четверо, негусто. Пять лет назад рядом с Мёнгере стояло шестеро. С каждым годом красавиц становится всё меньше. Да и зачем они нужны? У города есть она. И совсем скоро Мёнгере завоюет власть над всем миром. Ее войска шагом пройдут по странам, устанавливая власть серебряной царицы.
Аврора смотрела печально. У нее, Авроры Сияющей, всегда присутствовала во взгляде некоторая беззащитность и обреченность, теперь это усилилось.
– Почему ты уехал?! – спрашивала она простуженным голосом. – Я ведь бросила ради тебя столицу, жениха, спокойствие. А ты укатил черт знает куда!
В ее груди что-то булькало, как в кипящей кастрюле.
– Мне сказали, что ты отказался от крыльев, – продолжала она. – Я носилась по городу и искала тебя. Под дождем. Спрашивала людей, но никто тебя не видел. Чертов город поглотил твои следы.
Впервые Глеб усмотрел в ее лице схожесть с печальным ликом икон: те же опущенные уголки глаз, горькая складка уголков губ. Он не знал, что ответить.
– Молчишь… – Аврора резко прошлась по комнате, затем взяла сигарету со столика и закурила. – Я ведь простыла под ливнем. Месяц в больнице провалялась. Месяц! Думала, уже не выйду.
Она потушила сигарету в пепельнице.
– А ты молчишь! Мог бы что-нибудь ответить для приличия. Я пожертвовала ради тебя всем.
– Я отрекся от дара и крыльев из-за тебя, – наконец, произнес он.
Аврора покачнулась и начала падать. Глеб пытался подхватить ее, но она исчезла.
Всё двигалось, дышало, спорило, существовало. Не застывшее нечто, а вполне обычная, но такая любимая жизнь.
Резко, на бреющем – в неба храм!
Туч оголтелый скрежет…
Мёртвое сердце. Осколки. В хлам
Клетку грудную режут.Корчусь от боли: дышать, дышать,
Выдох – звериным воем…
Я без тебя не смогу летать!
Раньше нас было двое…Стихи испарялись из памяти, оставляя после себя страх: вот только что были, вертелись на языке и… Сохранился лишь набор слов, беспомощный и бездарный. Все ранее написанные строфы распались на строчки, те на отдельные слова и буквы. Дар ускользал, просачиваясь водой сквозь песок. Глеб больше не поэт. Он даже «кровь» и… Какое же там было слово? Пример для простейшей рифмы? Они упражнялись, придумывая разные пары. «Кровь» и «гвоздь»? Нет! Еще смеялись, что в стихах главное – чувства, экспрессия, а не рифма с ритмом. Стихи – это то, что нельзя выразить прозой. Полет души. А теперь у него ни крыльев, ни таланта.
Хранитель пути поднялся, плащ змеей скользнул по камню. Приш обратил внимание, что на Хранителе что-то вроде короны, выкованной из черного металла с причудливо извитыми зубьями. А сверху – дохлый ворон. Но смешным Хранитель пути не казался. Наоборот, это придавало ему мрачность.
– Запомните, – подытожил тот: – назад пути нет. Или вы дойдете до радуги, или сдохнете. Выбора тоже больше нет. Вы его уже сделали, когда согласились на мои условия.
Хранитель взмахнул плащом, точно крыльями, на его месте очутился ворон. Птица каркнула и поднялась в небо. Путники проводили ее взглядом.
Говорят, раньше наш мир был крохотным, размером с мячик. И находился в кармане одного бога. Тот шатался по космосу, нигде не задерживался. И прохудилась у него одежда, в кармане прореха образовалась. Выскочил шарик и повис в пространстве...