Избыточность простоты в конечном счёте была иной формой показушничества, а гордиться смирением - такой же грех.
– Скажите им, я выступаю против всего, за что выступает он. Его убеждения искренни, но это искренний бред. Священники больше никогда не будут служить мессу спиной к прихожанам, и мы никогда не вернемся к латинской литургии и семьям с десятью детьми, которые появлялись на свет, потому что папа и мама по-другому не умели. То время было уродливым, репрессивным, и мы должны радоваться, что оно прошло. Скажите им, что я стою за уважение других верований и толерантно воспринимаю различные взгляды внутри нашей Церкви. Скажите им, я считаю, что епископов нужно наделить большей самостоятельностью, а женщины в курии должны играть бóльшую роль…
– Нет, Альдо, – твердо возразил Саббадин, – он закрыт навсегда. Это было подтверждено папским авторитетом: принцип исключительно мужского священничества основан на письменном слове Господа…
– «Непогрешимо закреплен раз и навсегда уставом и вселенским характером церковного учения…» – да, я знаю. Возможно, не самая мудрая из множества деклараций святого Иоанна Павла. Я, конечно, не выступаю за посвящение женщин в сан. Но ничто не мешает нам принять женщин в курию на самом высоком уровне. Я говорю об административной, а не священнической работе. Покойный папа нередко говорил об этом.
– Когда-то Господь объяснил все тайны. Теперь его место захвачено теоретиками от конспирологии. Это просто еретики современности.
Ломели вдруг почувствовал начало страшной головной боли, разместившейся ровно за его правым глазом, — такая боль всегда возникала от усталости и нервного напряжения. Прежде, если он не проявлял осторожности, ему приходилось день-другой проводить в постели.
Не сам ли Иисус Христос пророчествовал, как утверждает Лука в Евангелии, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы»?
— Я правильно поступил, Винсент? — тихим голосом спросил Ломели. — Как вы думаете?
— Ни один человек, который поступает так, как велит ему совесть, не совершает зла, ваше высокопреосвященство. Последствия могут оказаться не такими, как мы ждем. Со временем может выясниться, что мы совершили ошибку. Но это не то же, что творить зло. Единственным руководителем поступков может быть только совесть, потому что именно в нашей совести мы наиболее отчетливо слышим голос Господа.
Extra omnes (буквально: «Все — вон») — латинская формула, которую возвещает папский обер-церемониймейстер на конклаве в Сикстинской капелле. Обозначает, что все должны покинуть капеллу, где могут остаться только кардиналы.
Из дымохода повалит белый дым. С балкона, выходящего на площадь Святого Петра, Сантини, префект Конгрегации католического образования, и старший кардинал-дьякон объявят: «Habemus papam» — «У нас есть папа», и после этого новый понтифик появится перед миром.
Практика образования папских имен от какой-либо добродетели — невинности, благочестия, милосердия, — а не от имени святого, давно ушла в прошлое.
Имеются в виду такие распространенные прежде среди римских пап имена, как Иннокентий, Пий, Климент, происходящие от латинских слов: Иннокентий (лат. Innocentius — «невинный»), Пий (лат. Pius — «благочестивый»), Климент (лат. Clemens — «милосердный»).
Когда он выйдет на балкон, его первым действием будет апостольское благословение, «Urbi et Orbi», — обращение «Городу и миру», — но потом ему придется сказать что-нибудь более личное, чтобы успокоить, вдохновить смотрящие на него миллионы, которые будут ждать его наставления.
Позднее, когда эксперты, которым платили за анализ результатов конклава, попытались пробить стену секретности и разузнать, что случилось, их источники сходились в одном: разделение началось в тот момент, когда Мандорфф закрыл дверь.
— Несмотря на поздний час, я вас умоляю послушать, что на самом деле сказал святой Павел: нам необходимо единство в нашей вере и в нашем знании Христа, чтобы не быть младенцами, «колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения». Он, братья, говорит о лодке, попавшей в шторм, это лодка святого Петра, наша Святая католическая церковь, которая, как никогда прежде в истории, отдана на милость «лукавству человеков, хитрому искусству обольщения». Ветра и волны, которым противостоит наше судно, имеют разные имена: атеизм, национализм, марксизм, либерализм, индивидуализм, феминизм, капитализм, но каждый из этих «измов» пытается сбить нас с верного курса. Ваша задача, кардиналы-выборщики, состоит в том, чтобы выбрать нового капитана, который не будет обращать внимания на сомневающихся среди нас и станет твердо держать штурвал. Каждый день рождает новые «измы». Но не все идеи имеют одинаковую цену. Не каждому мнению следует уделять внимание. Как только мы уступим «диктатуре релятивизма», как ее точно назвали, и будем пытаться выжить, приспосабливаясь к каждой секте-однодневке и причуде модернизма, наш корабль будет потерян. Нам не нужна Церковь, которая будет двигаться с миром, нам нужна Церковь, которая будет двигать мир. Помолимся же Господу, чтобы Святой Дух посетил эти размышления и указал вам на пастыря, который положит конец колебаниям последних времен, пастыря, который снова поведет к знанию Христа, к Его любви и истинной радости. Аминь.
- Адейеми? Человек, который дал понять, что гомосексуалов в этом мире следует содержать в тюрьме, а в другом – в аду? Никакая он не приемлемая кандидатура!
– Мы никогда не найдем безупречного кандидата. У нас был папа, состоявший в гитлерюгенде и сражавшийся за нацистов. У нас были папы, которых обвиняли в сотрудничестве с коммунистами и фашистами, или папы, которые игнорировали сообщения о самых ужасных злоупотреблениях… Когда это кончится? Если вы член курии, то можете быть уверенным, что кто-нибудь сольет о вас какую-нибудь грязь. А если вы были архиепископом, вы наверняка совершили ту или иную ошибку. Мы все смертные. Мы служим идеалу, но сами не можем всегда быть идеальными.
– Позвольте мне все вам объяснить, декан, – тихо сказал Бенитез. – Вот как обстоят дела. Я родился в очень бедной семье на Филиппинах, в тех местах, где мальчики ценятся больше, чем девочки, – такое предпочтение, к сожалению, все еще преобладает в мире. Мое уродство, если мы так должны это называть, имело такую форму, что мне не составляло никакого труда выдавать себя за мальчика. Мои родители считали меня мальчиком. Я считал себя мальчиком. А поскольку, как вы прекрасно знаете, семинарская жизнь скромна и к обнаженному телу прививается отвращение, то ни у меня, ни у кого другого не было оснований подозревать что-либо иное. Вряд ли мне нужно добавлять, что я всю жизнь соблюдал обет безбрачия.
Те, кто опасны, – те, кого необходимо остановить, – это люди, которые жаждут папства.
Они двинулись к Каза Санта-Марта, и Беллини взял Ломели под руку.
— Его святейшество говорил мне о ваших трудностях с молитвой, — прошептал он. — Может быть, мне удастся вам помочь. Вы знаете, что и сам он к концу начал испытывать сомнения?
— Папа начал сомневаться в Боге?
— Не в Боге! В Боге — никогда! — И тут Беллини сказал слова, которые Ломели запомнил на всю жизнь: — Он потерял веру в Церковь.
«Если что и вынудит этот конклав к принятию быстрого решения, – подумал Ломели, – то это еда».
Какие только расы они не представляли – вот оно, свидетельство широты распространения Католической церкви: люди, родившиеся в столь разных условиях, оказываются объединены верой в Господа!