Три романа и несколько рассказов Содержание: Опрокинутый мир (Перевод: О. Битов) Законы гиперболической Вселенной (послесловие) Лотерея (Перевод: Михаил Пчелинцев) Экстрим (Перевод: Михаил Пчелинцев) Рассказы — В перигелии — Ураган огня — Приговор в двоичном коде (Перевод: А. Мельников) — Мир реального времени — Голова и рука (Перевод: В. Бердник) — Обнаженная — Пересадка сердца — Бесконечное лето — Разрядка Переводчиком некоторых романов указан некто Sana nom, что, видимо,...
Было ли в истории хоть одно цивилизованное общество, на время выменивавшее себе женщин ради единственной незамысловатой цели - осчастливить его одним ребенком?
- Гельвард Манн, вашему вниманию
предлагается клятва верховных гильдий. Вы имеете право, даже на этой
стадии церемонии, отказаться принять ее. Но если вы решите принести
клятву, то будете связаны ею до конца своей жизни. Наказание за
клятвопреступление - немедленная казнь. Надеюсь, вы полностью осознаете
сказанное?
Я был ошеломлен. Ни один человек - ни отец, ни Джейз, ни даже Брух -
не проронил об этом ни слова. Ну, допустим, Брух был не в курсе дела, но
отец, неужели отец не мог хотя бы предупредить меня?..
"За пределами Города..." Значит, мне предстоит выйти за его стены,
значит, мне как ученику гильдии станут доступны места, доселе запретные
для меня и поныне запретные для большинства жителей Города. Ясли полнились
слухами о том, что же находится за пределами Города, и мне самому
доводилось строить на этот счет самые невероятные домыслы. Рассудок
подсказывал мне, что явь не угонится за нашими фантазиями, и все равно
передо мной раскрывались перспективы ослепительные и страшные. Неспроста
гильдиеры набросили на них плотные покровы тайны: вероятно, за стенами
Города скрывается что-то столь ужасное, что за разглашение природы этого
ужаса возможна лишь одна достойная кара - смертная казнь...
Ветер принес облака, и они стелились в нескольких дюймах над почвой
плотной белой пеленой. Они клубились вокруг Гельварда, обтекая его тело.
Рот оставался ниже облаков, глаза видели их сверху.
Гельвард смотрел поверх облачной пелены. Сквозь жидкую, разреженную
атмосферу взгляд проникал далеко-далеко на север.
Гельвард очутился на краю бытия; вся громада мира лежала перед ним,
как на ладони.
Он мог бы сейчас объять взглядом весь мир.
К северу от Гельварда земля была плоской, ровной, словно крышка от
стола. Но впереди вдалеке она вздымалась вверх, симметрично изгибаясь с
обеих сторон и взрезая горизонт исполинским шпилем. Шпиль тянулся в небо,
все сужаясь, становясь все изящнее и острее, и невозможно было определить,
есть ли у этого острия конец.
Шпиль переливался яркими красками. У основания - обширные коричневые
и желтые мазки, переслоенные зеленью. А дальше на север - синева, чистая
глубокая синева, от которой становилось больно глазам. И поверх всего
этого - облака, тонкие белесые завитки и хлопья, а то и плотные скопления
ослепительной белизны.
Солнце садилось. Наливаясь пурпуром, уходило на северо-восток за
немыслимый вогнутый горизонт.
Солнце выглядело все так же. Широкий плоский диск, сплющенный по
экватору, а к полюсам, вверх и вниз, выгнутый длинными заостренными
копьями.
С того дня, как Гельвард впервые вышел из Города, он видел солнце так
часто, что облик светила уже не вызывал у него вопросов. Но теперь он
понял: его собственный мир, его планета имеет точно такую же форму.
Когда что-то во всеуслышание объявляют доступным немногим избранным, остальных тем самым толкают на всяческие догадки. И никакие установления не могут быть столь незыблемыми, чтобы простое удаление непосвященных из зала удержало их в неведении о том, что произошло.
Мне было шестьсот пятьдесят две мили от роду, и я стал женатым человеком.
— Там слишком уютно, — заявил он. — Половина народу в Городе и знать не знает, что творится снаружи, и не думаю, чтобы им очень-то хотелось об этом узнать.
— А зачем им знать? В конце концов, если у нас все идет гладко, это просто не их забота.
Оставшись один,сразу замечаешь вокруг куда больше, чем в компании.
— Судя по их виду, они здорово голодны, — шепнул он мне. — Ничто в целом свете не может так сплотить их в работе, как надежда пожрать.
Она склонилась ко мне, слегка подталкивая в грудь, и вдруг, подняв руки, сомкнула их у меня на шее, и я почувствовал на губах ее губы.
— Не говори ничего, — шепнула она. — Просто мне очень жаль, что мы поссорились.
Мы живем в плену аксиом...
Из того, что человек неправ, еще не следует, что он дурак.
Разве вам невдомек, что наш мир таков, каким мы его воспринимаем? Ваши органы чувств обманывают вас.