Мураками — самый известный из ныне живущих японских писателей, автор полутора десятков книг, переведенных на многие языки мира. «Пинбол 1973» — второй роман «Трилогии Крысы», знаменитого цикла писателя, завершающегося «Охотой на овец» и продолженного романом «Дэнс, Дэнс, Дэнс».
С самого начала своей самостоятельной жизни я не мог уразуметь, как мне обращаться с самим собой.
Когда я выходил из магазина с кошачьим кормом в руках, обе кошки пялились на меня, как на осколок мечты.
- Видишь ли, я под интересной звездой родился. Чего ни захочу, все получаю. Но как только что-нибудь получу, тут же растопчу что-нибудь другое. Понимаешь?
- Никто не верит, но так оно и есть. Года три назад я это заметил. И решил, что буду теперь стараться ничего не хотеть.
- Ты что, собираешься так прожить всю жизнь?
- Наверное... А как еще никому не мешать?
- Если ты на самом деле так думаешь, тебе лучше жить в ящике для обуви.
- Слушай, Джей! - сказал Крыса, не отводя взгляда от стакана. - Я вот двадцать пять лет живу - а чувство такое, что еще ни в чем не разобрался.
Некоторое время Джей, ни слова не говорил, рассматривая свои пальцы. Потом немножко ссутулился.
- А я сорок пять лет живу - и понял одну-единственную истину. Знаешь, какую? Такую, что человек при большом желании из чего угодно может извлечь урок. Из самых заурядных и банальных вещей извлечь урок всегда можно. Кто-то сказал, что даже в бритье присутствует своя философия. Собственно, никто в этом мире и не выжил бы, будь это не так.
Слушать рассказы о незнакомых местах было моей болезненной страстью.
Лет десять назад я мог вцепиться в первого встречного и требовать отчета о его родном городе. Избытка людей, готовых добровольно выслушивать чужие речи, в те времена не наблюдалось — поэтому всякий, кто попадался мне под руку, вел свой рассказ прилежно и старательно. Бывало даже, что совершенно незнакомые мне люди где-то узнавали о таком чудаке и специально приходили что-нибудь рассказать.
Словно бросая камушки в пересохший колодец, они повествовали мне о самых разных вещах — и уходили, одинаково удовлетворенные. Одни говорили с умиротворением, другие — с раздражением. Одни строго по сути вопроса, а другие всю дорогу не пойми о чем. Бывали скучные рассказы, бывали грустные, слезливые — а иной раз случались дурацкие розыгрыши. Однако я всех выслушивал серьезно, как только мог.
Я люблю колодцы. Стоит мне увидеть колодец, как я принимаюсь кидать в него камушки. Ничто так не успокаивает душу, как звук камушка при ударе о воду глубокого колодца.
Глотнув зыбко дрожащего сентябрьского воздуха, короткое лето растаяло, - а душа все не хотела расставаться с его жалкими остатками. Старая майка, джинсовые шорты, пляжные сандалии..
Венера - планета жаркая и вся покрытая облаками. Из-за жары и сырости большинство ее жителей умирают молодыми. Имена доживших до тридцати остаются в преданиях. Уже из-за одного этого их сердца переполнены любовью. Все венерианцы любят всех венерианцев. У них нет ненависти, презрения или зависти. Нет даже злословия. Нет драк и убийств. Все, что у ни есть, - это любовь и сочувствие.
Все на свете суть повторение уже бывшего...
Заморочек у каждого из нас было выше крыши. Заморочки падали с неба, как дождь; мы увлеченно их собирали и рассовывали по карманам.
Если глядеть издалека - все что угодно кажется красивым.
Время Года открывает зверь и выходит, - а через другую дверь заходит другое Время Года. Кто-то вскакивает, бежит к двери: эй, ты куда, я забыл тебе кое-что сказать! Но там никого. А в комнате уже другое Время года - расселось на стуле, чиркает спичкой, закуривает. Ты что-то забыл сказать, - произносит оно. - Ну так говори мне, раз такое дело, я потом передам. - Да нет, не надо, ничего особенного... А кругом завывает ветер. Ничего особенного. Просто умерло еще одно время года...
Собственная привычка бесконечно размышлять, не продвигаясь вперед ни на сантиметр, вдруг показалась ему отвратительной.
Зачем? — спрашиваешь самого себя. Не понять... Хороший вопрос, а ответа нет. На хорошие вопросы никогда не бывает ответов.
Иногда вчерашний день воспринимаешь как прошлый год. А иногда прошлый год воспринимаешь как вчерашний день. Бывает еще, что будущий год кажется вчерашним днем, но это уже совсем худо.
В большей степени или в меньшей, но каждый из нас запускается в жизнь по определённой схеме. Когда чья-то схема слишком отличается от моей — я злюсь. Когда слишком похожа — расстраиваюсь.
Заморочек у каждого из нас было выше крыши. Заморочки падали с неба, как дождь; мы увлеченно их собирали и рассовывали по карманам. Что за нужда была в них, не пойму до сих пор. Наверное, мы с чем-нибудь их путали.
Если есть вход, то есть и выход. Так устроено почти всё. Ящик для писем, пылесос, зоопарк, чайник... Но, конечно, существуют вещи, устроенные иначе. Например, мышеловка.
- А когда тебе было двадцать лет, что ты делал?
- Был по уши влюблен.
Шестьдесят девятый. Наш год...
- И что с ней потом стало ?
- Расстались.
- Тебе с ней было хорошо ?
- Если глядеть издалека, - сказал я, глотая кусок креветки, - что угодно кажется красивым.
А кругом завывает ветер. Ничего особенного. Просто умерло еще одно время года...
***
Безграничное дежа вю — с каждым новым повторением все хуже и хуже.***
А основу прогресса составляют, как известно, три вещи: технология, капиталовложения и фундаментальные запросы людей.***
На хорошие вопросы никогда не бывает ответов.
Ореол вокруг потери - ложный ореол
Мир, ожидавший его на этом пути, был широк, был огромен — но для Крысы в нём не находилось ни единого свободного местечка.