Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая...
Он с недоумением и какой-то брезгливостью к себе сознавал, что без небольших ссор, споров ему скучно. И что странно – с другими женщинами такого не было, а Алина своей тихостью будто провоцировала на то, чтоб с ней поругаться, сказать обидное.
-Ты ,слегка побитый жизнью ,но абсолютный кидалт.
-Кто?
-Кидалт. Человек ,который не хочет взрослеть.
-Но если я кидалт ,то очень латентный. Сам я своего кидалства не ощущал.
-Каждый мужчина латентный кидалт,-сказала Тая,знаешь афоризм?
-Смотря какой..
-В каждом мужчине скрывается маленький мальчик ,а в каждой девочке- взрослая стерва.
Впрочем ,теперь возмущаться стало опасно. Слов о том ,что 100 лет назад о протекторате попросило лишь несколько сумонов ,а значит не вся будущая Тува ,не весь народ ,что условия протектората не соблюдались -край сразу стали превращать в часть Российской империи в этот раз в отличии от прошлых юбилеев не слышалось. За призывы отделить Туву могли и срок впаять -не девяностые годы ,когда можно было говорить все что хочешь.
Да, наверняка – и он только сейчас это понял – Женечка была лучшей женщиной в его жизни. Самым интересным из встреченных людей. Но как трудно с этими лучшими и интересными!.
Рассадить, пригласить какого-нибудь суперпроповедника и объяснить, загипнотизировать, дать установку на то, чтобы жены не сверлили мозг мужьям, мужья любили и берегли жен, свекры не гнобили снох, тести не презирали зятьев, парни не били рожи друг другу, школьники не чмырили слабых, девушки не плескали кислоту на соперниц. И так далее, так далее, так далее.
Внушить, что каждый человек – действительно чудо. Каждый способен на огромные достижения, каждый – источник счастья. Каждого надо беречь и давать ему возможность это счастье дарить окружающим.
Но понятно, что любая проповедь, самый крепкий гипноз – бессильны. Природу человека не изменить.
Да и возможен ли настоящий кайф в сорок лет? Любое, даже самое приятное ощущение сразу отравляется гноем прошлых проблем, гадостей, обломов.
По природе не твердый, не упорный, он когда-то решил, что его родина – вот ... что его река – Енисей, его деревья – толстые кривые тополя, его лето- испепеляющее жаром, а зима - выжигающая морозом....
Все ничтожества пытаются сделать именно себя центром Вселенной. Чем мельче народец, тем больше замашки.
Позже Андрей много раз наблюдал да и на себе испытывал это женское свойство: разлюбив мужчину, они рвут отношения, рушат семьи, и вернуть их невозможно. Любовь чаще всего сменяется каменным каким-то, ничем не разрушаемым презрением.
В фильмах, книгах сплошь и рядом – о несчастной любви, о любовных треугольниках и многоугольниках, об изменах… Шекспировские страсти. В жизни же чаще все иначе. По крайней мере в том, что касается ухода жен от мужей.
Мужчина нередко может жить с женщиной, которую разлюбил, даже не изменяя ей. Жить и жить по установившемуся распорядку, скользить по желобку дней и лет; без любви заниматься сексом, есть приготовленные нелюбимой блюда, целовать рефлекторно, автоматически, уходя на работу, возвращаясь с работы… А женщины редко способны быть вместе с тем, кого разлюбили. Кого они действительно любили, но потом перестали.
Он как-то успокоился. Понял, что, если даже согласится и сделает всё, как она требует, прежней их жизнь вместе не будет. Не будет больше счастливых минут, разговоров душевных, открытых улыбок, той дружбы, что делает семью настоящей.
Сибиряк не тот, кто не боится холода, а тот,кто правильно одевается.
Знать - одно, а быть частью - опасно.
«Если всерьез поверить, что это его собственная, единственная жизнь, которая не повторится ни в каком виде, что все, что было, неисправимо, что большая часть этой жизни уже прошла, то можно вполне загреметь в дурку или повеситься от ужаса. Ведь лучше не будет, а по-настоящему хорошего, настоящего, важного случилось так мало. И вообще, вспомнить-то особенно нечего…»