Возвращаясь с Земли вместе с приемными родителями и названной сестрой в их родной мир, Илли всерьез считала, что все ее проблемы остались в прошлом. Да и чего можно опасаться девушке, идущей туда в компании опытной магини и дриад, если теперь она и сама по воле судьбы стала дриадой. Ну, разве только одного — встречи с любимым, которого Иллира вынуждена была обмануть. Однако с первых же шагов семейство графа Хингреда ле Трайда, приемного отца Илли, оказывается перед выбором: отдать на...
– Когда тебе говорят что-то обидное, нужно представить, что ты королева, а обидчик – ворона, – догадываясь, что девчонка далеко не первая задела кого-то из фавориток, строго изрекла Илли. – И всё. Где ты видела, чтобы королевы обращали внимание на карканье ворон? Да ещё и отвечали?
Вот это всё: смех, шутки, иронию - он воспринял как величайшее унижение, счёл злобой и подлостью, потому что сам такой. Люди всегда всех окружающих судят по себе...Лживый обвиняет всех во лжи, нечестный заподозрит в воровстве, блудливый - в распущенности."
"Добро и щедрость надо поощрять и хвалить, иначе они начнут исчезать, как в том мире, где они нашли себе дочь."
– Кто тебе мешает завести мужа? – легкомысленно фыркнула в тон ей Илли и замерла в ожидании ответа.– Так он же сам и мешает! – шутливо возмутилась Лира. – Я его завожу, завожу, а он не заводится!
— Он рано не просыпается, — смутилась Илли, — я уже думала. Ну, вот как он будет себя чувствовать, если проснется и увидит в зеркале меня?
— Как дурак, — припечатал граф, — не забывайте, что летом молодые сеньоры имеют обыкновение спать, в чем мать родила.
— Правда? — В глазах Лиры заплескался живой интерес, — это хорошо, что вы мне рассказали.
Люди всегда всех окружающих судят по себе. Лживый обвиняет всех во лжи, нечестный заподозрит в воровстве, блудливый в распущенности.
– Люди всегда всех окружающих судят по себе. Это не я придумала, это папа всегда мне с детства повторял. Лживый обвиняет всех во лжи, нечестный заподозрит в воровстве, блудливый – в распущенности.
– Вот этим дриады отличаются от обычных женщин. Над нами нельзя издеваться, невозможно причинить телесную боль и нельзя взять в постель. Зато душа у нас самое слабое и ранимое место… и вот её можно искалечить.
Жизнь дриады и любовь неразделимы: любовь к животным, людям, растениям и своему избраннику. И если это чувство оказывается обманным или предаёт, у дриад, как в неволе, тает их главная способность – созидания. Такая дриада не может ни лечить, ни выращивать растения, ни проводить водный путь. Лишь по отражениям, от зеркала к зеркалу, и только на обмен. И с каждым годом количество ведомых ею всё уменьшается.
– Просто вспомнила… когда мы пришли во дворец Канда, ты мне сказала… если любишь по-настоящему, то будешь защищать свою любовь. Я тогда тебе поверила… и всё забываю сказать спасибо. Ты была права, нужно защищать, нужно разговаривать… пытаться понять душу любимого, а не смотреть на поступки… иногда их делают от отчаяния.
– Ну что бы я без тебя делал? Нет, я сказал неправильно… как я вообще без тебя жил?
– Плохо, – серьёзно подтвердила Илли, и лишь искрившиеся смехом глаза выдавали, что дриада шутит, – а я без тебя вообще не жила… всё ждала, когда же ты появишься.
– Чем дольше дриада живёт под заклинанием подчинения, тем больше теряет свой главный дар – способность к созиданию.
Если любовь и рождение новых существ и растений придают душам дриад света и сил, то смерть забирает силы, гасит сияние аур, ложится на плечи хмурой тяжестью. Потому они все и не любят, когда бессмысленно срезают цветы, и совершенно не выносят войн, драк и убийств. Чем кровопролитнее и жёстче война, тем быстрее вянут дриады. И в стремлении выжить, спастись бегут в глушь лесов в пустынные, дикие земли.
– Когда долго живёшь на войне, как-то устаёшь бояться, – усмехнулась Илли, – и я же сказала, что она считает себя неправильной дриадой. И вполне может в целях самообороны вырастить человеку… огромный нос или рога.
– Дьявол, – изумлённо уставился на сеньориту Седрик, – ты не шутишь?
– Ни капли.
– А вы не хотите получить очень выгодную работу?!
– Не-а, – загадочно усмехнулась девушка, – не хочу.
– Но ведь вам скучно будет… сидеть целыми днями во дворце?
– Вот это и есть моя сиреневая мечта – пожить хоть денёк спокойно, – невозмутимо фыркнула дриада.
– А если она исполнится?
– Тогда придумаю новую.
– Бенгальд, не трать время, – тихо вздохнула Илли, – она может так ни о чём разговаривать хоть весь день.
– И кто тебя просил портить тренировку? – в притворном возмущении закатила глаза Лира. – Он так хорошо вёл партию.
Иногда достаточно просто внимательно и доброжелательно выслушать человека, чтоб исчезли все недоразумения.
– Когда тебе говорят что-то обидное, нужно представить, что ты королева, а обидчик – ворона, – догадываясь, что девчонка далеко не первая задела кого-то из фавориток, строго изрекла Илли. – И всё. Где ты видела, чтобы королевы обращали внимание на карканье ворон? Да ещё и отвечали?
– Отличный метод, – пряча ехидную ухмылку, похвалил Гарстен, – я тоже иногда пользуюсь.
Вот тогда он посадил её напротив и, крепко взяв за руки, строго сообщил, что совершенно не согласен с её представлением о нём. И если она не перестанет считать мужа человеком, который способен обвинить любимую в житейских трудностях, то, значит, не любит его так, как он любит её. Потому что он не выбирал ни свою женщину, ни дорогу, ни судьбу. Выбор – дело разума, а он не рассуждал ни секунды, когда увидел её наполненные слезами зелёные глаза там, на лесной поляне, над подстреленным охотниками оленем. В тот миг он понял сразу и бесповоротно, что наконец нашёл ту, без которой не может, не желает жить дальше. А теперь она вправе уйти… как задумала, но добьётся этим только одного. Те трудности, которые они сейчас делят на двоих, им придётся преодолевать поодиночке. Однако он сразу обещает, что никогда не перестанет её любить и намерен отыскать, куда бы она ни ушла.