Я отлично умела быть ребёнком, но совсем не справлялась с ролью того, кем стала сейчас.
Если послушать, что люди говорят об отцах, можно чуть ли не радоваться, что у тебя его нет.
С парнями вот какое дело: девяносто девять процентов из них — нормальные. Если их одеть и как следует вымыть, поставить ровно, заставить слушать и не быть ослами, получится вполне себе ничего.
Доктор Сингх однажды сказала, что если у тебя в одной комнате есть прекрасно настроенная гитара и прекрасно настроенная скрипка и ты ущипнешь гитару за струну «ре», то на другом конце комнаты струна «ре» на скрипке тоже задрожит.
Но притяжение и влечение – разные вещи: Лишь одно из них постоянно.
– Со счастливыми концовками есть одна проблема, – сказала я. – Они либо не такие уж счастливые, либо не совсем концовки, понимаешь? В реальной жизни что-то становится лучше, а что-то хуже. И в конце концов ты умираешь.
Твое "сейчас" - это не твое "навсегда".
Я миллиардер без миллиардов, Холмси. У меня душа владельца частного самолета, а в жизни я катаюсь на общественном транспорте. Это настоящая трагедия.
Мысли — просто другой вид бактерий, населяющих тебя.
...твоё «сейчас» — это не твоё «навсегда».
- Мне нравятся короткие стихи со странными схемами рифмовки, потому что такова жизнь.
- Такова жизнь? - не поняла я.
- Да. Они рифмуется, но не так, как мы ожидаем.
Прошлой ночью лежал на холодной земле и смотрел в небо – чистое, только немного подпорченное световым загрязнением и туманом моего дыхания. Ни телескопа, ничего, только я и широкое открытое небо. И я думал: о небе говорят в единственном числе, будто бы это что-то одно. Но небо – не одна вещь. Небо – всё. И прошлой ночью его было достаточно.
- Ти в нормі, Голмсі?
- Ага.
- Можеш здобутися ще на щось, крім "ага"?
- Ага, - сказала я і злегка всміхнулася.
В определенный момент жизни красоты мира становится достаточно. Тебе не нужно больше фотографировать, рисовать или даже запоминать. Ее хватает.
©Тони Моррисон
Болить чи ні - в принципі, не має значення.
Слово "я" найгірше піддається визначенню.
Він - не багатство. Він - особистість.
Он: Когда потерял кого-то, начинаешь понимать, что в конце концов потеряешь всех.
Я: Да. И как только понял, уже никогда не забудешь этого.
Да, ширятся круги. Но самое страшное — не улетать дальше, а лететь внутрь. Тебя засасывает водоворот, и мир вокруг сжимается, пока ты не начинаешь просто вращаться без движения, застреваешь в тюремной клетке, которая размером точно с тебя, и наконец осознаёшь, что ты не в тюрьме. Ты и есть — тюрьма.
Жизнь-это история, рассказанная не тобой, а о тебе.
Хуже всего в настоящем одиночестве — вспоминать, сколько раз ты хотел, чтобы тебя оставили в покое. И вот, они тебя оставили, и оказывается, что ты сам — прескверная компания.
Никто никого не понимает на самом деле. Мы все застряли внутри самих себя.
Настоящий ужас — это не когда тебе страшно, а когда у тебя нет выбора.
...Мы почти не разговаривали и редко смотрели друг на друга, но это была ерунда, потому что мы оба видели одно и то же небо, а тут, наверное, больше интимности, чем в обмене взглядами. Смотреть на тебя может любой. Но очень редко встречаешь человека, который видит тот же мир, что и ты.
Наприклад, в інтернеті дуже мало високоякісних романтичних фіків про Чубакку, а я одна-однісінька і написати можу небагато. Світові потрібні історії кохання вукі від Голмсі.