“Дети мои” – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий “Большая книга” и “Ясная Поляна” за бестселлер “Зулейха открывает глаза”. Поволжье, 1920–1930 -е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность. “В первом романе, стремительно...
Только сейчас понял, каким вдохновением может наполнять сердце починенный стул или поправленная крыша, если починены и поправлены они для кого-то другого, незнакомого…
Подумалось: вот он, момент настоящей жизни - сидеть у порога и оберегать детский сон.
А мир – не должен был Баху. Не должен был дарить минуты, часы и годы счастья. Вдохновение и страсть. Любящих женщин, любящих детей. Мир не должен был Баху ничего. И они пришли к равновесию – Бах и мир.
Впрочем, отсутствие страха вовсе не означало отваги: его заменила не храбрость, а успокоенность.
Работа - украшение жизни
"Тихий голос Клары наполнил жизнь Баха, как воздух заполняет полый сосуд"
Звуки же собственной жизни были столь скудны и незначительны, что Бах разучился их слышать.
Слова часто бывают сильнее рук-...
Историю движут идеи. Они не только овладевают массами и приобретают необходимый общественный вес; они облекаются в плоть и кровь конкретных, не всегда подходящих для этого людей.
Оказалось, однако, что для счастья температуры за окном не так уж важны.
Однако скрыть в работе характер нельзя - в ней-то он и проявляется с полной силой.
...Что оставалось ему теперь? Только любить своих детей. Любить издалека. Любить не видя. Детей, которые никогда не слышали его голоса и вряд ли уже услышат. Детей, которые говорят на другом языке. Которые готовы покинуть его, забыть и предать. Этих странных и чужих детей, которых он почему-то возомнил своими...
Тогда зачем же повторяешь, как дрессированный скворец, что вбили тебе в голову с детства? Вот он, главный наш враг: вбитые в голову слова, вбитые в голову мысли!
Закрытая церковь – то же, что сухая вода или раскаленный снег.
Лекарству гнаденталец доверяет, только если оно крайне противно на вкус, чтобы горечью своей прогнать болезнь; в качестве медикаментов пользует скипидар, соль, машинную смазку; хорошо помогают также тараканы, лягушки, ежовый и собачий жир. Распухшие места натирает мылом (чтобы “смыть” опухоль). Кровоточащую рану залепляет плесенью и паклей (чтобы заткнуть кровь), паутиной (чтобы стянуть края), конским навозом (чтобы закрепить их); в особо тяжелых случаях мажет клеем. Трахому лечит слюной, зубную боль – салом или куском горького лука, засунутым в ухо. Фурункулы мажет коровьим пометом, ожоги – овечьим. Лучшим же средством для излечения панариция считает – сунуть распухший палец под хвост сонной курице…
Тяжелый труд - до усталости, до ломоты в конечностях и отсутствия мыслей в голове - вот верное средство от многих бед.
Тумаки - лучшее средство для трусов.
...круг моего общения состоит из меня одного.
Дома покрылись морщинами трещин, лица - трещинами морщин.
Мир распался надвое: мир испуганных взрослых и мир бесстрашных детей существовали рядом и не пересекались.
Внутри каждого человека живет что-то одно, главное, что самую суть его составляет и всем остальным руководит. Вынь это главное - и кончится прежний человек, а останется одно пустое тело, будто мякоть сливовая без косточки. Кто ненавистью живет, кто - тоской, кто - похотью любовной. Старик немец жил - страхом.
Настоящий писатель не только предвидит, но и формирует реальность.