Рецензии на книгу «Лавр» Евгений Водолазкин
Я плакал в троллейбусе.
Я плакал, когда пылесосил.
Когда жарил свинину в винном соусе и гулял на Чистопрудном бульваре.
Плакал в подушку.
Кажется, «я выплакал слишком много слез» для своего возраста и пола. Раньше мне было неловко плакать, но потом мне как-то открылось, что пушкинская строчка «над вымыслом слезами обольюсь» касается литературы, и стало легко. Слезы, пролитые над книжкой, не сентиментальность, а намек на то, что есть душа, решил я. И хоть не все ученые согласны с этой гипотезой, я перестал стыдиться. Просто разложил в задние карманы всех своих штанов по носовому платку.
В троллейбусе и на Чистопрудном бульваре я плакал, слушая роман Евгения Водолазкина «Лавр». И тут совершенно невозможно остаться с сухими глазами, потому что роман о милосердии. О сострадании и любви к человеку. По сути, «Лавр» – агиографическая литература. Житие. А еще точнее, это история жизни русского средневекового врача, целителя, четыре основные этапа которой рассказаны в виде разных по жанру житий.
Перед нами: святой,
юродивый,
странник,
пустынник.
«Отцы пустынники и жены непорочны!»
Действие происходит в районе 7000 года от сотворения мира, конец XV века от рождества Христова. Все ждут конца света, который так и не наступает. Но автор хочет нам сказать, что события романа разворачиваются вне времени, ведь только тела заперты в конкретной эпохе, а любовь, Бог и наша бессмертная душа существуют в вечности. Герои «Лавра» имеют возможность видеть прошлое и будущее, слышать друг друга на расстоянии. И эта идея вневременности, метафора голоса на расстоянии, мне кажется самой интересной. И вот в каком ключе.
Ведь перед нами не производственный роман о средневековых врачах. Это роман о русской святости. Источником вдохновения автору послужили совершенно конкретные русские жития. И заслуга Водолазкина, доктора наук, специалиста по древнерусской литературе, в том, что он напоминает нам, какая она, эта необычная русская святость.
Как свидетель чудес,
приносит нам забытые рассказы
и диковинные древности.
В самом деле, знаем ли мы древнерусскую литературу? Боюсь, далеко не все могут вспомнить «Му-му» Тургенева. А литература Древней Руси – воспринимается чем-то соседствующем с наскальной живописью. Но дело в том, что, несмотря на разрывы и революции, в русском историческом сознании наблюдается преемственность, и принципиальные черты политического идеала, яркие исторические переживания далекой древности и большие идеи, возникшие столетия назад, – никуда не делись. Они продолжают жить в нас. И подобная информация, запечатленная в национальном сознании, имеет особенность воспроизводиться на каждом новом историческом этапе.
Эту идею высказывал философ Г.П. Федотов. Он говорил, что такую преемственность невозможно выразить единой идеологической формулой. Пока народ жив, всякие определения остаются неполными и неточными. Но ни одна из существующих черт народа не исчезает. Некоторые из них могут терять в истории доминирующее значение, но это не значит, что они не оказывают влияния на будущее.
То есть, читая древнерусскую литературу, всматриваясь в поведение житийных героев, изучая характер русской святости, мы можем лучше понять себя. Услышать этот голос на расстоянии. И, может быть, я извел столько носовых платков потому, что чувствовал родство. Чувствовал себя не просто изолированным индивидом, идущем по весенней Москве 2014 года с наушниками в ушах, а частью большого рода, воплощенным этапом исторического движения моего народа. Сотню лет назад здесь шел Борис (и также зацветала сирень), через сотню лет пройдет Борис. А я – тот Борис, который идет здесь сейчас. Сознание рода дает точку опоры в жизни. Я вспоминал Флоренского, который говорил, что род стремится к выражению своей идеи в истории, а перед отдельным человеком стоит задача сохранения культурных и общественных ценностей. Тот далекий Борис нес ответственность передо мной за «достояние рода», а мне нужно нести ответственность перед Борисом из будущего. А я даже «Войну и мир» не дочитал.
Роман Водолазкина не лишен недостатков: излишних физиологических подробностей, непрописанных персонажей. В нем фальшивая концовка. Но все это можно простить за тот диалог с предками, который Водолазкин нам организовал. За возможность почувствовать связь со своим народом и историей. За ощущение опоры в этой холодной Москве. И в этой жаркой Москве.
Пожалуй, «Лавр» - самая достойная книга из всего, что написано российскими авторами и издано в последнее время. За современную русскую литературу каждый раз страшно приниматься, от неё не ждёшь ничего хорошего, а за вычетом Улицкой и Рубиной нет практически ничего, что можно было бы читать без филологической и психологической поддержки. Кто пишет хорошим русским языком, не уступая Довлатову или Набокову? Кто пишет интересные истории, которые можно пересказать? Кто достаточно умён, чтобы не умничать? Кто пишет о героях, которых можно ставить в пример? Вокруг одни только спивающиеся географы да мнимые крестьяне с бездельниками-тинейджерами. И вот в момент, когда от современной русской литературы уже и не ждёшь ничего хорошего, появляется «Лавр» Евгения Водолазкина. Эту книгу не стыдно посоветовать старшим, настолько она хороша. Пока Водолазкин рассказывает эту историю одного человека от рождения до самой смерти, читатель видит то деревенского знахаря, то семьянина, то монаха-отшельника, то Афанасия Никитина, ходившего за три моря, а в конце Лавр так и вовсе походит на земного отца Иисуса Христа. С каждым новым поворотом судьбы главный герой обретает новое имя, его характер развивается – вот он ещё мальчишка, собирающий травы, а вот принял обет молчания. В какой-то момент средневековая Русь даже обернётся «Именем розы» Умберто Эко, проскользнёт тень монашка Адсона. Иногда автор шутит, это прекрасно. Многие говорят, что вся книга напоминает житие святого, что не совсем верно. Жития святых обычно исключительно лаконичны: принял постриг, совершал богоугодное, преставился. Здесь же – путь человека, с ошибками и невзгодами. История врача. Читая «Лавра», можно случайно узнать всё про загадочную русскую душу и закрыть книгу с лёгким сердцем и светлой головой.
«В принципе, ответил старец, мне нечего тебе сказать. Разве что: живи, друже, поближе к кладбищу, ты такой дылда, что нести тебя будет тяжело».
Позвольте мне быть несогласной...
Извиняйте, хлопцы, но не понравилось. То есть как, не то чтобы совсем не понравилось, но не моё. Тут прекрасный русский язык, и никто не воспротивится. Но, вот положа руку на сердце, страдания Арсения мне были чужды. Если честно, смысл написания книги мне не понятен. И вот просто, хотелось бы понять: пластиковые бутылки в средневековом лесу это была метафора или как? Или вопрос сироты в лесной хижине: "это был комплимент"? Видимо, просто совсем не моё. Не передал мне автор сочувствия к Арсению и к его страданиям. Прям вот честно, да ладно...
Книга прочитана/прослушана в рамках игры Собери их всех! (Дуэльный зал); в группе Мир аудиокниг и в клубе Белая сова.
Источник
Господин Водолазкин, вы реабилитированы в моих глазах после унылой книжечки "Инструмент языка". Художка получилась отменная.
Я вообще так поняла, что это наш славянский Умберто Эко. Причём, мне кажется, даже сознательно: все эти итальянцы, бесконечные перечисления, стилизация под старину (впрочем, именно что стилизация, древнерусской тяжеловесности нет), чисто баудолиновская поездка, монахи, чудеса, бестиарии, снова списки, церковь-церковь, выверенное пространство, каноничность древнерусской формы (житие же, пусть и осовремененное), при всём этом — вполне современный сюжет со всеми принадлежностями современного романа. Не сразу это понимаешь, потому что эковское средневековье всё-таки выглядит совершенно иначе, нежели древнерусская довольно скудная и аскетичная традиция, да и пишет Эко погуще (это не в укор Водолазкину, который пишет от обратного не "пожиже", а "попрозрачнее"). Глубину проработки именно исторического пласта и работу с языком оценить по достоинству не могу, так как сама в этом ничего не понимаю, но для вот такого среднестатистического обывателя, вроде меня, для которого "ибо", "паки" и "помилуй мя" — уже стилизация, — всё выглядит очень круто. Особенно меня почему-то умилили травушки-муравушки, с которыми возится главный герой. Название, прозвание, как выглядит, где растёт, от чего помогает - и всё это не смотрится в контексте чужеродно, а очень даже мило, заговаривает зубы речитативом, как бабка-знахарка.
При всём этом акценты у Водолазкина совершенно на других моментах, чем у Эко. Хотя это, возможно, обуславливается культурой, которую он описывает. Западная средневековая церковь и все вокруг, все эти путешествия и странности - это чудеса с холодной головой и размеренно тикающим сердцем. Католики сражаются друг с другом и с другими верами разумом, расчетом. Погружение Водолазкина же под стать тёплой, золотой атмосфере православия (не путать с РПЦ, как институтом), где все друг другу братушки и сеструшки (хоть и могут камнями закидать, но это всё бесы, бесы), где дух превыше плоти, где с мёртвыми говоришь, всюду юродивые, а целью путешествия никак не может быть поиск знания, знание придёт само, пока ты ищешь что-то такое невыразимое словами, какой-то ответ на вопрос, который невозможно сформулировать в обычных наших понятиях. Я и сейчас затрудняюсь описать всю ситуацию именно словесно, всё порываюсь для атмосферы тупо накидать тегов: юродивые, отшельник, знахарь, дух, целебный, травушка, схимник, чудеса, воздастся. Не уверена, что они всё равно хоть что-то передают, потому что от современных романов Водолазкин разумно взял динамичность и стройность повествования, так что читать житие (таки житие!) легче лёгкого, даже несмотря на обилие декоративных речевых элементов и откровенно хардкорных натуралистических сцен (зато какие галлюцинации и видения, ах!)
Не понравились некоторые моменты, откровенно резавшие глаз. Рассказчик вроде как вписан в эпоху, такой нейтрально отстранённый, но вдруг прорывается какая-то сентенция про современность (пластиковые бутылки в отвлечённом рассуждении) и магия путешествия во времени рушится. Кое-что в тексте логично, например, видения Амвросия, который предвидел будущее (хитрец Водолазкин, легко вот так предсказывать будущее задним числом), но всё равно смотрится как-то инородно даже в режиме "видений". Сразу другие слова, другие понятия, самолёты, автомобили, верните мне бересту и калачников.
Чтение, услаждающее и разум, и чувства, и душу, и эстетические вкусы. Разнообразное по характеру элементов: от глюков и видений до жёсткого натурализма, но единое по своей структуре. Очень тонкая работа вышла у Водолазкина, отлично.
Долгий путь в себя.
Всякая встреча больше, чем расставание. До встречи - пустота, ничто, а после расставания пустоты уже не бывает. Встретившись однажды, полностью расстаться невозможно.
Агиографический роман, непопулярный сейчас жанр, почти позабытые жития святых...
Эта история, каюсь, не поддалась мне с первой попытки и я, дабы не испортить возможные впечатления неурочностью случая, отложила книгу. Ибо давно известно, что каждая вещь хороша в свой срок. Читаясь исключительно в благоприятный момент, роман срезонировал тем самым правильным образом, когда щемит сердце и мыслями полнится голова. Всё ли удалось понять, заметить, трактовать? Велика вероятность, что нет. Тем и ценно подобное чтение!
Средневековый врач-целитель Арсений-Устин-Лавр, кто он? Пытливый мальчик, несостоявшейся муж и отец, боголюбивый юродивый, несчастный человек, томящийся собственным одиночеством, словно пытке подвергнутый? Елико возможно отвечу, помянуя об обесцвечивании смысла, при облачении оного в слова.
Водолазкин создал наипрекраснейший микс из разности эпох и жизней, где на первый план выступает премудрость великая: сменяются эпохи и мчатся, подгоняемые неумолимым временем, годины - человек всё так же уязвим хвори душевной и телесной. Человек любит и страдает, независимо от года своего рождения, будь то Средневековье или нынешний век. И одиночество не имеет срока давности, и ушедшая в небытие любовь порой то единственное, что держит тебя на поверхности мирской жизни. Прожить свой век за любимую, вина перед которой незыблема, хоть и сомнительна - вот что движет юношей Арсением, превращая оного в почти святого.
Роман пестрит старорусскими фразами и вполне расхожими сейчас выражениями - чудо чудное встретить, к примеру, описание обнажившихся в лесу весенним снеготаянием пластиковых бутылок. Или читать, например, зело современные выражения юродивого Фомы. Время в "Лавре" лишь лучи солнечные, пронзающие землю тонкими стрелами. А Человек проходит сквозь них, не теряя своей исконной сути. Подлость, гневливость, благочестие, верность, вера, милосердие - вот лишь число малое того, что всегда с ним. Было и будет.
Требует большого усердия этот роман, если честно. Можно потонуть в нём, аки в болоте. Засасывает в себя, тянет в глубь. И больно от него, и вырваться трудно, и бросить порой хочется. Не искать спасительной кочки.
Я довольна чтением и вглядываюсь сейчас в это мудрое око на обложке издания. Пронзает оно меня насквозь.
Жизнь состоит из расставаний, сказал Арсений. Но помня об этом, полнее радуешься общению.
Прошлое ближе, чем кажется
Все уже сто лет как прочитали (и преимущественно похвалили) эту книгу, а я, признаться, и не собиралась. Но в один прекрасный день рука сама потянулась – благословенны сервисы онлайн-читалок. Кто бы мог подумать. Ну, действительно, даже в планах не было, настолько блеклым пятном пролетал мимо меня этот роман. И вдруг как свыше стукнуло – почитаю «Лавра». Почитала. Половины книги не преодолела, когда решила, что роман попадет в немногочисленный список любимых книг.
С Евгением Водолазкиным мне довелось встретиться и слегка потрепаться – очень своевременно, точно после знакомства с книгой (нет, ну точно неспроста возникло желание почитать «Лавра»), – но так и не повернулся язык спросить, какие у него отношения с Сарамаго. Сразу оговорюсь, что Сарамаго я люблю, преимущественно за витиеватый язык, не подчиняющийся каким-либо устоявшимся правилам, без прямой речи вообще, многоступенчатый и прекрасный, насколько можно судить по русским переводам, да еще и с неподражаемым юморком – призрачным, но местами убийственным. У Водолазкина что-то похожее. Предложения короткие, но сплетающиеся в точно такую же плотную текучую субстанцию. Оригинальности добавляет ядреная и тем прекрасная помесь языка современного и старославянского. С юмором та же ситуация. Пойди его еще найди так, чтобы можно было текстовыделителем отметить, но чуть не каждую главу пробирает от какой-нибудь фразы.
В общем, тексту ура, хотя в случае с Водолазкиным это как-то само собой подразумевалось (кто-то наплел мне, вестимо, о его способностях). Но тут же ж еще и сюжет! Это житие-бытие Арсения, врача-тире-целителя, наделенного необыкновенными способностями, которое тесно сплетено со всяческими необыкновенностями. Его путешествие чудно и практически непредсказуемо. Одна жизнь Арсения буквально сменяется другой, прилетают к нему весточки из нашего времени, разворачивается картина жизни всего человечества, встают в рядок его (наши) проблемы, а меж ними растекается надежда, ибо пока есть такие, как Арсений, кажется, что не все еще потеряно. Сюжет становится неотделимым от языка, и так все ладно, что любо-дорого смотреть. Если бы роман был написан как-то иначе, было бы не так здорово.
Не знаю, заслуга ли тут Водолазкина или у меня просто начинается славянская оттепель, но мне очень понравилось, да так, что захотелось даже снова церковно-славянские буковки порисовать, хотя вообще-то язык этот в институте я сдавала с диким скрипом, почти плевалась. Обдумывая прочитанное и анализируя себя, склоняюсь к мысли, что все-таки заслуга целиком авторская. Такой он, этот роман, забирает в себя полностью – так, что хочется и в славянский залезть, и в Пскове побывать, и уйти жить в пещеру.
Очень рада, что так нежданно-негаданно добралась до него. После «Лавра», ей-богу, читать современную русскую литературу не так уж и страшно.
Иногда после нескольких месяцев безуспешной охоты в силки неожиданно попадает редчайший зверь. Шкурка и окрас его невзрачен и никак не намекает на то, какое чудо расчудесное оказалось в твоих руках. Имя его может настораживать и даже вызывать приступы легкого предубеждения. Но как только ты решаешься открыть первую страницу и пробегаешь глазами пару абзацев, ты уже все понимаешь….
Понимаешь, что сейчас прямо перед тобой книга, с которой у тебя случится любовь. От осознания необратимости грядущего счастья, тебя пронзает такое острое наслаждение, что приходится немедленно захлопнуть книгу. Зажмуриться и сполна насладиться этими блаженными мгновениями предвкушения. И только после этого можно вернуться к чтению. Долгому, вдумчивому и размеренному. Когда перелистывая каждую страницу, ты расстраиваешься, что это приближает тебя к финалу. Замедляешь шаг и темп, только чтобы продлить очарование и время, проведенное вместе с книгой. Такое чтение – долгая дорога. Такая книга – хороший попутчик. За месяц май я прочитала одну единственную книгу, но зато какую! И я рада, что с самого начала разрешила себе читать «Лавра» Евгения Водолазкина так медленно, насколько это возможно. Потому что, это не просто лучшее из прочитанного мною в современной русской литературе, это в принципе лучшая книга за последний год. И я постаралась впитать и пропустить через себя каждое слово, каждую букву, каждый знак препинания этого восхитительного текста.
На самом деле писать отзыв на такие сильные впечатления по горячим следам в корне не верно. Сейчас мой мозг просто не способен анализировать и раскладывать что-либо по полочкам, я все еще живу этими эмоциями, у меня все еще болит сердце и скребут кошки на душе. Я сейчас тотально необъективна, потому что автор буквально вывернул меня наизнанку. Вытряс и выпотрошил. И, тем не менее, писать нужно сейчас, хотя бы ради того, чтобы не захлебнуться в собственных переживаниях.
Начну с того, что я основательно подготовилась к роману, который читала в рамках своего челленджа «В поисках современной русской литературы». Я пролистала интервью с автором, изучила его биографию, по касательной глянула зубодробительные рецензии, в которых умные люди размышляют, почему Умберто Эко — хорошо, а Водолазкин — плохо, и посмотрела выпуск «Школы злословия». Соответственно, я знала, что «Лавр» это своего рода вольная фантазия на тему древнерусского Средневековья, ждать сухого историзма от романа не стоит, автор позволяет себе постмодернистские вольности, хотя по своей сути весь текст представляет из себя житие вымышленного святого. Но я даже представить не могла, что Евгению Водолазкину удастся так органично сплавить в единую материю каноническое Средневековье и эквилибристику нелинейной прозы постмодернизма. Это чистейшая алхимия слова. Сам текст настолько прекрасен, что буквально переливается на страницах влажным и живым перламутром рыбьей чешуи. Я честно сознаюсь, что дойдя до «пластиковых бутылок», после которых многие читатели готовы вышвырнуть текст в окно, я тоже подпрыгнула и не поверила своим глазам. Но дальше, да, Боже ты мой! Как потрясающе естественно и логично все перетекает из одного в другое…. Все, стоп. Неосторожными словами можно испортить удовольствие от прочтения, поэтому я замолкаю. Однако, помните, что автор предельно честен с читателями и выносит в заглавие предупреждение, что вы читаете «неисторический роман».
Если отложить в сторону чисто эстетическое наслаждение от текста и сфокусировать внимание на сюжете и замысле, то и здесь я совершенно покорена мастерством Водолазкина. С первого взгляда все просто: перед нами история средневекового врача и целителя, который в ранней юности совершает грех и весь его дальнейший жизненный путь – раскаяние и искупление. В самой истории заложен определенный эмоциональный аскетизм. Это сродни внимательному вглядыванию в лики святых в иконографии. Сам автор говорит, что частично прототипами главного героя послужили Ксения Блаженная и ее жизнь под именем умершего мужа и житие святого Варлаама Керетского, очень специфическим и душераздирающим способом искупившего убийство жены. Но в результате, портрет самого главного героя, несмотря на схематичность линий и хрестоматийность изображения, приобретает такие уникальные и живые черты, что я верила во все происходящее безоговорочно, от всего, обливающегося кровавыми слезами, сердца. Я не буду сейчас даже пытаться обсуждать религиозные аспекты этого романа. Нельзя просто нацепить на книгу плоский ярлык «православный роман». «Лавр» вмещает в себя гораздо более многоплановые и глобальные вещи, о которых сейчас говорить не принято, неинтересно и непопулярно. Страшно банально, но для меня «Лавр» прежде всего исследование о природе Веры, Любви и Самоотречения. И о том, что эти три разных имени и эти три разных лика создают нечто единое, вечное и неделимое, без чего человек неминуемо скатится к апокалиптическому скотству. И имя этой сущности — Душа.
Надо сказать, что тема конца света в романе, вместе с итальянской историей, стала одной из самых любимых. Но если вся итальянская линия Амброджио Флеккиа была пропитана тоской и грустью необратимости, то ожидание и подготовка к Апокалипсису всея Руси каждый раз вызывали широченную улыбку до ушей. И огромное спасибо автору, что при всей серьезности и глубине, он щедро приправил свой текст отменным чувством юмора.
Говоря о «Лавре», нельзя не сказать про еще одного, пожалуй, самого главного героя в романе. Это, конечно же, Время. И вот в этом воплощении юношеских идей Дмитрия Сергеевича Лихачева о «вневременной сущности всего сущего» и кроется для меня сердцебиение, гоняющее по литературным артериям и венам кровь в романе. Именно эта идея и ее отображение и переводит книгу из разряда просто хорошей, но местечковой прозы в ранг философской притчи. Я приведу здесь небольшую цитату из «Воспоминаний» Лихачева, в которых он описывает свои ранние идеи:
Я пришел к выводу, что время – это только одна из форм восприятия действительности. Если «времени больше не будет» при конце мира, то его нет как некоего абсолютного начала – и при его возникновении, и во всем его существовании.
Муравей ползет, и то, что исчезло позади, для него уже как бы не существует. То к чему он ползет, для него еще не существует. Так и мы, все живое, обладающее сознанием, воспринимаем мир. На самом же деле прошлое до мельчайших подробностей в многомиллионном существовании еще существует, а будущее в таком же размахе до его апокалиптического конца уже существует.
Вот от такой красивой идеи, требующей от читателя полета фантазии и усилий воображения, и оттолкнулся Евгений Водолазкин в своем «Лавре». Далее из этой умозрительной абстракции автор наращивает историю осязаемую, из плоти и крови. Историю живую, пульсирующую и рвущую читательскую душу в клочья. Воплощение, с моей точки зрения, получилось не менее красивым и сильным. И пускай я за месяц прочитала всего одну книгу, но это очень хорошая книга. Во мне до сих пор что-то сжимается и от чего-то замирает сердце….Напоследок, крохотная, но особенно запомнившаяся цитата из романа. Просто вслушайтесь. Если в вас что-то отзовется – обязательно читайте «Лавра».
И его прикосновение было глубже любых слов. Оно рождало ответ в голове самого вопрошавшего, ибо тот, кто задает вопрос, часто знает и ответ, хотя не всегда себе в этом признается.
...ибо чудо может быть результатом труда, помноженного на веру....
Житие праведника, лекаря человеческих тел, целителя людских душ. Его путь от рождения до смерти, прегрешение и последующий отказ от всего мирского во имя любви, ради спасения души своей возлюбленной и своей собственной. Однажды (ему нравилось это слово), потеряв любимую Устину, Арсений отрекается от повседневных благ, загнав своё тело и душу в суровые рамки жизни аскета.
Арсений, Устин, Амвросий, Лавр.... Впрочем, какая разница, если человек несёт добро, всегда готов прийти на помощь и не видит разницы между богатыми и бедными. Он сменил несколько имён, побывал во многих местах, встречал на своем пути самых разных людей. Неизменным оставалась лишь его готовность помогать страждущим, залечивать раны касанием руки, исцелять молитвой заблудшие души. Приближаясь к жизни аскета, Устин не жалеет своего тела, считая его лишь бренной оболочкой. А жилище врача постепенно приобретает подобие маленького храма, куда толпами идут прихожане. Не оговорилась, именно "храм и прихожане", а иначе как объяснить священнодействие происходящее в его доме: исцеление немощных молитвами лекаря, его помыслами, прикосновениями. Но как и любому простому человеку, главному герою хочется чтоб в него верили. От этого он становится сильнее, его жизнь наполнена смыслом. Врач Арсений, в мощь которого верят, спасает чужие жизни, врач Лавр, потерявший доверие, уже не может использовать свои способности в полную силу.
От книги я ожидала немного другого: хотелось больше историй о врачевании в Средние века, описаний клинических случаев того времени, тогдашних принципов лечения. На деле это произведение души, а не тела. Созерцание мира, его восприятие, мудрый взгляд на обычные вещи.
Водолазкин много рассуждает о жизни и смерти, напоминая своему читателю, что всё в этом мире циклично, повторяемо. Рождение человека и его смерть лишь друг друга сменяющие фазы, ведь "смерть – это не только горечь расставания. Это и радость освобождения".... Вообще, книга во многом - повод для философских раздумий, как будто понимаешь, что движет отшельником, но в то же время осознаёшь свою слабость перед ним. Нет, я так не смогу. Ведь только сильный духом подставит левую щеку, получив удар по правой.
Само чтение сравнимо с плаванием по волнам. Где-то были подъемы, порой одолевала скука. Интересным для меня было детство и взросление Арсения, его больше чем родственная связь с Христофором. Знакомство целителя с итальянцем Амброджо, их скитания по миру не оценила, а вот концовка, наверное, изменила всё отношение к роману. Смог таки автор донести к финалу всё то, о чем писал ранее. Жизненно и больно, но правдиво, ибо мы и есть тот самый народ, к сожалению....
Для неспешного чтения в поисках смысла и душевного покоя, как попытка понять и осознать своё предназначение в жизни, быть чуточку ближе к праведному, пусть даже через книгу. Рекомендую.
Если перефразировать Зигмунда Граффа, то современная российская литература похожа на привидение в старинном замке: никто его не видел, но всех им пугают. Одни безудержно хаят, другие — вообще отрицают сам факт существования, а некоторым даже нравится!
Не будучи особенно искушённой в данном вопросе, я положилась на мнение более сведущих читателей, выудив "Лавра" Евгения Водолазкина из всевозможных подборок и списков, в которых роман неизменно фигурирует с пометкой "обязательно для прочтения".
Обычно я пишу рецензии по "горячим следам" — здорово помогает осмыслить и усвоить прочитанное — но в случае с "Лавром" благоразумно попридержала в себе впечатления до полного вызревания. И по прошествии некоторого времени всё-таки была вынуждена признать, что прочла великолепную стилизацию под житие русского святого, но уж никак не "историческое исследование русской святости".
Меня приятно удивило, как органично в повествование вплетены религиозные мотивы — без надрыва, показушничества и излишнего морализаторства — и до блеска отполированы беззлобной иронией и подтруниванием над чертами русского национального характера.
В силу отсутствия специального образования, я не могу по достоинству оценить работу с историческим материалом и филологические экзерсисы автора, но мне сразу бросилось в глаза, что ощущение эпохи средневековья на Руси Водолазкин передал самым действенным и примитивным образом: через языковые обороты и натурализм на грани фола. Древнерусский словно обухом по голове вклинивался в почти современный литературный язык, а фетишизация физиологических подробностей и мертвого тела по-истине достойна "Чевенгура" Платонова.
Уж не знаю, то ли историческая достоверность, то ли мастерское владение словом помогли автору достичь главной цели любого художественного произведения — пробудить в читателе чувство сопричастности происходящему. От первой до последней страницы я искренне сопереживала главному герою, пройдя с ним бок-о-бок весь путь искупления длинною в жизнь. Через видения будущего, общение с погибшей возлюбленной и пресловутую пластиковую бутылку, роман исповедует так близкую мне по духу мировоззренческую теорию безвременности, провозглашая тленность физической оболочки и абсолютное бессмертие души.
Если "Лавр" задаёт некие стандарты качества, то осмелюсь предположить, что приговор современной российской литературе обжалованию не подлежит — казнить нельзя, помиловать!
Давненько я не писала рецензий на книги. Страшно начинать вновь, но обойти "Лавра" стороной я не могу.
Сильно. Это очень сильная книга. Иногда, пока я читала её, мне даже не верилось, что существует еще такая русская литература. Глубокая, на потрясающе интересную тему, необычная, задевающая струны души. Тема действительно крайне проникновенная и неординарная - юродивые и святые. Личности, которые чувствуют и видят больше, чем простые люди. Преподносится эта тема в интересном временном ключе Древней Руси, когда эти неординарные и от части волшебные способности не сказать, что сильно удивляют окружающий мир. Есть лекарь, врач, он лечит деревню, спасает от страшной эпидемии, сам рискуя своей жизнью. Чудо, что болезнь не берет его, что на протяжении всей жизни своей он почти не болеет, что хворь проходит мимо. Но в рассказе всё это воспринимается как данность. У него есть дар свыше, и он просто реализует его.
И не увлекайся горизонтальным движением паче меры.
А чем увлекаться, спросил Арсений.
Движением вертикальным, - ответил старец и показал вверх.
История повествует об мальчике Арсении, потом об юноше Устине, затем перемещаясь к Амвросию, и заканчиваясь вместе с Лавром. Вместе с мальчиком мы проходим через его самоуверенность, горе, отречение, восстановление и становление. Вместе с ним совершаем страшные ошибки и великие деяния. И всё это воспринимается как-то очень легко, будто так оно и должно быть... Арсений становится Лавром и конце концов завершает свой жизненный цикл: очень символично сделав то, с чего начался его путь... Какие-то невероятные чувства берут вверх над тобой, ведь невозможно не сопереживать такому человеку, как Лавр. И совершенно невозможно не думать о смерти.
Особенность повествования - вкрадчивое, со вкусом, использование древнерусского языка. И это дополнение к тому, что вся книга в принципе очень красивая, ладная, в ней нет ничего лишнего, ничего ненужного или отталкивающего. Даже неприятные моменты (а куда без них в деле лекаря) приходятся очень кстати. Но самое главное в книге, на мой взгляд, это потрясающе глубокие и мощные слова и мысли автора. Цитата про вертикальное и горизонтальное вообще пронзила меня в самое сердце еще на встрече с автором книги. Это было года за два до того, как я прочитала сам роман. В местный книжный магазин приезжал Евгений Водолазкин со встречей-разговором обо всём. Сколько умных и сильных мыслей услышала я в тот вечер! Это было очень мистическое действие, потому что Евгений Германович озвучил почти все маленькие жизненные выводы, к которым я пришла в последнее время. Может быть отчасти поэтому "Лавр" так сильно поразил меня - он мне очень по сердцу.
Я прочитала эту книгу в середине марта. И вот только сейчас пытаюсь сказать о ней хоть несколько слов.
Всё это время я собиралась с мыслями и мне было откровенно страшно. Страшно передать что-то неправильно. Это потому, что роман вышел сильным. И образ Лавра получился ярким, впечатляющим, очень реальным.
Меня ничего не коробило, хотя, признаюсь были некоторые моменты, мягко говоря, неэстетичного плана. Но они не вызывали ни отторжения, ни негодования, ни брезгливости.
Кто он, Лавр Водолазкина? Святой, грешник, юродивый, целитель, лекарь или просто обычный человек? Наверное в разное время он был и тем, и другим, и третьим… и всё вместе, и каждая сущность по отдельности. Зависело от возраста, времени, обстоятельств. Он был философом, учёным, монахом, паломником, блаженным…
Он любил, был любим, грешил, страдал, раскаивался, помогал людям, получал прощение. Жил, как умел, как велело сердце, или его кающаяся душа. А судьба подарила ему долгий путь, и на этом пути чего только не случалось.
Каждый новый этап пути- новое имя, и новое призвание. Новые люди вокруг, новые дела и новые волнения.
Мы знакомимся с Лавром в самом начале его жизни, когда он ещё был простым пареньком Арсением, потом пройдём трудное искупление уже юношей с женский именем Устинья, потом будет муж Амвросий, монах, отшельник, паломник, познавающий мир и людей, и наконец Лавр, старец на финише земного пути.
Он умирал и рождался, снова и снова. И в этом была какая-то закономерность, словно так и должно было быть, словно это обычное явление.
Он был разным и воспринимался по-разному. Умел предвидеть будущее, иногда близкое и страшное, это было, как вспышка, но этого было не избежать.
Это книга о вере, о боге, о душе. Даже тот, кто не религиозен, всё равно во что-то верит. Без веры наша жизнь не имеет смысла. Без веры мы превращаемся в странников, которые ишут и не находят.
Лавр, всю свою жизнь искавший искупления, нашёл его. Он не служил людям, он в них верил.
Лампомоб 2017
14/15
Грустный оптимизм и неясная цель
Выходить из зоны комфорта несложно. По крайней мере, мне и в таком месте, как литература. Здесь я самоуверена и решительна, поэтому регулярно совершаю сумасбродные поступки. Типа чтения книг, которые никак не могут понравиться. Результат бывает разным. В это раз мне с «Лавром» почти повезло.
Средневековая Русь, век XV. В Рукиной слободке на свет появился он, Арсений, будущий Устин, Амвросий и Лавр. Жизнь ему предстояла долгая, путь немаленький. Врачеватель, юродивый, святой человек. Кем он был на самом деле?..
Эта книга, прежде всего, о боге. Именно поэтому с Лавром мне повезло «почти». Первые сто страниц я наслаждалась мистическим умением автора соединить современный русский язык, частенько с вкраплением сленга, с языком средневековой Руси. Да и сюжет поначалу увлек бы любого: мальчик, дедушка-травник, а между ними вековая мудрость, преемственность знаний. Затем первая любовь. Описание ее такое живое, такое настоящее, что невольно вспоминается собственное чувство, давно забытые мысли и причудливое восприятие мира через их призму. Восторг! Но вдруг повествование переходит в другое русло. Бога, присутствовавшего изначально, становится как-то слишком много. Трудно найти читателя более неблагодарного, чем я, когда дело касается святых людей. А здесь у человека дело всей жизни настолько привязано к понятию бога, что не оторвать. Оно главное и единственное. По сути «Лавр» осовремененное житие одного святого. Для чего осовремененное? Да бог его знает. Возможно, чтобы попасть в волну – ведь писать о чем-то надо. А тут сразу и читателей много, настроенных положительно, и возможность показать свое знание языка, умение с ним играть. Если такой был цель, то Водолазкин смело пусть ставит галочку – сделано.
Пока Евгений Германович странный для меня писатель. Его проза мне симпатична, но не более. Чтобы внести ясность: прочитала у него только «Авиатора» и «Лавра». В обеих книгах есть место волшебству. Именно волшебству, потому что общая атмосфера – грустный оптимизм. Как истинно русский писатель, Водолазкин просто не в силах уйти от легкой дымки обреченности и близкого конца. Для этого пришлось бы стереть ему память и перелить кровь. Зато видеть мир немного в другом свете и делиться своим видением – вполне по силе такому мастеру языка. Что Водолазкин успешно и претворяет в жизнь. И вот есть в его книгах ощущение чего-то немножко волшебного, магического, божественного. Однако лично для меня каждый раз остается неясной цель автора. Что хотел сказать? За две книги я еще не смогла уловить его посыл. Не знаю, буду ли пробовать еще.
Кому читать: филологам, любителям исторических романов, поклонникам книг о жизни праведников.
Когда читать: я бы сказала, что это зимняя книга. Здесь много зимы и холода и надежды на скорую весну, которая и есть воскрешение.