Имя выдающегося мыслителя, математика, общественного деятеля Игоря Ростиславовича Шафаревича не нуждается в особом представлении. Его знаменитая «Русофобия», вышедшая в конце 70-х годов XX века и переведенная на многие языки, стала вехой в развитии русского общественного сознания, вызвала широкий резонанс как у нас в стране, так и за рубежом. Тогда же от него отвернулась диссидентствующая интеллигенция, боровшаяся в конечном итоге не с советским режимом, но с исторической Россией. А приобрел он подлинное признание среди национально мыслящих людей.
На новом переломном витке истории «Русофобия» стала книгой пророческой. Прежние предположения автора давно стали действительностью.
В настоящее издание включены наиболее значительные работы И. Шафаревича советского периода.
«Русофобия» меня заметно удивила.
С одной стороны, да, что-то из этого я уже читал в соответствующих интернет-проектах, но, с другой, настолько хорошо систематизированной и чёткой (чувствуется, что писал математик с многолетним стажем!) работы конкретно по этой теме я не видел никогда.
В каком-то смысле эта стройность теории поражает. Одно дело — видеть, к примеру, полубезумные и местами притянутые за уши теории Галковского о том, как Великобритания подготавливала 1917 год, с другой же — чёткое, логическое, во многом научное исследование русофобии со стороны так называемой «интеллигенции» — сначала в застойные времена, затем и за сотню лет до них.
Ну и, конечно, особенно удивляет то, что всё это было задолго до всевозможных СпутниковПогромов — ещё при правлении Брежнева! Можно только позавидовать склонности к исследованиям и смелости Игоря Ростиславовича выражать подобные мысли в то время.
В общем, наверное, сейчас можно порадоваться, что мысли, аналогичные излагаемым в «Русофобии», звучат в последнее время всё чаще и проблемы, описываемые там, не остаются без внимания.
«Русофобия» меня заметно удивила.
С одной стороны, да, что-то из этого я уже читал в соответствующих интернет-проектах, но, с другой, настолько хорошо систематизированной и чёткой (чувствуется, что писал математик с многолетним стажем!) работы конкретно по этой теме я не видел никогда.
В каком-то смысле эта стройность теории поражает. Одно дело — видеть, к примеру, полубезумные и местами притянутые за уши теории Галковского о том, как Великобритания подготавливала 1917 год, с другой же — чёткое, логическое, во многом научное исследование русофобии со стороны так называемой «интеллигенции» — сначала в застойные времена, затем и за сотню лет до них.
Ну и, конечно, особенно удивляет то, что всё это было задолго до всевозможных СпутниковПогромов — ещё при правлении Брежнева! Можно только позавидовать склонности к исследованиям и смелости Игоря Ростиславовича выражать подобные мысли в то время.
В общем, наверное, сейчас можно порадоваться, что мысли, аналогичные излагаемым в «Русофобии», звучат в последнее время всё чаще и проблемы, описываемые там, не остаются без внимания.
Автор больше озабочен доказательством существования самой "русофобии", чем демонстрацией её несостоятельности. Впрочем, разве можно ожидать от математиков сколько-нибудь строгого научного подхода?
Эта работа вызывает дикий вой ненавистников России, опасающихся за свобю привилегию «хозяев дискурса».
Идеологии духовных и прочих оккупантов надо противопоставить что-то серьезное, что таковым является именно на сегодняшний день. И.Р.Шафаревич постарался это сделать, вскрыв сущность такого отвратительного явления, как русофобия
По-видимому, в каждый кризисный, переломный период жизни народа возникает такой же «Малый Народ», все жизненные установки которого ПРОТИВОПОЛОЖНЫ мировоззрению остального народа. Для которого всё то, что органически выросло в течение веков, все корни духовной жизни нации, её религия, традиционное государственное устройство, нравственные принципы, уклад жизни - всё это враждебно, представляется смешными и грязными предрассудками, требующими бескомпромиссного искоренения. Будучи отрезанным начисто от духовной связи с народом, он смотрит на него лишь как на материал, а на его обработку - как чисто ТЕХНИЧЕСКУЮ проблему, так что решение её не ограничено никакими нравственными нормами, состраданием или жалостью.
...история не является процессом «по ту сторону добра и зла», где бессмысленно задавать вопрос о вине, как бессмысленно (по любимому сравнению Л. Н. Гумилёва) спрашивать - кто прав: щёлочь или кислота в химической реакции. Есть проблема выбора, в решении которой возможна нравственная ошибка влияющая на всю следующую историю - то, что Достоевский называл «ошибками сердца».
Ещё один знак, указывающий в том же направлении, - это «культ эмиграции». То внимание, которое уделяется свободе эмиграции, объявление права на эмиграцию «первым среди равных» прав человека - невозможно объяснить просто тем, что протестующие хотят сами уехать, в некоторых случаях это не так. Тут эмиграция воспринимается как некий принцип, жизненная философия. Прежде всего как демонстрация того, что «в этой стране порядочному человеку жить невозможно». Но и более того, как модель отношения к здешней жизни, брезгливости, изоляции и отрыва от неё. (Ещё Достоевский по поводу Герцена заметил, что существуют люди так и родившиеся эмигрантами, способные прожить так всю жизнь, даже никогда и не выехав за границу.)
Тысячелетняя история выковала такие черты национального характера, как вера в то, что судьба человека и судьбы народа нераздельны в своих самых глубоких пластах и сливаются в роковые минуты истории; как связь с землёй - землёй в узком смысле слова, которая родит хлеб, и с Русской землёй. Эти черты помогли пережить страшные испытания, жить и трудиться в условиях иногда почти нечеловеческих. В этой древней традиции заложена вся надежда на наше будущее, За неё-то и идёт борьба с «Малым Народом», кредо которого угадал ещё Достоевский: «Кто проклял своё прошлое, тот уже наш - вот наша формула!»
Кроме того, область деятельности «Малого народа» есть разрушение, а оно всегда примитивнее и требует гораздо меньших усилий, чем созидание, жизнь. Чтобы создать Пушкина, необходимы были тысячелетия русской и мировой истории, чтобы убить - достаточна одна пуля Дантеса.