История о ревности, страсти и суперсилах… Виктор и Эли познакомились еще в колледже – гениальные, надменные и одинокие, они признавали только амбиции и интеллект друг друга. Став старше и разделив общую страсть к смертельно опасным опытам, они открыли теоретическую возможность приобретения сверхъестественных способностей. Но на практике все обернулось ужасающей катастрофой. Десять лет спустя Виктор сбегает из заключения и пытается найти бывшего товарища, ставшего врагом. Эли же преследует и...
Жизнь - так, как она есть, - не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. Иосиф Бродский
Отсутствие боли вело к отсутствию страха, а отсутствие страха - к пренебрежению последствиями.
– Ты не понимаешь! – прохрипел Эли. – Никто не понимает!
– Когда никто не понимает, это обычно ясно говорит о том, что ошибаешься именно ты.
У Сидни от лопаты начали болеть руки, но впервые за этот год ей не было холодно. Щеки пылали, под пальто все тело покрылось потом, и чувствовала она себя живой.
С точки зрения Сидни, это было единственным плюсом выкапывания трупа.
– Ну! – поторопил его Эли. – Так веришь?
– Не знаю, – честно признался Виктор. – Если это вопрос веры…
– Все начинается с веры, – парировал Эли.
Если бы Виктору вдруг понадобилось самосовершенствоваться, он бы поискал тоненькую простую книжицу, форма которой соответствовала бы в ней заявленному. Возможно, некоторым нужно что-то большее. Возможно, некоторые ищут на полках самый внушительный том, считая, что большее количество страниц обеспечит большую эмоциональную или психологическую поддержку.
– Ты знаешь, – спросил Виктор, просматривая учебник по анатомии из тюремной библиотеки (сам он считал ужасной глупостью снабжать заключенных подробной информацией о том, где располагаются жизненно важные органы, но чего вы хотите?), – что если отнять у человека страх перед болью, то исчезает и страх смерти? Он становится в собственных глазах бессмертным. Что, конечно, не так, но как там говорится? «Мы все бессмертны, пока нам не доказали обратное».
– Открытия, которые ты уже сделал, – добавил Лайн, – и те, которые сделаем мы… они же изменят мир!
Эли резко развернулся к нему.
– Не к лучшему! – заявил он.
– Он назвал меня неестественной, – тихо сказала Сидни. – Сказал, что моя способность противна природе. Противна Богу.
– Он – милашка, да?
Моменты, которые определяют нашу жизнь, не всегда ясно видны. Они не всегда предупреждают «КРАЙ», и в девяносто девяти процентах случаев там нет ограждающего каната, под который надо поднырнуть, нет черты, которую надо пересечь, нет подписанного кровью договора или официального письма на красивом бланке. Они не всегда растягиваются, переполненные значением.
– А я вот осознала это только сейчас. Удивительно, да? Родные часто знают нас лучше, чем мы сами…
Черт, мы могли бы стать героями.
Многие люди являлись монстрами, и достаточно монстров знало, как притворяться людьми.
Все начинается с веры.
В этой игре хороших людей нет.
– Сегодня меня убивать нельзя, – бросила она через плечо. – Я опаздываю на занятия.
Надо находить время для того, что важно, ибо именно это и есть вы: ваша страсть, ваш прогресс, ваше перо. Возьмите его и напишите свою собственную историю.
За последнюю неделю безопасность для Сидни перестала быть местом и стала человеком.
По-моему, нам хочется доказывать что-то в нашей жизни сильнее, чем опровергать. Нам хочется верить.
Но все эти слова, которыми так охотно бросаются люди - человек, чудовище, герой, злодей, - для Виктора были просто сегмантики. Человек мог называть себя героем - и при этом разгуливать, убивая людей десятками. А кого-то поименовали злодеем за то, что он пытался ему помешать. Многие люди чудовищны, а многие чудовища знают, как притворяться людьми.