– Никто из нас не шел в монастырь, чтобы стать сиделкой. – И никто из нас не рождался, чтобы стать сиротой.
- Какой смысл в старости, если не можешь докучать молодежи своими огромными запасами мудрости? - А какой смысл в молодости, если не можешь игнорировать все советы?
Мечты - коварные создания и не любят, когда их запирают.
- Библиотека твердно знает, чего хочет, - сказал ему старый мастер Гирроккин, поднимаясь по потайной лестнице. - Когда она крадет мальчика, мы позволяем его оставить.
Наша жизнь наяву похожа на цитадель. Замкнутая. В закрытом помещении, без неба. Но сон - он как сад. Можно выйти из своей темницы и почувствовать вокруг себя небо. Во сне можно оказаться где угодно. Можно быть свободным.
Придумай что-нибудь дикое и невероятное, - взмолилась она. - Что-то прекрасное и кишащее монстрами.
- Прекрасное и кишащее монстрами?
- Таков состав лучших сказок.
Стоит поставить что-то под запрет - и человек возжаждет этого как спасения своей души, особенно когда это «что-то» - источник невообразимого богатства.
Жизнь не проживет себя сама, сынок. Ты должен прожить ее. Помни: дух слабеет, если отречься от страстей.
Некоторые рождены для величия, в то время как другие помогают великим творить великое.
Вот в чем проклятие грез: после них ты просыпаешься в блеклой реальности, без крыльев на плечах и без богини в объятьях.
Мечты - коварные создания и не любят, когда их запирают.
- Какой смысл в старости, если не можешь докучать молодежи своими огромными запасами мудрости?
- А какой смысл в молодости, если не можешь игнорировать все советы?
Хорошие люди делают то же, что и плохие, Лазло. Просто они называют это правосудием.
Красть шелковые сани и немедля лететь в цитадель – неприемлемый вариант. Будто он какой-то принц, мчащийся спасать свою даму из башни, настолько обезумевший от желания, что забыл меч и погиб от лап дракона, не успев даже близко подойти.
На волне сна все казалось возможным. Даже свобода. Даже любовь.
Если правила этикета по приему богинь во снах и существовали, они ни разу не попались ему на глаза в Великой библиотеке.
Они все смешались в голубое, кровавое, кричащее пятно. Невинные. Проклятые. Мертвые.
Руби была огнем – огнем и желаниями, как факельный имбирь, а Спэрроу была… фруктом? Нет, хуже: она кимрил, сладковатый, питательный и пресный.
Конечно же, это было невозможно. Но когда это останавливало мечтателя?
"Морщинки должны появляться от прищуренных взглядов на горизонт, - сказа старый библиотекарь, - а не от чтения при тусклом свете".
Большинство из них были обыденными, словно бухгалтерский учет, заученный разумом наизусть.
Они не заметят ее одиночества, страха или смелости, не говоря уж о человечности. Для них она всего лишь бесстыдство. Несчастье.
Божий отпрыск.
Их любовная история не единственная, которой боги положили конец, но единственная, положившая конец богам.
– Это всего лишь книги, – сказал он себе. – Всего лишь бумага и чернила.
Бумага, чернила и годы.
Бумага, чернила, годы и его мечта.