Сбежав из Равки, Алина и Мал добираются до берегов чужой страны. Они надеются начать новую жизнь в дальних краях, где их никто не знает, но сохранить инкогнито заклинательнице Солнца не так-то просто… Тень зловещего корсара преследует Алину. Тьма сгущается. Девушке не спрятаться ни от своего прошлого, ни от судьбы: ей придется принять ее вызов. Она рискует потерять все в надвигающейся буре. Только любовь может направить ее на правильный путь.
Знаешь, в чем беда героев и святых, Николай? Они всегда погибают.
Это всего лишь вопрос вознаграждения. Купить можно каждого: и нищего, и принца.
Не важно, кто ты. Важно, что ты можешь сделать.
Не стоит недооценивать силу широких жестов, Алина. Люди любят зрелище. Дарклинг это понимал.
Да чего же с вами просто! Я уколю его, а истечешь кровью ты.
Что даже самых достойных мужчин можно выставить дураками.
Прошу, позвольте нам обрести здесь покой. Позвольте нам обрести дом.
Неплохое начало дня — я чуть не умерла и, возможно, спровоцировала мятеж. Может, успею еще что-нибудь поджечь до завтрака.
Знаете, для влюбленной парочки, которая планирует умереть в один день, вы чересчур неуверены в себе.
— Пожалуйста, — начал он примирительным тоном, — присядьте. Не знаю, как вы, но я гораздо лучше воспринимаю информацию, когда сижу. Подозреваю, это как-то связано с циркуляцией крови. Лежать, конечно, гораздо предпочтительней, но не думаю, что мы с вами успели настолько сблизиться.
– Я хочу иметь право на выбор. – Оно у тебя будет. Даю тебе слово лжеца и головореза.
– Хочешь врать мне – пожалуйста. Но я не стану делать вид, что верю тебе. – Почему? – поинтересовался Штурмхонд, заходя в палатку. – Это называется «быть вежливым».
— Ваше высочество... — Николай, — перебил он. — Но я также отзываюсь на "милый" или "красавчик".
Я не могу позволить себе такую роскошь, как быть собой.
Я – принц. Делать что-то полезное не входит в мои обязанности. Но, – добавил он, – когда я не бездельничаю и не пишу оды своей красоте, то пытаюсь лучше снарядить Первую армию, а также собрать сведения о местоположении Дарклинга.
Чем меньше говоришь, тем весомей твои слова.
— Ты хоть иногда бываешь серьезным? — Стараюсь этого избегать. В противном случае жизнь была бы слишком утомительной.
- Почему с тобой всегда так много проблем? - Мне нравится думать о себе как о восхитительной девушке с невероятно сложным характером.
– Значит, однажды ты решил отказаться от своей роскошной жизни и попробовать поиграть в пирата?
– Корсара, – исправил он. – И я ни во что не играл. Я знал, что принесу Равке больше пользы, будучи Штурмхондом, а не принцем, бездельничающим при дворе.
– И где же, по мнению короля и королевы, ты должен быть? – спросила я.
– В кеттердамском университете. Милое местечко. Очень помпезное. Пока мы тут разговариваем, на моих занятиях по философии сидит щедро оплачиваемый экспедитор. Получает неплохие оценки, отзывается на имя Николай, пьет обильно и часто, чтобы никто ничего не заподозрил.
– А что насчет тебя, Штурмхонд? Откуда ты? Корсар ухмыльнулся. И вновь у меня возникло чувство, что с его лицом что-то не так. – Моя мать была устрицей, – подмигнул он. – А я – жемчужина. Затем он пошел прочь, фальшиво насвистывая какую-то мелодию.
- Почему бы тебе не оставить меня в покое? - Но тогда я останусь один.
— Твой друг, похоже, любит веселиться. — Он всегда был таким. Бросьте его в лагере фьерданских убийц, и через час они вынесут его на плечах. Этот цветочек расцветает везде, где бы его ни посадили. — А ты? — А вот я сорняк. — Мне нравятся сорняки. Они умеют выживать.
— И я известен своим иммунитетом к печальным историям. Так что, если в ней нет ни одной говорящей собаки, я не желаю ее слушать. Ну, и? — Что "ну, и"? — В ней есть говорящая собака? — Нет, — огрызнулась я. — В ней есть будущее королевства и всех его жителей. — Вот досада.
— Я вот думаю, ты безумец или глупец? — У меня много достоинств. Одно и не выберешь.
Все великие дела начинаются с плохих затей.