Рецензии на книгу «Взгляни на арлекинов! [Смотри на арлекинов]» Владимир Набоков

Последний прижизненно опубликованный роман. То ли ироничный, то ли - попытка трагического. В центре внимания - то ли пародийный двойник Набокова Вадим Вадимович Н. с его параллельным Набокову творчеством, то ли собственной персоной Владимир Владимирович со смело раздвоеным Набоковым-автором-романа сознанием.
Как всегда - загадки, как всегда - аллюзии, как всегда - вождение читателя за нос. Как обычно у "американского" Набокова - много эротических фантазий героя (в данном случае - скептически воспринимаемых грёз-воспоминаний пожилого, но неуёмного писателя Вадима Вадимовича).
Как всегда, много сарказма и достаточно желчи: в адрес зашифрованных, но узнаваемых бывших соотечественников и бывшего отечества (знакомыми в Ленинграде герою показались только собаки, голуби, лошади да старые гардеробщики), а визит героя романа в СССР просто как списан с натуры (зорко и по-набоковски ядовито): я даже засомневалась, не был ли В.В. и в самом деле здесь.

Читая поздние произведения Набокова, прихожу к выводу, что набирая знаний, интеллекта, а следовательно способности играть с читателем, В.В. слишком заигрывается, слишком залюбовывается, не достигая уже высот "сиринского" периода, за который стал почитаем.

Опять этот Набоков.
Спросите, ну чего пристала к человеку. Ну не нравится - не читай. Да в том-то и дело, что нравится. Пока читаю. Нравится до визга: какие виртуозные кружева слов! Ах, какой же сукин сын! Ну какой же умничка. Какие же изящные метафоры, какие прелестные перевороты-кульбиты!
Но вот закрыла книгу... А вспомнить нечего. Не цепляет. Все это как за стеклом. Проведите рукой по стеклу. Холод. Ровная поверхность. Ровная-ровная. Идеальная. Скользишь по тексту, не касаясь автора.
Поделюсь ассоциацией. Это похоже на стекло положенное поверх аквариума. Стекло в несколько слоев. Через такое стекло не видно дна, не видно: какая же на самом деле там глубина. Это интригует. Заставляет вглядываться, выискивать или додумывать несуществующее (а вдруг - существующее?). "Эй! - кричишь как бы в глубокий колодец - Автор, выходи!" - молчит автор. То ли нет его там, то ли не хочет показаться, то ли он и так показал всего себя, чего вам еще надо? Вернее - вам (читателям) надо, вы и придумайте автора сами.

Что после прочтения... А ничего. Запомнились ягодицы Ирис. И ее смерть. Но ягодицы - запомнились больше. Потому что прописаны ярче . Потому что похоть автора - она читается. А печаль-тоска по невинноубиенной - нет. (Опять же: прячется или прятать нечего?)

Ок. посмотрим с другой стороны. Обращусь за помощью к Аствацатурову. Как-то в одной из лекций прозвучало примерно следующее: что такое весь мир по сравнению с потенцией?
Допустим, тема собственной потенции для Набокова единственное, что на самом деле его волновало. Остальное... да так себе. Людишки какие-то. Революция, эмигранты, писатели, издатели. Кому это вообще надо?
Уж если автору они не интересны, то читателям и подавно, наверное. Хотя, автор нашпиговал роман множеством имен, дат, событий, что любопытствующие да поищут, биографию-библиографию перелистают, карандашиком подчеркнут, черты лица автора и героя сверят. Автору того и надо. Прямым текстом пишет: мол, найдите десять отличий.

А сам автор аки маг-волшебник (на самом деле - гений-алхимик) сидит в своей (мною придуманной) каморке. Сидит, помешивая в волшебном котле какое-то варево. Что это будет - знает ли он сам? Да, наверное. Он потом это продаст. А вы ку́пите.
А пока мы видим разложенные на столе ингредиенты:
перья змеи, ножки червей, заячьи рожки,
всякие палочки, камешки,
щепочки, косточки, крошки...*
Молодой тополь, высокие цветы,
ягодицы Ирис (имена меняются, но Ирис, Ирис, Ирис - она везде)
и чай, поданный девочкой в белых носочках (да, это тоже где-то совсем рядышком с Ирис),
вот - листики, собранные по дороге к калитке. "А ты закрой глаза, посмотри, что на обратном пути. Собери эти впечатления. Можешь? А я - нет" (кстати, изумительная штука); еще повсюду разбросаны улыбки, диалоги. В баночках хранятся засушенные эмоции.
Здесь же - поваренная книга. Автор листает рецепты: вот в это произведение (кулинарного) искусства я положил вот это, это и это. Так... Неплохо получилось. Вот эту "заячью лапку" использовал в этих и этих вещах. И тоже ничего. Сюда (называет легко узнаваемую вещицу), помните, я добавил вот эту штуку, посмотрите, откуда она растет. А здесь весь эффект в перевертышах. Здесь - помешать, там - и т.д, и т.д.
Вам нравится следить за процессом приготовления? Мне - нет. Еще не люблю, когда мне рассказывают секрет фокуса.
Ну опять та же самая ерунда. Казалось бы: ну вот, раскрылся писатель перед читателем уж во всей красе (как вариант - неприглядности). Но опять я его не ощущаю, не могу почувствовать его настоящего.
(Набоков, где у тебя кнопка?)

А может быть, ничего-то и не было настоящего. Все эти картинки - только выдумка, попытки заглушить выдумкой ноющую тоску.

- Хватит нюнить! - бывало, восклицала она(бабушка). - Смотри на арлекинов!
- На каких арлекинов? Где?
- Да везде! Оглядись по сторонам. Слова, деревья -
сплошные арлекины. И обстоятельства, и лица. Возьми наугад
любые две вещи - шутку, образ - получишь третьего шута! Иди!
Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!

Я перелистываю страницы: арлекины - арлекины - арлекины, шутовские маски, за одной маской - другая, третья... Они похожи на человека, но все-таки не человек, а только гадское подобие, симулякр, сотворенный мастером.

И всё-таки я его нашла! Увидела его живого и настоящего. (Я поняла, Владим Владимирович, об этом не говорят)

«Смотри на арлекинов!» — последний завершённый роман Набокова, увы, многими непонятый, а потому воспринятый как громада самоиронии и ностальгии. Расхоже мнение, что это произведение — пародия на автобиографию, но такая характеристика неверна, ибо она подразумевает высмеивание традиций и законов жанра, а у нас имеется нечто иное — деконструкция. Автор создаёт очередного литературного гибрида, в коем вымышленные мемуары — лишь обрамление куда более глубоких идей.

Фабула романа, как и в предшествующей «Аде», вводит невнимательных читателей в заблуждение: со слов рассказчика кажется, что ключевая тема «Смотри на арлекинов!» — это история о том, как он последовательно женится на трёх женщинах (трёх, господа слепые, узревшие там четвёртую!), сочиняет произведения, страдает от некого недуга и в конце обретает истинную, но безымянную возлюбленную, к коей обращается по ходу текста на «ты». Увы, часто люди глубже не копают, думая, будто это и есть чистейшее содержание. Но нет.

На самом деле мы легко можем установить, что имеем дело с недостоверным рассказчиком, если обратим внимание на мелочи. Из разбросанных по произведению намёков выясняется любопытный факт — все три супруги главного героя являются ему сёстрами, хотя тот не подозревает об этом. Одна из самых туманных подсказок — общее сочетание букв в фамилиях — «bl» (ясно — «blood», кровь). И, казалось бы, только глубина начинает проясняться, а фабула усложняться, возникают нестыковки: где-то герой утверждает, якобы, родившись, уже не застал отца живым, но в другом месте себе противоречит.

Гений не совершает ошибок, как сказал Джойс, и Набоков здесь следует этому правилу, ибо путается в фактах не автор «Смотри на арлекинов!», а рассказчик, уверяющий, будто сия история — его подлинная биография. Но всё больше фактов-шурупов вывинчиваются из общей конструкции, диссонируют с нею, отчего та расшатывается, и становится ясно — мы имеем дело не с правдой, а с миражом, напоминающим «Истинную жизнь Себастьяна Найта». Как и в случае первого англоязычного романа, возможны несколько трактовок:

а) рассказчик психически болен и путает вымысел с действительностью. Изложенные события местами реальны, но кое-где описаны галлюцинации. В пользу версии говорит реакция людей, постоянно уверяющих протагониста в фактах, которые тот отметает (например, когда возмущается «неправильными» названиями своих романов). Вполне возможно, что окружающие — люди адекватные, пытающиеся донести до безумца истинное положение вещей;

б) рассказчик описывает до какой-то меры выдуманное прошлое, поскольку насытил воспоминания «арлекинами» — объектами, событиями или явлениями, реально не существовавшими, но вымышленными и занявшими твёрдую позицию в жизни главного героя. Он настолько тесно переплетает судьбу с этими фантазиями и так даёт им утвердиться, что в итоге даже заявляет, будто данной игре научен бабушкой — первым, кстати, призраком в цепочке взращённых фантазией мыслеформ. Важную роль играет недуг протагониста: Вадим Вадимович не способен мысленно обернуться на уже пройденную дорогу, и, как мы узнаём к концу романа, этот проделанный путь — не объект в пространстве, а аллегория минувших событий. Повествователь воссоздаёт и мистифицирует биографию потому, что подлинное содержание прожитых дней оказывается недоступным, а значит, и болезнь намного серьёзнее, чем могло показаться беглому читателю. Собственно, при желании, описанную интерпретацию можно изящно привить к первой;

в) рассказчик Вадим Вадимович является двойником некого Владимира Владимировича — жителя другой реальности, либо планеты, чьи чувства и воспоминания порой вклиниваются в разум повествователя. В пользу версии говорит содержание романа «Ада», где описывалось, что инопланетные сумасшедшие временами могут получать информацию с Земли. Вероятно, недуг главного героя способствует его восприимчивости, и факты путаются под влиянием этой метафизической причины.

Кстати, протагонист часто размышляет, будто он — лишь искажённое подобие некого оригинала. Это также добавляет весу данной версии, а ещё перекликается с аналогичной идеей из «Под знаком незаконнорождённых», где на копиях концентрируется фокус произведения. Есть мнение, что по замыслу Набокова роман «Лаура и её оригинал» должен был развить тему подлинников и повторений, чего не случилось, так что её финальный аккорд — безымянная возлюбленная главного героя, врывающаяся в палату и внезапно оказавшаяся «Реальностью», — некое просветление, подобное озарению несчастного Круга.

Чтобы прояснить развязку, следует упомянуть, что ещё со времён «Ады» Набоков интересовался взглядами Мартина Гарднера на пространство и время, а потому не упускал возможности вступить в полемику, облачая свои доводы в литературные кружева. Наиболее актуальный вопрос на момент написания «Смотри на арлекинов!» — проблема симметрии во Вселенной, соотношение левого и правого, относительность этих понятий. Таким образом, недуг главного героя, не дающий ему выполнить мысленную перестановку двух направлений, регулярно всплывающий мотив зеркал и описание парных точек на теле неподвижного Вадима Вадимовича — дань всепроникающему дуализму.

Причём же здесь возлюбленная рассказчика? Всё просто: его сознание разделёно на два несогласованных полушария, правое и левое, о коих так много твердят духовные гуру, учёные и любители-эзотерики. Безымянная «она» — объект противоположного мира, и только при объединении двух полярностей обретается истинная реальность. Как здесь не вспомнить Майринка, во всех романах высшей идеей ставящего соединение мужского и женского начал, — ведь именно они являют лучшую из антитез, придуманных природой, но лишь вместе составляют единое целое, гармонию и истину.

Как же космически далеки от этих выводов рецензенты, не способные узреть ни проблемы самоидентификации протагониста, ни явной нереальности его жён, ведущих себя до невозможности утрированно, ни авторские модуляции литературного разноголосья середины XX века. Всё, о чём пишут, — пародия, хотя ни о какой пародийности, как уже говорилось, речь не идёт. Просто Набоков, по обыкновению, избирает сырьём для романа свою жизнь, опыт и впечатления, из коих лепит нечто созвучное душе, близкое по настроению, но другое. Вопрос фабулы вторичен, а сама она — лишь чреда капканов для невнимательных читателей. Куда важнее красота и мысли (и, конечно, красота мысли), свозящие в произведении. Проживая в Европе, Набоков подвёл черту под творчеством с помощью «Дара» — работы, куда фактически проецировал себя. «Смотри на арлекинов!» несёт аналогичную функцию, подытоживая творческий путь, развивая старые темы, издеваясь над законами формы и сплетая жанровую химеру, у коей не сразу понять, где пасть, где хвост.

От вдумчивости читателя, как и в «Аде», зависит тон книги. Внешне радужные и весёлые арлекины, при близком с ними знакомстве, могут обернуться оскалившимся нагромождением чёрных с кровавыми пятен. Львиная доля информации будет понятна лишь тем, кто знаком с прочей прозой Набокова. Вадим Вадимович — упрощённая копия Владимира Владимировича, который, если и не настоящий, а литературный, то, как минимум, очень похож на оригинал. Рассказчик не только именем короче, но и библиография у него скромнее: 6 и 6 книг на двух языках у копии против 8 и 8 у подлинного — вроде бы именно такое соотношение можно высчитать в романе. К примеру, практически не найти отсылок к «Отчаянию» — кажется, в реальности повествователя этого произведения не существует, хотя, впрочем, не исключено, что есть и оно, но как-то хитро завуалировано.

Человек, прочитавший «Дар», «Приглашение на казнь» и «Истинную жизнь Себастьяна Найта», найдёт в «Смотри на арлекинов!» любопытнейшие факты о подробностях написания этих книг. Видимо, Набоков, уставший от недалёких критиков и поверхностных читателей, решил дать разъяснения о настоящей природе этих романов. Но Владимир Владимирович не был бы собой, если бы оставил нас без загадки, и, раскрывая карты из старой партии, он уже вынул запечатанную колоду — головоломку нового произведения.

В сущности, литературные рассуждения Набокова о романах, вопросах их написания, функции художника — всё это и многое другое будет интересно даже не столько читателям, сколько писателям, понимающим, о чём говорит автор, — что ещё больше роднит «Смотри на Арлекинов!» с «Даром».

Стилистически роман уступает лучшим творениям автора — «Лолите», «Защите Лужина» и «Приглашению на казнь», но ряд интересных находок имеется и здесь. Фабула строится на перечислении обстоятельств знакомств рассказчика с тремя жёнами, описания его отношений с дочерью, поездки в Россию и последней, но настоящей любви — чем произведение более всего напоминает «Подвиг», «Дар» и «Истинную жизнь Себастьяна Найта». Есть отсылки помельче, например, к «Лолите», кою не заметил бы только читатель рецензии на оглавление.

«Смотри на арлекинов!» — одно из самых сложных и многоуровневых произведений Набокова. Читать следует только после всех остальных романов, обзаведясь блокнотом и ручкой. Глубина романа потрясает, но различить её смогут немногие.

Ох... До чего же сложно писать про Набокова. Сложно, и, наверное, бессмысленно. Он прекрасен. Для меня - всегда. Огромное спасибо Сергею Ильину - виртуозному переводчику, на мой взгляд, одному из лучших. Ему подвластен текст любой сложности. Благодаря его таланту, даже в этом переводном романе чувствуется живое дыхание набоковского слога. Однако - и не уверена, что здесь есть вина переводчика, возможно сам писатель к закату жизни изменил звучание текста - читается роман местами тяжело. Набоковский язык - он как мелодия Моцарта - летишь по строчкам с небывалой легкостью, полностью отдаваясь чувствам и эмоциям. А тут временами приходилось продираться сквозь фразы, будто идешь по лесу, и вырываешься из колючих объятий бурелома. Но, несмотря на это, все равно - Набоков, а значит, НАДО читать.

- Довольно кукситься! - бывало восклицала она. - Смотри на арлекинов!
- Каких арлекинов? Где?
- Да везде! Всюду вокруг. Деревья арлекины, слова - арлекины. И ситуации, и задачки. Сложи любые две вещи - остроты, образы - и вот тебе троица скоморохов! Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!

Видит Бог, так я и сделал.

Я, наверно, крупно ошиблась начав открывать для себя творчество Владимира Набокова именно с этой книги. Нужно было пойти по более разумному пути и начать с чего-то общеизвестного и всеми читаемого, "Лолиты", "Защиты Лужина", "Машеньки" и пр. Но название на столько очаровало, что скачала книгу еще до того как осознано прочитала аннотацию. "Смотри на арлекинов!" - что-то в этом есть манящее, неизвестное и многообещающее. Я увидела название, а внутренняя чуйка сказала: - "Ты должна её прочитать!". И она не подвела, только со временем промазала. Теперь я буду читать другие романы Набокова, а потом обязательно вернусь к этому роману-итогу, роману-черте... и тогда, может быть, допишу этот отзыв, а сейчас рано... Скажу только что написано волшебно - образно, иронично, не просто для восприятия.

1/12 - Генплан13

Роман-итог, роман-финал, роман венчающий творчество etc., etc., в котором «традиционный» Набоков остроумно, но в то же время довольно беззлобно, без желчи, топтания ногами и проч. насмешничает над миром «богемных» дилетантов, искателей потаённой многослойности и великого смысла:

Ивор Блэк намеревался облачить Городничего в халат, потому что «все это просто приснилось старому проходимцу, не правда ли? — ведь и само название “Ревизор” происходит от французского “ręve“ то есть “сон“».

Препарирует не только своё творчество (тут, конечно, одна рекомендация: за роман стоит браться исключительно поклонникам автора. Иначе все эти «Полнолуния» с «Тамарами» читателю просто ни о чём не скажут. С другой стороны — нам лишний повод вспомнить, ещё раз переосмыслить, а того и гляди — перечитать), но и очень хорошо, а главное – правдиво показывает, что:

Всякий автор при выходе первой книги верует, что те, кто ее похвалил, — суть его личные друзья или безликие, но благородные радетели, на хулу же способны лишь завистливый прощелыга да пустое ничтожество.

Воспоминания о преодолении ужаса одиночества через творческий поиск, элегантные кивки коллегам-писателям, справедливые замечания лживому (только ли тогдашнему?) «серьёзному кино» и лёгкие намёки на богоподобное изящество ошибок, свойственное исключительно русской школе перевода, и, конечно, язык. Бесподобный язык Набокова, достигающий в романе высот заоблачных совершенно! «Девятая симфония»! «Симфониетта»! Браво! Один из самых достойных примеров завершающего романа в литературе!

Вот и состоялось мое знакомство с Набоковым пути того божества что покровительствует читателю не исповедимы и однажды вы придёте к тому порогу от которого бежали. Сложный роман , и конечно я не советую вам знакомиться с ним с этой книгой. Изучите сначала все возможные биографии и прочтите его книги дойдя до этой , тогда вы возможно поймёте что это зеркальные мемуары автора. Он описывает себя как , но главный герой вымышленный. И то много вопросов останется.
Что правда , а что литературное искажение фактов. В нем так же угадывается Набоков , циничный , пренебрежительный , смотрящий на вас сквозь прищур иронии и сарказма .

Чем нежнее трепетали ее ресницы, тем менее джентльменским становился мой отклик. Сама утонченность ее была лишь следствием изысканной пошлости, отравлявшей всю ее личность сладостью распада.

Он мог так тонко вас опустить , что вы и не заметите его сарказма. А он злой и едкий , но ты тяняшься к нему за новой порцией яда.
Мне предстоит еще Письма к Вере и Дар прочесть и думаю я открою его для себя.
Не скажу что это чтение на каждый день , но если вам захочется подумать то да Набоков даст вам пишу для размышления.

#ума_палата

Автобиография кривого зеркала Владимиром Владимировичем была доведена уже до полуавтоматизма, отшлифована, переиграна выпущена в нескольких цветовых гаммах. Эта версия, возможно не так любима мной, как предыдущая, но томительное путешествие в помутнение (старческого?) разума все так же увлекательно. Может, излишне желчно временами, но, я уверена что и у этого есть причины.
Несмотря на то, что этот роман является последним - я не видела в нем завершения, и, пожалуй, не желаю снова нырять в текст, дабы отыскать намеки.
Помимо совершенно набоковского слога я люблю его за многоязычие, умение играть метафорами на две стороны корта. Но и этого, кажется, в книге не доставало.

3 из 5. Не самый любимый набоковский роман, на языке осталось послевкусие открытого конца.

Как Набоков тайно ездил в Ленинград

Набоков, как известно, любил высмеивать других авторов. Он пенял им на общие идеи и употребление клише, требовал знания естественнонаучных реалий и умения воссоздать мир так, чтобы он был одновременно самобытен и похож на действительность. Причем сам мэтр считал, что находится вне критики – про свои книги, особенно англоязычные, он отзывался чрезвычайно высоко, но столь ли они совершенны на самом деле? Большинство – да, а некоторые – нет.

Взять для примера последний роман Набокова «Смотри на Арлекинов!». Помимо прочих недостатков, о коих уже упоминали критики, внимание привлекает 5 часть. В ней главный герой Вадим Вадимыч Н отправляется из США в Ленинград, чтобы повидать дочь. Уже в салоне самолета компании «Аэрофлот», он начинает делать невероятные наблюдения: советские стюардессы корпулентны и от них пахнет смесью пота и парфюма «Красная Москва»; в гостинице «Астория», где он останавливается, в сливном бачке вместо воды течет ил, лифтерша, с которой он сталкивается в коридоре, сбивает его с ног и сопровождает это столкновение грубым комментарием; на улице Вадим Вадимыч встречает угрюмых и несчастных детей неопределенного возраста, а женщина, с которой он разговаривает у памятника Пушкину, никогда не видела, – только в кино – чтобы мужчина целовал даме руку. В довершение всего, кругом витает запах пота, который повествователь сравнивает с луковым супом и объясняет это тем, что советские женщины не пользуются дезодорантами.

Если бы это было кошмарное сновидение Вадима Вадимыча Н, с такой картиной Ленинграда и его жителей еще можно было примириться, но это не сон. Более того, как утверждают биографы, Набоков писал этот фрагмент на основании наблюдений, которые сделали приезжавшие в Ленинград филолог Саймон Карлинский и сестра писателя Елена Сикорская. Сейчас сложно сказать, сколько в этом описании их впечатлений, а сколько – субъективной неприязни Набокова, который не был в Питере с 1918 года и со времен Октябрьской революции люто ненавидел Советы, но итоговый результат замечательно плох. Стюардессы Аэрофлота всегда отличались привлекательной внешность и модельными формами, с гигиеной тоже не было проблем, пусть и хорошего парфюма в те годы не хватало – так что запах лукового супа не иначе обонятельная галлюцинация рассказчика, который между прочим, страдает от загадочного психического расстройства. Что касается «Астории», то в ней останавливались знаменитости мирового уровня вроде Марчелло Мастрояни и Алена Делона и никто из них не жаловался на грязь в клозете. Ругающиеся лифтерши? СССР в отличие от США, был самой читающей страной в мире.

Самое смешное, что 5 часть получила высокую оценку официального биографа Набокова Брайана Бойда. В своем разборе романа он отмечает, что поездка Вадима Вадимыча Н на историческую родину написана «с такой зрительной, слуховой и обонятельной точностью, что побывавшие в Советском Союзе читатели были уверены: Набоков тоже ездил туда, но инкогнито». Бойд – ирландец, выросший в Новой Зеландии и имеющий привычку не думая перенимать взгляды классика. Так что его реакция предсказуема. Но любой россиянин с советскими корнями, прочтет фрагмент про Ленинград 60-х годов с чувством горечи и разочарования. От Набокова, который с такой аутентичностью изобразил дореволюционный Петербург в мемуарах «Память, говори» и мотельную Америку в «Лолите», пляжи Ривьеры в «Ultima Thule» и Грюневальдский лес в «Даре», который мог указать в письме к критику Эдмунду Уилсону, что красные комары в романе Андре Мальро «Удел человеческий» не могут быть в это время года в стадии имаго, от такого Набокова ждешь большего знания предмета и точности деталей. Как ни парадоксально, но в «Смотри на Арлекинов!», неожиданно для ценителей и на радость критикам, виртуозный мэтр сам показал себя дилетантом и превратился в удобный объект для насмешек.

-...Взгляни на арлекинов!
- Каких арлекинов? Где?
- Ах, да повсюду. Вокруг тебя...

Во всех своих произведениях В.В. Набоков "творил реальность", воображением рисовал окружение, скрупулезно создавал себя. Себя разного. Если кругом арлекины, что мешает смотрящему на них и понимающему всю их суть быть арлекином?!
Арлекин Вадим Вадимович - пародия на Владимира Владимировича, созданная им же самим. И как любая хорошая пародия, она не столько смешна, сколько остра. Она забавна и трагична. В отличие от В.В. Набокова так и оставшийся без фамилии, Вадим Вадимович простоват, но он быстрее и будто бы легче добился успеха.
"Взгляни на арлекинов!" напоминает игру, своего рода психологический тренинг, посредством которого автор, чтобы не сойти с ума, пытается посмотреть и рассмеяться в лицо самому себе, своей негативной копии, своим страхам и странностям, с которыми, по всей видимости, придется жить.