Кейт Галлахер не боится темноты. Она охотится на монстров.
Август Флинн – чудовище. Он не может стать человеком. И обречен играть свою партию, чего бы это ему ни стоило.
Темные силы выходят из тени. Война монстров с людьми приближается к кульминации.
Раньше Кейт считала, что любит уединение, любит свободу, но оказалось, что пребывание в одиночестве теряет часть своего очарования, когда у тебя нет выбора
Возврата назад нет — время движется лишь в одну сторону, — но люди способны меняться.
К худшему.
И к лучшему.
Забавно, каким простым всё становится, когда у тебя нет выбора.
— Ты — дочь Келлума Харкера.
Кейт изобразила удивление.
— В самом деле?
— Половина бойцов, наверное, хотели бы твоей казни.
Кейт подняла голову.
— Как, всего половина?
— Я не перестал бороться, — проговорил Август тихо и испугался, что Кейт его не услышит. Но она повернулась к нему. — Я просто устал терять. А так легче.
— Конечно! — откликнулась Кейт. — Но разве так правильно?
Но Кейт знала секрет: существуют два вида монстров – те, что охотятся на улицах, и те, что живут у тебя в голове. Она могла драться с первыми, но вторые – куда опаснее. Они всегда оказывались на шаг впереди.
– Пароль?
– Я принес пиццу.
Ноздри Кейт учуяли божественный запах. У Кейт заурчало в животе.
– Так точно, – сказала она. – Войдите.
Ночь стирает определенные грани в психике. Она дает нам ощущение свободы.
– Ты когда-нибудь думал, почему музыка вытягивает души наружу? Почему красота действует так же, как и боль?
– Нет.
– Возможно, это своего рода милость, но, может, тут кроется и нечто большее. Может, мы предназначены для чего-то другого, не только для убийств.
– Твои друзья – сущий позор. Правда, они такие хрупкие? Что ты в них нашел? – Человечность.
То, что для человека – укрытие, для монстра – тюрьма.
Планы – это одно, а реальность – совсем другое. Планы – ясные и четкие детища бумаги и скоросшивателя, а реальность (Август уже выучил это) абсолютно всегда была хаосом.
– Ты во всех пушкой тычешь или только в меня? – Во всех, но тебя я оставила в живых. – Я польщен.
Ритуал – лишь пафосное наименование привычки. То, что легче сделать, чем не сделать. А привычки примитивны, особенно плохие, например впускать людей в дом.
Если у человека отобрать звуки, он ищет способы вернуть их.
Эйфория убийства – прискорбно краткая штука.
– Ненавидит ли хищник свою жертву? Или он просто голоден?
Некоторые желания от ожидания становятся слаще.
Многие люди в глубине души не хотят принимать решения. Им нравится иллюзия контроля – но не то, что к нему прилагается.
Он желал лишь стать человеком, и желал столь яростно, что взамен отдал бы все, включая собственную душу. И он делал все, что только мог, даже морил себя голодом до предела – и за предел.
Но Август не способен был стать человеком.
И теперь он это знал.
Август всегда ненавидел кровь. Она была того же цвета, что и души, только пустая, бесполезная с того мига, как покидала жилы.
Люди смотрели на него и видели не что-то меньшее, чем человек, а нечто большее. Что-то достаточно сильное, чтобы сражаться за них. Достаточно сильное, чтобы победить.
Была некая свобода в том, чтобы писать письмо, которое не сможешь отослать.
Жизнь не может состоять только из удовольствий.
Друзья хотят, чтобы ты был честен. Им надо, чтобы ты делился с ними… хоть чем-то. Они требуют, чтобы ты слушал, и беспокоился, и заботился, и делал еще кучу других вещей, на которых у Кейт не было времени.