Бакстер Стоун – хронический неудачник. Режиссер и ветеран телестудий, он испытывает серьезные проблемы в выходящем из-под контроля Лондоне. Он не может вылезти из долгов после того, как его обманула страховая компания. Спецслужбы мешают ему жить. Дорогие иномарки действуют ему на нервы. Все это можно изменить, если снять прорывную документалку, которая принесет Бакстеру деньги и славу. Но удастся ли разом изменить судьбу, если весь мир против тебя? Один из главных британских сатириков...
– Хорошо быть неудачником, Бакс. <...> Можно быть точно уверенным, что тебя любят таким, как есть. Человек остается с тобой, потому что ты это ты. Не потому, что ты невероятно богат и успешен. Не потому, что с тебя можно что-нибудь поиметь.
К моему удивлению, его ловушка сработала, и голубь, польстившийся на приманку, попался.
– Зачем он тебе?
– Ничего страшного я с ним не сделаю, – говорит Семтекс. – Отнесу его домой, дождусь, когда мне приспичит, насру на него и отпущу. Чтобы сравнять счет.
Наверное, стоит промолчать, но я не могу удержаться:
– Сомневаюсь, что это тот голубь, который тебя обосрал.
– Дело в принципе.
Да, не поспоришь. Мы все боремся за справедливость, каждый по-своему.
В браке нельзя отступать ни на дюйм. Это война. Нескончаемый поединок, бессмысленный и беспощадный. У меня тоже есть список оплошностей, на которые я непрестанно ссылаюсь. Однажды Эллен пекла пирог с мясом и почками, и он у нее подгорел, самую капельку, лет пятнадцать назад, но этот случай я припоминаю ей до сих пор. Когда надо выстрелить на поражение.
Принадлежность к высшему классу дает ряд преимуществ, в частности ты без проблем получаешь лицензию на огнестрельное оружие, стоит только сказать, что в поместье завелся крот, который изрядно тебе докучает.
Я безнадежно никчемен, а ведь я чуть ли не лучший из всех людей, кого знаю лично.
Классика на то и классика, чтобы никогда не терять актуальности.
Семтекс угрюмо разглядывает свой шалгам, с извечной подозрительностью вегана, обеспокоенного тем, что, несмотря на все уверения поваров, этот местный отвар из репы все-таки осквернен четвероногим пушистым созданием, проникшим на кухню и уронившим в кастрюлю одну-единственную шерстинку.
И дело даже не в том, что мне совершенно не интересна эта корпоративная вечеринка, просто она проходит все в той же комнате, и люди все те же, и я стою в том же самом углу, седьмой год подряд. Жопа как она есть. Не просто жопа, а наихудший вид жопы: все то же, все те же.
Разумеется, слепая родительская любовь бывает не менее страшной, чем полное пренебрежение, особенно если приходится слушать, как чужой десятилетний ребенок мучает пианино.
Да, в мире есть люди, для которых любая еда – это роскошь, но здесь, в Лондоне, разделение проходит по сэндвичам. Кто-то может в обеденный перерыв купить себе сэндвич, а кому-то приходится делать сэндвичи дома.
Я видел суровых премьер-министров и афганских полевых командиров, сбегавших и прятавшихся от жен, потому что чем бы ты ни занимался весь день: поднимал экономику, продавал трости, добывал платину, воспевал красоту мира, правил мудро и справедливо, – в конце концов ты приходишь с работы домой, где ждет жена, которая знает, как побольнее тебя уязвить. Хотя, если честно, в каком-то смысле нам даже нравятся эти придирки. Что за радость все утро валяться в постели, предаваясь блаженному безделью, если жена не начнет возмущаться, обзывая тебя ленивой свиньей?
Придирки жены – они словно треск домашнего очага. Ласкают слух и дают утешение. До определенных пределов.
Но если тебе постоянно мерещится только корзина для мусора и ничего больше, это как-то уже совсем странно. Я моргаю или пытаюсь к ней прикоснуться, и она исчезает. На самом деле все это уныло и безотрадно. Если уж ты сподобился узреть галлюцинации, то почему не космические корабли или жирафов на парашютах?
У всякого доктора есть стетоскоп или фонарик, чтобы сразу было понятно: перед тобой настоящий врач, с настоящими медицинскими инструментами, и он действительно что-то делает, а не просто сидит на жопе.
Еще пять лет назад моя ярость могла бы испепелить гиппопотама средних размеров прямо в воде, но с возрастом понимаешь, что если твоя вспышка ярости не принесет никаких дивидендов, то какой смысл напрягаться? Стоишь, как дурак, наливаешься краской, и все равно ничего не меняется.
Вот одно из преимуществ взросления: тебе все равно, что подумают люди, хотя равнодушие к мнению окружающих тоже штука опасная – прямая дорога к разнузданному онанизму в общественном транспорте.
Чем скромнее дары, тем сильнее благодарность.
Гебекли-Тепе – действительно выдающееся сооружение, но, по-моему, не стоит придавать слишком большое значение камням. Почему мы так благоговеем перед древними цивилизациями, будто они что-то знали? Владели великой тайной бытия. Некоей высшей и всеобъемлющей истиной. Нет, ни хрена они не знали. Потому и исчезли. Если они были такие умные, то почему их больше нет? Если им были ведомы тайны Вселенной, то почему они – пыль под моим сапогом? Я замечаю, что произношу это вслух: «Ни хрена они не знали».
Признать свою неправоту для многих сложнее, чем обкусать ноготь на пальце ноги.
С возрастом понимаешь, что если твоя вспышка ярости не принесет никаких дивидендов, то какой смысл напрягаться? Стоишь, как дурак, наливаешься краской, и все равно ничего не меняется.
Собеседование – это прекрасная возможность оскорблять человека в лицо и всячески его унижать, не опасаясь, что тебе дадут сдачи.
Как понять разницу между апатией, полной бесчувственностью и дзеном? Или, может быть, дзен – это просто апатия класса люкс? Апатия с хорошим пиаром?
Шумная чисто мужская компания из четырех человек толчется поблизости, и как только я понимаю, что они англичане, потихонечку отхожу в другой конец зала. Разумеется, они идут следом. В каждой нации есть свои горлопаны, чьи мозги изначально не приспособлены к мыслительной деятельности, но нет ничего хуже англичан на мальчишнике. Разве что англичане на мальчишнике за границей. Я опять отхожу в другой конец зала, но все равно слышу их вопли. Когда-то мы привнесли в мир пунктуальность, инженерное дело и дипломатию канонерок, сейчас привносим оголенные задницы, силиконовые сиськи и громкий ор.
Когда ты сломлен и загнан в угол, это не так страшно, пока о твоем состоянии не знают другие.
Кто счастлив в Лондоне? Всякий, кто не из Лондона. Кто только что высадился с корабля, вышел из самолета, сошел с поезда дальнего следования. Всякий, кто вырос в сельской глуши во Фландрии, в придорожном поселке в Алгарви, в спальном районе Гданьска, в тихой деревне в Шропшире. Я родился и вырос в Лондоне. И как все знакомые мне уроженцы Лондона, мечтаю отсюда свалить.