Даже в мире, где люди, наделенные необычайными и, как правило, опасными способностями, не редкость, Катсу боятся и избегают. В восемь лет она совершила свое первое убийство, и с тех пор никто не мог одолеть ее в схватке: Катса стала непобедимым воином… и палачом, безвольным орудием в руках своего дяди, короля Ранды. Она жаждет освободиться от Дара, который, кажется, приносит ей и окружающим лишь боль, искупить причиненные страдания и объединяется с юным принцем из Лионида, чтобы раскрыть заговор...
— Мне нужно подумать. Нужно связать концы.
Почему в его глазах такая тревога? Почему он смотрит на стол или на пол, но только не ей в лицо?
Нет, это всего лишь забота, беспокойство о сестре отца, тревога за тех, кто ему дорог. Да, этот лионидец умеет жить только так. Он — настоящий друг.
Вдруг По поднял взгляд, и едва заметная улыбка мелькнула на его лице, не успев осветить глаза.
— Не думай обо мне слишком хорошо, Катса. Никто не может быть идеальным другом.
Не важно, что он никогда не станет ее ограничивать: когда свобода исходит от кого-то другого, она ей не принадлежит.
Это была злобная тварь, которая в неконтролируемой ярости бросалась на друзей, убийца, добровольное орудие королевского гнева.
Впрочем, это было странное чудовище, ибо при своей свирепой внешности внутри оно боялось и ненавидело свою жестокость, бичевало себя за дикость. И порой ему не хватало духа свирепствовать, и тогда в его сердце поднимался бунт.
Это чудовище иногда отказывалось вести себя как чудовище. А если чудовище перестает себя так вести, перестает ли оно быть чудовищем? Становится ли чем-то другим?
-Какой прок от публичной казни, - сказал он, если публика даже не замечает смерти преступника?
Убийство нельзя исправить
Пожилые люди чувствительны к неудобствам
— Что, по-вашему, с ним не так, принцесса? — спросил Лоскут.
Катса поймала снежинку на ладони.
— Что значит «не так»?
— Ну, почему ему нравится мучить людей?
Катса пожала плечами.
— Его Дар позволяет ему делать это с легкостью.
— Но у всех есть возможность причинять боль, — сказал Лоскут. — Это же не значит, что они ею пользуются.
— Я не знаю, — сказала Катса, вспомнив о Ранде и Мергоне, об остальных королях и их бесчинствах. — Мне кажется, многие люди с удовольствием ведут себя жестоко, если их власть это позволяет, а у Лека власти больше всех. Я не знаю, почему он так делает, я только знаю, что мы должны его остановить.
Они тихо лежали во тьме, обнявшись. Положив голову ему на грудь, Катса слушала, как эхо разносит по пещере плеск воды и как в теле По пульсирует кровь.
— Знаешь, — проговорил он вдруг, — жаль, что ты не видишь этой пещеры.
— Какая она?
— Здесь… очень красиво.
— Опиши.
И По рассказал Катсе, что скрывается в непроницаемой тьме пещеры, а снаружи их ждал целый мир.
Это не он тебя бесит. Тебя бесит, что ты склоняешься перед его волей.
— Я бы не вышла за Гиддона, даже если бы от этого зависела моя жизнь, — сказала Катса. — Даже если бы от этого зависела твоя жизнь.— Эээ, — в глазах Раффина плескался смех, — притворюсь, что я этого не слышал.
— Ты можешь разжечь огонь даже в ливень.
— У меня просто больше терпения, чем у других.
— Конечно, — фыркнул По. — Терпение — вообще одно из твоих основных качеств.
Он увернулся от рыбины, которая летела прямо ему в голову, и снова уселся, смеясь.
Она не раздумывала о таком варианте, пока рыдала в одиночестве в лесной чаще. Ей даже в голову это не пришло. А теперь его предложение висело в воздухе перед ней и ждало, что она протянет руку и примет его. и то, что уже стало простым, ясным и успело разбить ей сердце, вдруг снова оказалось запутанным и сложным. Но и окрашенным надеждой.
— Неужели вы думаете, — почти что выплюнула Катса, — что мне нужна стража, чтобы защитить их от монсийских воинов?
— Нет, — резко сказал Pop. — Я не сомневаюсь, что ты более чем в состоянии провезти королеву Монси, моего сына, остальных моих сыновей и сотню нандерских котят в придачу сквозь толпу вопящих мародеров, если понадобится, — он расправил плечи.
- Что, во имя Лионида, ты сотворил со своим лицом?
- Пустяки, дедушка. Просто подрался.
- Со стаей волков?
- С леди Катсой, - ответил По, кивая в сторону Катсы, которая стояла в ногах кровати. - Не бойся, дедушка. Просто дружеская потасовка.
- Дружеская потасовка, - фыркнул Тилифф. - Ты выглядишь хуже чем она, По.
По расхохотался. Он много смеялся, этот лионидский принц.
- Я наконец-то встретился с равным, дедушка.
- С более чем равным, - отозвался Тилифф.
Его глаза были прекрасны. Прекрасно было его лицо, плечи, ладони. Руки, лежащие на коленях, грудь, которая замерла, не поднимаясь и не опускаясь, - он смотрел на неё, не дыша. Друг. Как же она раньше не замечала? Почему раньше не видела? Она была слепа. И тогда глаза застлали слёзы, потому что она всего этого не хотела. Она не просила о том, чтобы в её жизни появился этот невероятно прекрасный человек, и в глазах его светилась надежда, которой она тоже не хотела.
— Чему ты улыбаешься? — спросила она уже в третий или четвертый раз. — Потолок что, собирается рухнуть мне на голову? У тебя такой вид, как будто сейчас случится что-то ужасно смешное.— Катса, ты единственный человек в мире, которому обвалившийся потолок кажется ужасно смешным.
-Осторожней с этой, с зелено-голубыми глазами, - шептали гостям. - Она убила своего кузена одним ударом. Только потому, что он сказал любезность о ее глазах.
Даже Ранда держался от нее подальше. Злая собака могла оказаться полезной королю, но он не хотел, чтобы она спала у него в ногах.
Многие люди с удовольствием ведут себя жестоко, если их власть это позволяет.
когда на людей нападают, им никогда не приходит в голову, что это может быть девушка
Едва ли человек должен благодарить за отсутствие боли. Радость достойна благодарности, а боль - ненависти. На ничто и отвечать нужно бы ничем, ничто не стоит благодарности.
Из ее глаз хлынули слезы - кажется, у нее совсем не выходит контролировать эту странную воду, мешающую смотреть.
- Это всего лишь вода, - раздраженно заметила она. - Скажи это утопающему, - парировал Гиддон.
- У тебя прекрасное настроение, - заметил Раффин. - У тебя голубые волосы, - огрызнулась Катса в ответ.
Когда ты - чудовище, тебя благодарят и превозносят, если ты поступаешь не как чудовище. Было бы куда приятней, если бы ей не воздавали почести за то, что она не творит зло.
- Я не буду надевать красное платье, - решительно сказала она.
- Оно цвета зари, - возразила Хильда.
- Оно цвета крови, - парировала Катса.
Вздохнув, Хильда унесла платье из ванной комнаты.
- Оно смотрелось бы потрясающе, миледи, - донеслось до Катсы, - с вашими-то глазами и темными локонами.
- Если за ужином мне вдруг захочется кого-то потрясти, - потянув за самый упорный колтун в волосах, сообщила Катса мыльным пузырям, - я просто ударю его кулаком в лицо.