Марина отправилась в Амстердам, чтобы отдохнуть в любимом городе, но внезапно оказалась похищена загадочным незнакомцем по имени Кай. Девушка готовилась к самому худшему, но не ожидала, что Кай заставит ее участвовать в странном творческом эксперименте, целью которого было поймать ее душу…
На что готов пойти Кай, чтобы воплотить свою безумную идею? И способна ли Марина выдержать испытание, которое навсегда ее изменит?
Дверей с надписью «Выход» вокруг миллион, но куда бы ты ни ушел, всюду будешь тащить себя.
Что-то подсказывало: если мы узнаем друг друга до конца, то будет очень больно. Потому что я буду знать, что потеряла.
— Ты — остывший кофе, вот ты кто.
Мы все бродим по жизни в странных клише и однажды сродняемся с ними.
Чужая жизнь в больших дозах - словно смертельная инъекция. Все ищут, в кого бы ее вколоть, но никто не хочет подставить свои вены.
Пугает, когда некоторые люди знают о тебе больше, чем ты сам. Тогда я в полной мере понимаю, что слова оставляют самые глубокие шрамы. Они превращаются в лезвие. Чем оно острее, тем неуловимее его прикосновение, и после кажется, что боль появилась раньше, чем тебя ранили.
Есть города, где себя теряешь, а есть и такие, в которых вдруг находишь.
Да, жизнь - странная штука.
Если я была идиоткой от бога, то он - архитектором от искусства.
Мне теперь интересны портреты. И благодаря тебе я понял, что вдохновляет лучше всего. Боль. Каждое произведение появляется с болью или из боли. Боль животворяща. Чужая же боль стоит того, чтобы запечатлеть ее в вечности.
Он не все сказал про одиночество. Его острее всего ощущаешь, когда возвращаешься к тому, что у тебя есть. И от этого пункта начинаешь вычитать пространство, имущество, пока не доходишь до самого себя и вычитать уже нечего.
Все твои звезды в агонии, Кай. Всех их роняешь ты сам.
Макс мнил себя чуть ли не Бегбедером и Буковски, а я должна была стать его кокаиновой принцессой. Вообще-то я была кем угодно, но не тем, что он из меня лепил. Вместо наркотиков я принимала таблетки от холецистита, но о таком не пишут.
Хотелось оттолкнуть его и сказать: «Прекрати. Я не хочу рассказывать». Но я всегда продолжала.
– А ты хотя бы раз спрашивала себя про то, что было со мной, после твоего ухода? – все так же полушепотом спросил Кай.
Я отстранилась, глядя на него с недоумением. Надо было признать этот вопрос я себе никогда не задавала.
– Я год провел в окружении твоих портретов. Это как жить с привидением. Я не знал, что мне делать с этим сокровищем. Это моя лучшая работа. Но то, как она мне далась… это было тоже не так легко. Здесь и часть моей души.
Кай сделан из плоти и крови, но его душа не из этого мира.
Фотография из орудия разрушения моей личности превратилась в восстанавливающую терапию, которая медленно, но верно задавала мне именно тот образ жизни, к которому я стремилась – без Кая.
– Все старое умерло, но новое почему-то не делает меня счастливее. Какой бы я ни была, Кай… Я не просила тебя об этом, понимаешь? Ты сделал это без моего разрешения.
– Но, если так рассуждать, то мы и о жизни не просим. Нас просто выбрасывает в этот мир с кучей крови, и мы орем в ужасе. Спрашивать разрешения – это просто ненужная формальность.
– Но ты ведь на самом деле не равнодушна. Ты просто научилась закапывать. Что бы ни причиняло тебе боль. Ты зарываешь это глубже. Потому что не знаешь, что с этим делать. Внутри тебя кладбище.
Фотограф по имени Кай Хогарт, аморальный одиночка, король Амстердама, гений, преступник, плохой шутник и архитектор человеческих душ. Вот я и забрала его. Вот он и стал моим.
- Меня никто никогда не унижал, - сказал он, и я не знала верить или нет. - Это я иногда унижал других. Как тебя. Или пару задир в подростковых драках. Но меня - никто.
- Ты врешь, - лишь пробормотала я.
- Нет. Я просто знаю кто я. Унизить можно того, кто себя не знает.
Все мы думаем, что однажды найдем кого-то особенного, кто поймет нас молча, и в него мы вольем все наши тайны, страхи и невысказанные слова. Но таких людей не бывает. А знаете почему? Потому что чужие жизни в больших дозах - это как смертельная инъекция. Все ищут в кого бы это все вколоть, но никто не хочет подставить свои вены.
Я глядела в его глаза и уже была почти на самом дне. В конце коридора... Там сидел мальчик Кай, сложивший из льдинок больше, чем слово «душа». Он выложил целый портрет Снежной Королевы. Мне осталось только подойти к нему, но я не решалась.
Странный, увлеченный Кай, складывающий из льдинок слово «Душа». Найти бы тебе Герду, которая всыпет тебе палок за твои безумные идеи. Но Герды не было. Зато имелась я.
Родители постарались дать мне все, чего у них не было: много красивых вещей, свободу и дорогую школу. В некотором роде они - большие оригиналы. Их наплевательство настолько искреннее, что походит на безграничное доверие. Поэтому я бреду, куда глаза глядят. С короной на башке и в полном одиночестве.