Суровая зима.
Мир съеживается, все оголяется, то, что было ранее невидимым, становится видимым. То, что скрывалось, вспыхивает огнем.
Али Смит воссоздает стремительно меняющийся мир, где корни бытия: смех, любовь, искусство — не всегда открыты нашему глазу. В эпоху постправды не только про-шлое, но и будущее кажутся не тем, чем есть.
Зима — это сезон, который учит нас выживанию.
Твоя тетка и моя сестра, Артур, - безнадежный мифотворец.
- Снег, - сказал он, - я собираюсь написать о снег. Когда он в следующий раз выпадет. Снег не защищен авторским правом. Думаю, мне ничего не угрожает.
Красота — вот подлинный способ изменить мир к лучшему. Сделать мир лучше. Во всей нашей жизни должно быть гораздо больше красоты. В прекрасном — правда, в правде — красота. Липовой красоты не существует. Потому-то красота так сильна. Именно красота умиротворяет.
In one of the papers recently she’d seen a picture of what looked like a wall of people standing in front of the wall on which the Mona Lisa hangs in the Louvre. She’d seen, herself, the actual Mona Lisa, but back before she’d had Arthur, which made it three decades ago, and it’d been hard enough even then to see anything of it because of the quite large mob of people standing in front of it taking its photo. It had also been remarkably small, the masterpiece, a lot smaller than she’d expected such a famous masterpiece to be. Maybe the crowd in front of it had made it seem smaller to the eye.But the difference was that the people standing in front of it now were no longer even bothering to turn towards it. They mostly had their backs to it because they were taking pictures of themselves with it; these days that old painting was smiling in its superior way at people’s backs, people with their phones held up above their heads in the air. The people looked like they were saluting. But saluting what?
The space in front of a painting where people stand and don’t look at it?
Themselves?
Военные и полиция вскоре обнаружат, что можно предпринять не так уж много действий, чтобы остановить акцию протеста, которую проводит горстка поющих женщин, и не вскрыть при этом позорность и принципиальную бесчеловечность собственных действий.
Вот что такое зима. Упражнение для запоминания того, как успокоиться, а потом снова мягко вернуться к жизни. Упражнение в приспособлении к любому замёрзшему или расплавленному состоянию, в которое она тебя приводит.
... Когда я думаю о нём или о слове «отец», у меня в голове как будто вырезанное пустое место. Мне это даже нравится. Я могу заполнить его, как захочу. А могу оставить пустым…
Боже правый. Какой отстой - жить в эпоху, когда даже твоим снам приходится быть более постпостмодернистски- осознанными, чем ты сам.
Нельзя рассчитывать на то, что мир приспособится к тебе на твоих же собственных условиях. Нельзя жить в мире так, как будто мир — твой личный миф.
Да и как утрата самого себя в таком объеме могла не причинять боль?
Нельзя жить в мире так, как будто мир - твой личный миф.
Все мы минируем, подкапываем и взрываем самих себя по-своему и каждый в свое время.
Это доказывало, что всякий символизм можно уличить во лжи, что все, перед чем мы преклоняемся, окажется всего-навсего сожженным мемориалом, разбитым камнем, как только столкнется с одной из форм дубины.