Третий роман Джона Вердона об отставном детективе Дэйве Гурни. Дочь его старой знакомой, юная Ким Коразон записывает интервью с родственниками жертв серийного убийцы, известного как Добрый Пастырь. Десять лет назад он убивал владельцев дорогих черных “мерседесов” и называл это карой за алчность. Телепроект “будит дьявола”, полиция и ФБР идут по ложному следу, а Дэйву Гурни предстоит в одиночку искать и ловить хитроумного преступника, сомневаясь в себе и рискуя всем, что ему дорого.
Не убитому ведь просыпаться в опустевшей постели и в опустевшем доме. Это не ему снится, будто он жив, и не он утром с болью поймет, что это лишь сон. Это не он задыхается от ярости, не его сердце разрывается. Не он смотрит на пустой стул за столом, не ему мерещится знакомый голос. Не он видит полный шкаф своих вещей. – В голосе появилась хрипотца, и Ким снова откашлялась. – Он не знает этой агонии, когда из жизни вырвали самую ее суть.
Мадлен устроилась на своей стороне кровати с “Войной и миром”, убаюкивающим шедевром, который она твердо вознамерилась догрызть по частям.
Когда-то один мудрый человек ему сказал: "Злость-это как буй на поверхности воды. Когда ты злишься, это лишь верхушка проблемы. Нужно спуститься по цепи до дна и выяснить, с чем связана твоя злость, к чему она крепится".
Он завидовал мощной интуиции Мадлен. Эта интуиция в мгновение ока переносила её через бездны неизвестности, перед которыми сам Гурни застывал столбом.
Беспрерывное сознание может разорвать человека на куски. Ничего удивительного, что в ЦРУ пытали лишением сна. Всего лишь 96 часов беспрерывной жизни - видеть, слышать, чувствовать, думать - могут заставить человека возжелать смерти.
Всё это было похоже на конец фильма. Фильма о человеке, получившим великий дар, получившем в спутники ангела, который мог бы озарить его путь любовью, показать ему всё на свете, отвести его куда угодно, если бы он только захотел посмотреть, послушать, откликнуться. Но этот человек был слишком занят, слишком озабочен другими вещами, слишком погружен в темноту, завораживающую его и бросающую ему вызов, слишком поглощён самим собой. И ангелу велено было отлететь, потому что она сделала для человека всё, что могла, всё, что он позволил. Она любили его, знала его досконально, принимала его таким, каков он есть, желала ему любви, света и счастья, сколько он мог принять, желала всего самого лучшего, что может быть на свете. Но пришла пора прощаться. В конце фильма ангел улыбался - его улыбка вмещала всю любовь Вселенной - и исчезал в солнечных лучах.
Он осторожно ее взял, надеясь, что выглядит достаточно признательным. Беда была в том, что он не любил подарки, особенно дорогие. А еще он не любил быть в центре внимания, неоднозначно относился к похвалам и был чужд всякой ностальгии.
Спрашивать, о чем она думает, было так же бессмысленно, как просить ее дать определение их отношениям. Тому, что делает отношения драгоценными, никогда нельзя дать определения.
... - Дело в том, – сказала Баллард, – что во мне есть эта склочная жилка. Не люблю проходить мимо, когда можно подраться. И еще больше не люблю, когда меня недооценивают… как вы сказали? “Высокомерные, властолюбивые мудаки”? Сама не знаю, почему я вам это говорю. Я вас толком не знаю и не знаю, на чьей вы стороне. Я, наверно, помешалась.Гурни заключил: она знает, что делает. ...
Когда шум уляжется, то, может, и Гурни получит какое-то признание. Но признание – палка о двух концах. За него частенько приходится дорого платить.
The parent who hits a child to teach him not to hit is, in fact, teaching him to hit.
Когда думаешь о собственной догадке, объективностью даже не пахнет. Каждый человек верит, что мыслит непредвзято, и каждый жестоко ошибается. Всегда нужно звать на помощь адвоката дьявола.
Гурни подумал – наверно, в сотый раз в жизни, – насколько эмоции влияют на мышление. Поистине злость – мать убежденности. Есть величайшая ирония в том, что, когда чувства дурачат нас сильней всего, мы более всего уверены в своей оценке происходящего.
Повисло многозначительное молчание, и в этом молчании зрели возможности. Наконец Хардвик заговорил:
- Ну, Дэйви, малыш, могу ли я чем-то тебе помочь?
- Разумеется, Джек. Засунь этого "малыша" себе в жопу.
Хардвик зашелся долгим, хриплым смехом. Как тигр с бронхитом.
Он был осенен особой благодатью: любил оскорбления не меньше, чем оскорблять сам.
Когда он срывал таблички, он наверняка оставил следы, может, даже отпечатки пальцев на заборе. А может, что-то обронил. Об этом нужно сказать специалисту по поджогам?Гурни улыбнулся.– Если он знает свое дело, говорить не понадобится. А если не знает – не поможет.
Или это старая коповская привычка: контролируешь информацию – контролируешь ситуацию?