Рецензии на книгу «Мертвый отец» Дональд Бартельми

Книга из тех, что не для понимания, а для трепета. Про неё можно долго и интересно рассуждать и раздумывать, но только при условии, что ей наслаждаешься, а я не знаю, какими словами рассказать именно о наслаждении. Так или иначе, это очень круто.
Бартелми как-то удивительно размашисто и точно работает и с языком, и с предшествующими литературами, и с разными мифологиями, и, среди прочего, с бытованием мифа в современном ему общественном сознании (для нас, живущих попозже, это всё тоже актуально; разглядел я это только сейчас, но в "Короле" этого бытия мифа в современном сознании больше, - в "Мертвом отце" пространства вполне мифологические).
Сам Мертвый Отец - фигура не то что мифическая, а будто целиком миф. Он может иметь какие-то черты сходства и с вашим реальным отцом (с моим вот имеет, но не будем вдаваться, - вряд ли Бартелми что-то такое имел в виду), и с Ураном, возвращавшим детей в недра земли из-за страха перед ними, и с оскопившим Урана Кроносом (Хроносом / Временем), который своих детей пожирал.
Но также - Мертвый Отец может быть аллегорией линейного времени, тянущегося из прошлого в будущее через настоящее (буквально: его тянут). При этом периодически ему надоедает быть тягаемым горизонтально, он встает и убегает бесчинствовать - это обычно какая-нибудь страшная резня, которую тоже можно при желании представить аллегорий каких-то катаклизмов, которых у времени в запасе бывает много (ледниковые периоды и прочая погода, приводящая к вымиранию целых видов и экосистем, например). Сильно не факт, что Бартелми имел в виду именно это.
Это только один из возможных фокусов чтения книжки, и вот так я её прочитал сейчас.
А диалоги Джули и Эммы при том напомнили разнообразные практики дадаистов и сюрреалистов, и с этой стороны в книге тоже можно много чего раскопать.
Но главное - это просто очень хорошая книжка, и смешная, и очень трагическая (тут тоже многое зависит от фокуса и от отношения, которое сформируется к М. О. - мне вот его было очень жалко; да, он неприятный и мудаковатый зануда, но он "наш" зануда и вот-вот он закончится). И "понимать" её можно очень по-разному, и, скорее всего, любое понимание при должной любви к этому тексту будет правильным и интересным, а какого-то единственно верного Бартелми не подразумевал. Все мы в курсе, что бывает, когда какое-то понимание мифа пытаются выдать за единственное, абсолютное и окончательное. Ну нафиг.

Закон, власть и наставление сыновьям от Дональда Бартелми

Будь я Томасом Пинчоном, то ограничился бы теми же словами, которые составляли подавляющую часть его дружеского отклика на роман Ричарда Фариньи.
"Это ох...ительно".
Но я, к сожалению для себя, не Пинчон, потому мое "ох...ительно" довольно скудное на оттенки и смыслы.

Ведь зачем пишутся отзывы/рецензии/очерки о книгах? Чтобы структурировать свой опыт и/или подменить этим текстом опыт чтения и перечитывания книги. А Бартелми, ровно так же как Пинчон, Делилло или Берроуз - писатели, опыт чтения которых никогда на сравнится с опытом писания о них. Ведь каждый из них в той или иной мере не заточен под воспроизведение в виде хлесткого афоризма или строгого морального утверждения, которые обычно выдаются на вопрос "В чем смысл книги?". И если писать рецензию на Бартелми как надо, то получится унылый тухляк.

Каждый текст Бартелми (ну ладно, те что я читал) специально сделан и собран так, чтобы его чтение было подлинным приключением: языковым, смысловым, философским и культурным. Каждая попытка выстроить их смысл в виде трехактовой трагедии, где в конце под аплодисменты публики появляется Мораль, Смысл и Тема (всадники армагеддона из школьной программы по литературе) обречена на неудачу. И это не потому что "каждый увидит в романе что-то своё", х...й там плавал.

Бартелми вполне комфортно чувствует себя в штанах Джойса и рубашке Беккета. От первого у него эпифания как цель, где встречаются намеки автора и восприятие читателя, а из них рождается смысл. От Беккета письмо, в котором каждая ситуация дана как есть. Если у позднего Беккета то знаменитое fail означает сразу все возможные дефиниции из словаря, то у Бартелми каждый анекдот и каламбур означает сами отношения, что в них выстраиваются. Отдельные слова здесь не важны, важно то, какие связи они создают.

Поэтому писатели подобные Бартелми - это подлинные представители литературы и того чуда, которое она приносит. Намерение "Мертвого отца" достаточно понятное и прозрачное, просто попытка выразить его иначе чем это сделал Бартелми обречена на неудачу. Для этого автор такого конспекта должен быть умнее чем сам писатель, либо какая-то часть намерений будет отсечена, а это преступление против литературы и мира вообще. С легкостью можно придумать сотню-другую интерпретаций фигуры Мертвого Отца, задействовав весь арсенал культурной мысли, но только той невероятной элегантности, что есть в этом простом образе, никакой расшифровке не достичь.

Можно сказать, что эта книга о Законе. Представим себе двух странников у Врат Закона - один терпеливо ждет у входа и медитирует, а второй рыскает по округе, записывает разговорчики двух мужиков с алебардами, которые стоят у этих Врат, слышит как выносят пьяное начальство и травят анекдоты за стенами. Первый - Кафка, второй - Бартелми.

Вот кто назначил Мертвого Отца именно Мертвым и именно Отцом? Он сам? Его странная свита, которая тащит эту сущность? Ответ не важен. Как и в "Короле", где Артур прямо указывал на сущность власти - удержать внутреннее внутри, "Мертвый отец" упрямо держит свою сущность внутри себя и не дает никаких возможностей понять её, кроме как в процессе чтения.

Это абсурд! Предупреждаю сразу, потому что до сих пор не могу понять, как относиться к книге. С одной стороны, часть страниц прошла абсолютно мимо меня. С другой, давно так не смеялась, как над некоторыми отрывками. Может, мне не хватило эрудиции. Или внимательности. Или терпения. Всё ещё не осознала смысла в "Наставлении сыновьям". Иногда ужасно краснела от порнографичности момента. Но какими красками наполнялся текст ближе к вечеру или к 50 подряд странице! Словно уставший мозг сдавался и позволял просто насладиться речью (но тут от случая к случаю), многозначностью высказываний, иронией автора. Так и не в силах определиться, что это было. Но свою долю удовольствия от путешествия с мертвым отцом в светлое будущее непонятные дали за смутной идеей я получила.

Не в этом дело, сказала Эмма. Затем передумала.
А в этом, сказала она.

Какой у тебя тотем?
Кредитка.

После более чем удачного старта с Бротиганом, продолжение "золота" и знакомство с Бартелми прошло плохо.

В первую очередь у меня претензии к форме, если можно так сказать. Слишком постмодернистски для меня. Все эти диалоги, где надо пристально следить, кто говорит. Ну или может быть и не надо, не задумано так, но я от потери всех этих нитей не получаю удовольствия.

За формой сложнее найти сюжет, и хотя номинально он тут есть и даже несёт в себе смысл и "важность", мне показалось, что он куда менее важен отдельных эпизодов. Это меня тоже не устроило, мне, по крайней мере пока, больше нравится более классическое построение текста.

В общем, мне Бартелми не понравился, а я оказалась для него недостаточно подготовленным читателем, видимо.

Немёртвые системы.

Очень удобно разбирать на составные части книгу, которая тебе не понравилась. Копание в гайках и болтах текста сродни интеллектуальной мастурбации, когда симулякром оргазма выступает любая подмеченная мелочь, что не пришлась тебе по вкусу, особенно если она как-то соприкасается или связана с другими не понравившимися тебе мелочами.

Как всё это относится к "Мёртвому отцу" Бартелми и поставленной пятёрке? А вот как: как бы я ни старался, я так и не могу объяснить, за что мне понравилась эта книга. Понравилась, и всё. Чувство юмора у автора специфическое, но над какими-то моментами я хохотал, а где-то перечитывал по второму, а то и по третьему разу с каменной физиономией. Словесные и не только игры на высшем уровне, но, с одной стороны, наибольшую силу они набирают в предпоследней главе, а с другой эта же глава потребовала, например, проговаривания текста про себя - сами представьте себе драматический баритон в роли ребёнка. Дальше, чем постмодерн.

И вообще, Мёртвый Отец, которого куда-то и зачем-то, не всегда осознанно, тащат, у каждого из нас свой. Мёртвый Отец, как мне кажется, не только парафраз реплики «Ошибкой было бы считать литературу кладбищем мертвых систем», но и совокупность мыслей, воспоминаний и действий, которую мы тащим по жизни. В этом аспекте особенно иронично смотрится глава "Клыкастый и проч." из вставной новеллы "Наставление сыновьям", где не без издевки описываются тщетные попытки избежать отца-отцов-всеОтца. Проще говоря, от себя до конца никогда убежать не получится.

И напоследок: спасибо Бартелми, что вытащил меня, как (это непроизвольно получается) отец, из болота амбулаторного приёма, когда вечерами было интереснее узнать, что дальше, чем разлагаться от усталости.

На сотой странице «Мёртвого отца» моя идея запойно прочитать все купленные книги «Додо Пресс» и сделать о них отдельный тематический выпуск растворилась в вечерней дымке. Оказалось, что моей любви к Ионеско и симпатии к Беккету недостаточно для того, чтобы принять ещё и Бартелми, что уж говорить об оставшихся Макгуэйне и Хобане, книги которых я теперь и открывать-то боюсь, не что читать. В общем, одно дело читать абсурдистскую пьесу, и совсем другое – роман.
⠀
Из «Мёртвого отца» можно узнать о двадцати двух разновидностях отцов, из коих важны только девятнадцать. Почерпнуть информацию о том, как часто встречается прыгучий отец и что делать, дабы превратить его прыжки в маленькие жалкие подскоки. Что лучший способ подойти к отцу – сзади (тогда если отец захочет метнуть в вас дротик – промахнётся) или что гнедому отцу можно доверять, а ярко-рыжих отцов зовут Джонами. Но, конечно, самая важная информация заключается в том, что «истинная твоя задача как сына есть воспроизведение всех до единой гнусностей, коих касается сие наставление, но в истощённой форме. Ты должен стать своим отцом, однако вариантом его, что бледней, вялей».
⠀
Толковать Бартелми – дело непростое, возможно, этому стоит учиться в специальных заведениях и заниматься всю жизнь, превратив сие в своего рода религию. Но прицепленный на трос мёртвый отец, которого мили и мили волочат за собой герои – образ не такой уж и загадочный, в конце концов, все мы, так или иначе, всю жизнь тащим за собой образы своих родителей, то воскрешая, то убивая их. Мы одновременно хотим и не хотим быть ими, испытываем к ним то жалость, то любовь, то ненависть, видим в них демиургов и обычных людей со своими слабостями и недостатками. И образ отца-прородителя – это одновременно нечто и мифологическое, и религиозное, и культурно-ценностное, то из чего мы вышли, и то, что довлеет над нами всю нашу жизнь, хотим мы того или нет. Стоит ли от этого избавляться? Бартелми считает, что определённо да, но у читателя может быть свой ответ…