Рецензии на книгу «Ослепление» Элиас Канетти
Редкий случай: книга хорошая и интересная, но читать её невыносимо трудно, каждая страница даётся с боем, и только желание узнать, чем же закончится этот безумный театр абсурда, даёт силы двигаться вперёд.
В книге всего несколько персонажей, и все они — кроме одного, который появляется для контраста в конце — ненастоящие. Уродливые души — как раньше специально для цирка уродцев растили в вазах младенцев, которые потом ходили с кривыми искалеченными телами, так и у всех этих гротескных фигур всё не в порядке внутри.
Главный герой — учёный-синолог. Кажется, серьёзно страдает синдромом Аспергера, а может и лёгкой формой аутизма, хотя у всех персонажей в книге с общением не лады. Он маниакально предаётся смертному греху — похоти, но не в сексуальном смысле, а в более общем. Он алчно жаждет знаний, трепетно суетится вокруг своей библиотеки и наполняет жизнь полубессмысленными ритуалами. Впрочем, в научном плане он гениален, чем не стереотип учёного не от мира сего? Однако его сложные отношения с социумом вообще и с его представителями в частности загоняют его в тупик.
Тереза — самая гротескная, на мой взгляд. Да, Кин может разговаривать с древними китайцами у себя в голове и «носить в голове библиотеку» в буквальном смысле, представляя её в виде книг, которые на ночь надо из головы выгружать — но Тереза кладёт его на обе лопатки абсурдностью своих речей, а говорит она много. Всё, что она говорит — потрясающая бессмыслица. По отдельности все слова понятны, предложение тоже вроде складывается... Но вся речь — безудержный и чудовищный словесный понос, приправленный вздорным характером и, что уж таить, не менее страшным грехом — алчностью. При этом она глупа, как инфузория-туфелька, падка на лесть, покорна приказам... В общем, гротескный собирательный образ толпы, толпы «из баб», а интеллект толпы, как известно, равняется интеллекту самого тупого её представителя. Вот он, этот представитель во плоти.
Привратник. При взгляде на него Кин всегда представляет себе гигантские кулаки — и больше ничего. Немного другое звено в цепи «Масса — власть» нежели Тереза, но стоящее на одном с ней уровне. Готов грызть каждого, кто ниже его или равняется ему, но покорно подставляет пузико каждому, кто кажется хоть чуточку выше в сложной иерархии общества.
Брат Георг — единственное вменяемое существо во всей книге, не даёт превратиться ей в набор картинок из серии «Кунсткамера» или комиксы. Он умный. Он разумный. Он адекватный. Он личность, которая не просто существует в своём внесоциальном вакууме, как его брат, но успешно с ним взаимодействует. Очень показательна его работа: Георг работает с сумасшедшими, но чётко отличает их от всех этих сбрендивших безумцев, которые терроризируют братика.
Ослепление... Это не единственное название книги, которое существует. Некоторые страны переводят его как «Аутодафе», немного спойлеря. Некоторые как «Вавилонская башня», намекая на чудовищное смешение языков персонажей, которые просто не понимают друг друга. Но они не только не понимают, они не видят друг друга, они слепы и могут смотреть только на самих себя. Первоначально кажется, что «Ослепление» подразумевает под собой физическую слепоту, потому что именно её так боится главный герой, но потом становится ясно, что всё гораздо глубже и страшнее.
Если бы мне пришлось оценивать книгу по её силе и качеству, то это были бы твёрдые четыре звёздочки из пяти. Однако я всё же указываю личное отношение: и это нейтральность. Очень сложно читать, хотя и язык, и сюжет не так уж и сложны.
Флэшмоб 2011, за совет благодарность Landnamabok .
Уродству бой!
Этот подробный анализ всего, что может прийти в голову умным и не умным людям, пугает. Я не знаю как автору удалось сделать эту трепанацию черепов и фиксацию всех мыслительных процессов, не влияя на них. Я не знаю как он не задохнулся, как у него хватило сил. Могу предположить, что записывая это, он избавлялся от тягостного уродства, почему-то находящегося на его территории, или содержащегося в нем самом, иначе я не могу объяснить тот азарт, щедрость языка на изображение этого уродства. Где-то он хватанул этой заразы и приложил нечеловеческие усилия из себя ее исторгнуть. На нас. На читателя. На меня. Может и на вас, если пожелаете и найдете в себе силы.
Уроды тут все. Они разные. Есть уроды с идеей или привычкой жертвенности, но больше уродов с идеей превосходства собственных потребностей - уродств. Из потребностей-уродств вытекают действия-уродства.
Один урод щелкает узко-специальными знаниями, как орешками, ради самих знаний, науки, поиска смыслов, вроде бы потребность эта не уродлива, но уродлив процесс.
Второй урод алчен, примитивен, похотлив.
Третий урод алчен, примитивен, агрессивен.
Четвертый урод алчен, изворотливо хитер и даже умен, предприимчив и раним при этом. Этому четвертому можно все простить, в его уродстве нашелся атом от желания спасти ближнего.
Остальные уроды третьего плана алчны, примитивны, глупы. Неужели это статистический срез общества? За что с нами автор так? Зачем он ограничил свою человеческую вселенную двумя учеными и представителями дна человеческого? Неужто правда все так с нами плохо?
На середине романа я начала задыхаться, появился стук в висках. Уродства так много, будто Тебя убеждают, что уродство это нормально, ты уже начинаешь верить этому, потому что и в себе начинаешь подмечать нечто похожее, если это нечто развить, налить ему чаю, то абсолютно каждый из нас может стать экспонатом этой кунскамеры. Если не в силу совершаемых нами подлостей, но хотя бы за мыслительный процесс, эти подлости допускающий. Или за то, что вместо мыслей проносится в нашем сознании - догадки, выводы, позывы к действию. Мы ведь не фиалками думаем, мы думаем плохо, очень плохо. Назовем это не мыслями, мысли -это сильно сказано, назовем это мотивами. Мы считаем себя венцами творения, а остальных - второстепенными. Это рождает уродливые схемы желаемых взаимодействий. И даже если мы не считаем себя венцами творения, а остальных второстепенными, то все равно - это рождает уродливые схемы... потому что на не уродливые человек не способен.
Нет, тут не только ужасающие своей точностью хронометражи мотивов. Диалоги! Какое кружево мысли, какой диапозон понимания и непонимания беседующих! Какие речи! Какие построения аргументаций! А ведь мы знаем и их "подводную" часть, нам дано знать мотивы всех произносящих речи, в отличии от собеседников.
Есть один шанс спасению, зацепка, гипотеза — безумие. Обезумевшие способны играть по-другому, придумывать иные правила игры, и быть не уродами или уродами других, неизученных измерений, что не так уродливо по стандартам наших уродств. Автор что-то знает, возможно, узнаем и мы.
Мне кажется, дочитавшему до конца роман, безумие покажется избавлением.
Книга жгла мне пальцы, саднила глаза, рвала мозг. В середине мне хотелось про нее забыть. Чтение расстянулось на дни. Уродство растянулось на дни... Могла осилить не более 20 страниц за подход. Но от уродства надо было избавляться. Я им заразилась, его надо было исторгнуть. По отзывам я была предупреждена, что на чтение потребуются силы. Я подсобралась. Вначале было любопытно, потом было жалко, потому что "я не люблю когда невинных бьют", силы начали уходить, потом надо было изучить подробности, сил не прибавилось, потому что при разборе невинных там не оказалось, но и когда просто бьют, хоть виновных, хоть не виноватых — я тоже не люблю. "Не люблю" это тоже отнимает силы, доложу я вам. Если бы этот, полный тихого ужаса и страха, роман написал Кафка, он бы уже закончил на этом, оставив меня обессиленной, все равно что избитой. Я знаю по его романам, каково это. Он всегда так делает, потом себя не соберешь. Токсичный автор, токсичное чтение. Но тут, о, счастье!, третья часть романа, — автор не позволил себя сломить описанным и констатированным им самим уродством. Он видимо тоже поднабрался сил, что бы дать уродству бой. Я знаю за что Нобелевская премия! Уродства в нашей жизни много, а отпора ему, боя против него совсем мало, почти нет. Итак, это была награда, за стоическое перенесение побоев, дающая прилив сил. Что я узнала! Уродством можно управлять! Сколько книг я прочла, сколько учебных курсов отпытала, сколько экспериментов... никто так четко не схватился прихваткой за рукоятку этой раскаленной до красна и дымящей сковороды! Один роман, описывающий неприглядную рутину выживания и одержимости, безнаказанности насилия и мошенничества, заставляющий поверить в безысходность, описывает и антидот к этому! Можно говорить о хэппиэнде, что разрывает шаблон. Абсудизм и хэппиэнд — как можно? Можно. Уплачено побоями. Какое чувство глубокого, всеохватывающего удовлетворения я испытала, словами не передать!
Но это только один уровень повествования. Есть и другие. Автор поднимает важные темы, приводит аргументацию, основанную на житейском приземленном опыте испытуемых уродов и на научных источниках. В каждом по вопросу и как мне кажется, по ответу. Эмоции или логика? Что наполнит жизнь смыслом, что спасает нас от мира и от самих себя?
Потакание собственным страстям, склонностям — это эгоизм? Или служение таланту?
Женщина это исчадие ада?
Братья и сестры всегда соперники?
Образованность лишает ума и жизнеспособности?
Читать вредно?
Если мы отстраняемся от того, что не хотим видеть, от того что нам омерзительно, мы слепнем? Мы становимся неполноценными? С ограниченными возможностями? Как любят говорить в человеческом обществе — уродами? То есть, если применить принцип логики: мы отстранились =мы уроды?
Напоследок, у меня самый главный вопрос. Почему этот роман не издают? При том, что многие идеи из него заимствованы или продолжили развитие в романах других авторов? Почему нас отстранили от созерцания уродов, от неизбежного осознания сходства с ними? Почему нам не дали возможность увидеть, как с уродами можно управляться, как обезвредить их? Почему нас ослепили?
И ответить-то некому за это. Не только ослепли, но и онемели.
Одна из самых необычных книг в моём флэшмобе-2011. Поэтому так трудно оказалось поставить ей оценку. Роман оставляет ощутимо неприятный осадок, и в нём действительно нет почти ничего человеческого – и сюжет, и ситуации, и герои нарочито условны и схематичны, чувства заменены маниакальными страстями, язык так же нарочито сух и безэмоционален. А самое главное – создалось стойкое впечатление, что автор не то чтобы безумен, а скорее пребывает в состоянии безумного страха перед женским полом и всем, что с ним связано. Уж не знаю, кто его так напугал, из его биографии этого не понять, а жаль – интересно.
Женщины — это беда, это вериги духа человеческого. Кто относится к своему долгу серьезно, тот должен сбросить их, иначе он пропадет.
Эта мысль в разных вариантах постоянно муссируется и звучит из уст не кого-то одного, а как общий знаменатель текста. Главный женский персонаж, экономка Тереза, выглядит и ведёт себя как настоящий монстр. Да и все остальные женщины изображены далеко не с приязнью, даже те, что выведены как жертвы (жена и дочь привратника), самое большее – с презрительной жалостью. Несчастный Канетти, вместе со своими героями, мечтает отменить всё, связанное с полом:
Преодолеем ли мы когда-нибудь пол, подобно термитам?
…Любовь — это проказа, болезнь, унаследованная от одноклеточных,..
Почему нет ада? Надо устроить его. Для баб и бабников вроде тебя.
И всё-таки, если бы я поставила книге оценку «не понравилась» - это было бы неправдой. Потому что автор, несмотря на всю свою паранойю, безусловно близок к гениальности. Создать столь законченный шедевр, проникнутый и продиктованный собственным безумием, так логично выстроенный и полный (если не брать во внимание его фобии) умных, тонких, хотя и едких, наблюдений – это что-то! Стиль и язык романа безупречны в своей органичности, так же как и герои – одержимость каждого из них собственной безумной страстью выглядит всего лишь гротеском, квинтэссенцией, но никак не надуманностью. Абсолютно всё – как в жизни, только в несколько раз преувеличено.
За рекомендацию – спасибо smereka , роман без сомнения заслуживает прочтения.
Что роман об алчности, можно прочесть в любом анонсе книги.
Но то, о чём это произведение, - совершенно теряется в его рисунке, психологии и поведении героев, а главное - в нависающем мрачной тенью авторском присутствии.
От чувства омерзения я не могла избавиться с того момента, как поняла, что это не ирония Гоголя и не сарказм Салтыкова-Щедрина (с которыми мне привиделась схожесть вначале). Автор безжалостно жесток к образам всех своих героев, и только единственный персонаж выведен в конце книги не гротескным уродом, а просто сторонним: чтобы ещё раз подтвердить свежим и независимым взглядом то, от чего читатель уже давно находится в состоянии перманентного ужаса.
Все персонажи отвратительно уродливы физически и духовно. Их портреты словно списаны с полотен Босха, а духовный и эмоциональный мир - с гравюр Дюрера. Все герои беспредельно глупы, нелепы, подлы, одержимы и ослеплены каждый своей идеей и целью. Графичность, схематичность, ирреалистичность, доходящая до сюрреализма, свойственна и всему повествованию. Здесь образы всех героев придуманы и доведены до абсурда. Каждый существует в собственном замкнутом пространстве, не видя, не слыша и не воспринимая других. Всем им снятся фантастические и сюрреалистические сны, перетекающие в не менее фантастическую действительность, что зачастую ни герою, ни читателю уж и не понять, где явь, а где видения.
Отдельно хочется отметить отношение автора к женщине. Не к отдельным персонажам, которые написаны с предельно злой иронией, а к женщине, как части человечества.
Книга пестрит извергающимися из уст героев-мужчин декларациями неприятия женщин, которые чаще всего называются "бабами", :
"я докажу тебе, что ненависти заслуживают все женщины";
"Ты относишься к ним слишком серьезно, ты считаешь их такими же людьми, как мы."
"Женщины это беда, это вериги духа человеческого."
"Кто относится к своему долгу серьезно, тот должен сбросить их, иначе он пропадет."
И далее за этими никем не оппонированными репликами - призывы бить, пренебрегать,..
Не было, наверное, такого злодеяния женщины, засвидетельствованного историей или легендарного, которое осталось бы неупомянутым автором: Елена, Клеопатра, Пенелопа, Евдоксия, Гонория, Мессалина, Кримхильда, ..., богини Гера...
Материал был больше, чем его ненависть.
С жаром защищает герой право мужчины на "устранение" своей жены, призывая на помощь веcь свой бесплотный интеллект: восемь строгих «правил», которые Будда установил для монахинь, напоминая читателю, что Конфуций
"обходит их молчанием,траур по поводу их смерти кажется ему,.. ненужным и неуместным"
Произведение затянуто кафкианским бегом по ситуационно-психологческому кругу. Произведение очень злое, мрачное и неприятное. И это не тот случай, когда "автор силой таланта сумел показать потаённые, сокровенные уголки человеческих душ и заставил содрогнуться". Здесь автор искусственно создал нереальных героев, здесь я ощущала автора и его личную позицию в отношении каждого персонажа. И рассталась с книгой я с личной несимпатией к Элиасу Канетти.
Какая это необычная книга. Написана она в духе абсурда, но очень увлекательно. Начало нам предугадывает книгу-зануду, но чем дальше читаешь, тем хочется дочитать до конца и узнать чем закончится история. В романе нам повествуют об одном чудаке, для него существуют только книги, он живет только ими. К жизни он совсем не приспособен. А ведь это почти так со всеми одаренными людьми, для них только существует их дело. Есть еще люди, которые наслаждаются своим одиночеством , закрываются и ведут уединенный образ жизни. Мне очень жалко таких людей, краешком сердца, они все же хотят быть ближе к людям. Вот и наш герой решил открыть свою частичку души другому, он думал , что нашел такого человека, с кем он проживет всю свою жизнь. Он делает предложение своей экономке, но что происходит? А происходят совершенно абсурдные вещи, которые заставляют нас сопереживать нашему герою от души. Вся ситуация приводит к полному разладу между супругами, они перестают друг друга понимать и не хотят понять. Может все это и произошло из-за того , что их соединие было не по любви, а каждый преследовал свои цели. Далее следуют приключения героя. Кажется, что такого тупика нет выхода, но избавление приходит. Книга очень атмосферная, ощущаешь себя в книгохранилище ночью и ничего вокруг не замечаешь, только книга и Вы, но стиль автора оценит не каждый, но и многим придется по душе.
Я в сумасшедшем доме!
Книга, в которой ее герои, их поступки как нельзя лучше подходят под определение «театр абсурда». По версии, предложенной автором, на свете просто нет нормальных людей.
Однако, одни действительно больны физически, другие – только нравственно. Вторые – это больше гротескные, собирательные образы.
Диалоги впечатляют. Каждый разговаривает, не обращая внимания на собеседника. Каждый слышит только то, что хочет слышать, ошибочно или, так как ему удобнее, истолковав слова собеседника.
Ослепление выражено в непонимании, в нежелании понять другого. Ослепление собственными проблемами, желаниями, чаяниями. Потому и другое название этой книги – «Вавилонская башня» прекрасно отражает суть произведения. Проблемы современного социума, когда каждый, находясь среди людей и вроде бы общаясь, тем не менее, одинок, и нередко одинок, в силу личных препятствий, собственных воздвигнутых стен.
Книга-фантасмагория, которая вначале кажется забавной и ироничной, а в конечном итоге перерастает в трагедию, временами тягостно жуткую. Сжиться с безумными людьми и целиком раствориться в их химерах – не каждому дано. Общение с такими пациентами, от которых не знаешь что ожидать, что еще может предложить их нездоровый мозг – мучительно. Несмотря на то, что общение это было опосредованным.
Книга мощная и специфичная, моментами читающаяся взахлеб, моментами вызывающая желание бросить, сокрушительно воздействующая на мозг.
Книга, автор которой заслуженно получил Нобелевскую премию.
Прочесть "Ослепление" от корки до корки - все равно что преодолеть в себе какую-то слабость. Так же невыносимо тяжело, как и невыносимо необходимо.
У меня на это ушло 11 лет.
Книга попала ко мне в руки, когда я была еще школьницей. Прочитав первую из трех частей, я опустила руки. "Все, больше не могу", - сказала я себе.
Образы из романа преследовали меня долгие годы. В то время я учила китайский язык и была типичным фанатиком литературы. Впоследствиb... удивительная штука память -я хорошо помнила Петера и Терезу, Петера и его библиотеку, но ни черта не запоминала имен. Впоследствии в сети я, сама того не подозревая, взяла себе псевдоним с фамилией Кин.
4 года назад я нашла заброшенный, но не забросивший меня, том и ужаснулась - КИН!
Пожалуй, книга так и осталась бы не удел из-за моего страха. Того же страха, что преследовал главного героя - остаться без библиотеки - сликом живы образы, с ними не поспорят даже огненные всполохи из "351 градусов по Фаренгейту", если бы не 2 "но".
1. Степной волк
2. Барсумская рулетка.
В Барсумской рулетке заказчик просил рецензию на этот роман Гессе, но я его уже читала. Вторым было оно - "Ослепление".
Это судьба.
Сейчас я ничуть не похожа на Кина, даже китайский забросила - учу испанский.
Но читать не менее жутко. Самое страшное в безумии - беспомощность.
Всегда боялась сумасшедших - никогда не знаешь, что от них ждать. Всегда боялась сумасшествия - никогда не знаешь, что ждать от нормальных людей.
В "Ослеплении" сумасшедшие все, и от этого еще страшнее.
Кошмары Кина о рушашихся стопках книг - предвестники рушащейся жизни. Ах, как хочется хоть на минуту встать на место главного героя и решить его проблемы за него - они не стоят выеденного яйца - но это невозможно. Вот чем тяжело. С маниакальностью мазохиста, расковыривающего поджившую ранку, я дочитываю роман.
Кафка в сравнении с Канетти ходит пешком под стол.
Ослепление - равно что безумие. Невидение реального мира. То, чего так боится Кин, давно произошло. Книги сожжены, он сам сожжен. Он думает, что умерла Тереза, хотя на самом деле умер он, словно призрак мечется по миру, который видит искаженным в силу своей собственной потусторонности и в силу нее же не может ни на что повлиять. Он словно служит катализатором для все более абсурдного хода сюжета. И даже когда появляется Георг "Свет в конце тоннеля", становится понятно, что все уже произошло и финал становится логичным, уже свершившимся в самом начале.
Можно написать комментарий к каждой подглавке, но тогда рецензия перерастет в статью, пожалуй, остановлюсь =)
Гениальная книга со сложной судьбой... Элиас Канетти написал её в 30-ые годы, а через 40 лет получил за неё Нобелевскую премию. 40 лет мир пытался понять эту книгу... Это история о безумном учёном, навсегда ушедшем в свой внутренний мир. Учёный-синолог разговаривал запросто с древними китайскими мыслителями, а когда шёл по улице, у него высыпались из головы книги. Его кухарка после смерти жены учёного узурпировала власть в квартире и хочет избавиться от книг - единственного, что есть у учёного. Очень жалко дядьку. Книга замудрёная, но читается легко после всяких Фришев, Брохов и Джойсов...)))
Вероятно, бродило в то время взамен былым призракам нечто по Европе, общее, в одновременно едином, но лоскутном культурном пространстве, бродило, да и забродило в руках родившегося в Болгарии, сначала заговорившего на ладино, затем на английском, но пишущего на немецком – магия не столько Германии, сколько Австрии и Вены? – писателя, пытавшегося «схватить столетие за горло», явлением вынесенным в заглавие романа, хотя, пожалуй, с не меньшим успехом можно его заменить и на французский вариант, и на английский, коли уж переводы породили три разных варианта, но различных ли, нет, скорее просто позволяющих чуть иной ракурс взгляда на «Ослепление».
Ассоциации крючочками, напоминающими монологи сгущенных до осязаемости призраков романа, цепляются и за лужинскую тему, и за разнообразнейший лексикон Терезы-людоедки, и принципом от противного разворачивают вспять Улисса и романы взросления Гессе. Еще более очевидно приходящие на ум имена не упоминает в ряду с Канетти только ленивый, а я вот как раз ленив.
Все логично и понятно: из ничего нечто возникнуть не может, и время, как и пространство находит свое отражение в литературе, а задумавший едва ли не только на пороге взрослой жизни цикл из восьми романов, а-ля Бальзак, «Человеческую комедию заблуждений», а в итоге оставшийся в истории автором по сути одного романа и труда, характеристику которого обычно дать затрудняются, мол, где-то на стыке искусства и науки, Канетти определенно нашел бы свое место на полках Кина, если бы тот из синолога обратился бы в культуролога, социолога или литературного критика, на худой конец, просто в читателя.
Но вернемся к нашим баранам, виноват, фигурам, призракам, схемам. Да, наверное, они могут сначала раздражать, даже злить, но пространство романное имеет свои законы, и привычные человеческие оценки на уровне эмоций к «Ослеплению» это зачем? Вовсе ни к чему. Здесь характеры разъяты на отдельные векторы до идеальных в своей завершенности черт, и дальше только либо что-то есть, но уже так есть, что дальше некуда, либо чего-то совсем нет, совсем-совсем. И вот этого, того чего нет, у каждого куда как больше чем того, что есть. Посему не найдется здесь ни одного диалога взаимного понимания, ни одного монолога, собирающего мир в голове, и – о, ужас! – для отображения подобного замечательно пригодился современный моносложный, рубленный пунктуацией стиль.
Развитие характеров? То, чего нет, не развивается. Пути-дороги? Либо недостижимые, либо закольцованные в антиодиссею. Чего еще здесь нет совершенно, ни на йоту, так это сентиментальности. Странно, но и циничным роман не назовешь, скорее беспристрастной картиной. Так какую же нишу – в многообразии литературном своего времени и это уже много – нашел для себя писатель, через полвека после первой, едва замеченной публикации «Ослепления», заслуживший Нобелевскую премию? Страшной, всеобъемлющей слепоты, в которой вместо человеков обнаруживаются лишь скалящиеся друг на друга похожие, но отталкивающиеся черепа без мира в себе и вокруг себя.
Казалось бы, с родным братом, переквалифицировавшегося из гинеколога в психиатры, можно не беспокоиться за душевный покой: специалист осмотрит и по необходимости полечит. Но не все так просто.
Петер Кин утверждается как известнейший синолог своего времени: его научные статьи о тонкостях восточной философии и культуры расхватываются коллегами как горячие пирожки. Кинь обладает одной уникальной особенностью: у него феноменальная память, позволяющая ему не заглядывать в книги в поисках нужных цитат - только наизусть, только хардкор.
А книг у Кина много: стены 4 комнат от пола до потолка заняты его бесценной библиотекой.
В какой-то момент у Кина появилась жена, в первый же день супружества ставшей ему смертельным врагом, сначала сыгравшая его из 3 комнат, потом и вовсе из его квартиры. Кин вынужденно вышел в большой мир, по которому до этого он проходил быстро и с закрытыми глазами, намеренно себя ослепляя, ведь все тщета, кроме книг.
Каждый герой в этой книге находится в своём контексте, и никакие два контекста не пересекаются друг с другом. Никто не слышит никого, никто не видит ничего, кроме того, что связано с его контекстом. У каждого - своя фишка: у Кина - книги, у его жены - завещание Кина, у карлика Фишерле - шахматы, лоточник озабочен теорией заговора.
Можно подумать, что действие происходит в сумасшедшем доме, однако не надо забывать: в психиатрической клинике слишком много здравых людей, в книге таких нет ни одного.