Гегемония — одно из тех редких слов, которые широко используются в литературе по международным отношениям и политологии, но при этом среди исследователей нет согласия относительно их точного значения.
В первом полноценном историческом исследовании понятия «гегемония» известный британский историк Перри Андерсон прослеживает его истоки в Древней Греции, повторное открытие во время волнений 1848-1849 годов в Гер-мании, а затем причудливую судьбу и революционной России, фашистской Италии, Америке времен холодной войны, тэтчеровской Британии, постколониальной Индии, феодальной Японии, маоистском Китае, вплоть до мира Меркель, Мэй, Буша и Обамы.
Перри Андерсон – один из полюбившихся мне авторов. Собственно, его Родословная абсолютистского государства стала первой объемной книгой на английском, которую я смог одолеть и сносно (тщу себя надеждой) понять. Одну из его книг я даже заиграл и не вернул владелице, что терзает меня до сих пор, лет десять спустя. Поэтому пропустить данную новинку я не мог.
Когда-то Перри писал о формациях и переходах между ними, пообещав еще одну книгу и буржуазных революциях. Но обещания не сдержал, заметно снизив размах своих трудов. Что, однако, не делает другие его книги менее интересными. Вот и сейчас перед нами дельный очерк об исторической абстракции «гегемония», о появлении этого термина в мире греческих полисов и о развитии понятия до конца 2016 (повествование обрывается на позднем Обаме, до нынешнего обитателя Белого дома не дотягиваясь). По формату это довольно похоже на книгу А. Миллера про национализм , такое же исследование понятия.
Очерк информированный, насыщенный, умеющий увязать и марксистскую традицию от Ленина к Грамши и современным эпигонам, и немецкую классическую теорию (и ее представителей в позднем Третьем рейхе, ранней ФРГ и в современной Германии), и английские потуги на ниве международной теории. Любопытно и неожиданно в чем-то для меня повествование об аналогичных концепциях в китайском и японском дискурсе. Но правят бал, конечно, различные американские, чаще всего самовлюбленные концепции.
Собственно, поле напряжения состоит в том, что само понятие достаточно размыто. Где начинается принуждения и заканчивается мягкая сила, которая, вроде бы, является проявлением именно гегемонии? Различные теоретики включали концепцию гегемонии то в исследование классовых отношений внутри государств, то пытались применять ее в межгосударственных связях. В конце XX века было предпринято несколько попыток синтеза, вплетения гегемонии и в систему межгосударственных отношений, и в систему структуры власти в самих этих государствах. Пожалуй, теперь я все же прочитаю Арриги , столько раз на него ссылались, что уже невозможно игнорировать.
Но в целом стоить сказать, что данная абстракция оказалась быстро затертой – ее превратили в расхожую фразу, так, что она, на мой взгляд перестала быть инструментом анализа и превратилась в политический маркер.
Стоит отметить, что Андерсон довольно метко целит в современную Германию, показывая, как дискурс гегемона ЕС печально напоминает риторику перед Первой Мировой – такое лидерство поневоле, пафос взваленной на свои плечи великой задачи. Достается и США, которые сначала были в своих же представлениях первыми среди равных, потом осторожными лидерами, потом либеральным гегемоном, а ко второму десятилетию XXI века исследователи перестали стесняться и слова «империя», отбрасывая его негативные коннотации. Sic transit gloria mundi.
P.S. В последнее время заметное число интересных книг вышло в издательстве Института Гайдара. Говорю вам, окопался там кто-то, сидит и расшатывает либеральную ортодоксию. Странноватое такое ощущение – держать в руках книгу, в выходных данных которой помещен портрет одиозного политика давно минувших дней.
Перри Андерсон – один из полюбившихся мне авторов. Собственно, его Родословная абсолютистского государства стала первой объемной книгой на английском, которую я смог одолеть и сносно (тщу себя надеждой) понять. Одну из его книг я даже заиграл и не вернул владелице, что терзает меня до сих пор, лет десять спустя. Поэтому пропустить данную новинку я не мог.
Когда-то Перри писал о формациях и переходах между ними, пообещав еще одну книгу и буржуазных революциях. Но обещания не сдержал, заметно снизив размах своих трудов. Что, однако, не делает другие его книги менее интересными. Вот и сейчас перед нами дельный очерк об исторической абстракции «гегемония», о появлении этого термина в мире греческих полисов и о развитии понятия до конца 2016 (повествование обрывается на позднем Обаме, до нынешнего обитателя Белого дома не дотягиваясь). По формату это довольно похоже на книгу А. Миллера про национализм , такое же исследование понятия.
Очерк информированный, насыщенный, умеющий увязать и марксистскую традицию от Ленина к Грамши и современным эпигонам, и немецкую классическую теорию (и ее представителей в позднем Третьем рейхе, ранней ФРГ и в современной Германии), и английские потуги на ниве международной теории. Любопытно и неожиданно в чем-то для меня повествование об аналогичных концепциях в китайском и японском дискурсе. Но правят бал, конечно, различные американские, чаще всего самовлюбленные концепции.
Собственно, поле напряжения состоит в том, что само понятие достаточно размыто. Где начинается принуждения и заканчивается мягкая сила, которая, вроде бы, является проявлением именно гегемонии? Различные теоретики включали концепцию гегемонии то в исследование классовых отношений внутри государств, то пытались применять ее в межгосударственных связях. В конце XX века было предпринято несколько попыток синтеза, вплетения гегемонии и в систему межгосударственных отношений, и в систему структуры власти в самих этих государствах. Пожалуй, теперь я все же прочитаю Арриги , столько раз на него ссылались, что уже невозможно игнорировать.
Но в целом стоить сказать, что данная абстракция оказалась быстро затертой – ее превратили в расхожую фразу, так, что она, на мой взгляд перестала быть инструментом анализа и превратилась в политический маркер.
Стоит отметить, что Андерсон довольно метко целит в современную Германию, показывая, как дискурс гегемона ЕС печально напоминает риторику перед Первой Мировой – такое лидерство поневоле, пафос взваленной на свои плечи великой задачи. Достается и США, которые сначала были в своих же представлениях первыми среди равных, потом осторожными лидерами, потом либеральным гегемоном, а ко второму десятилетию XXI века исследователи перестали стесняться и слова «империя», отбрасывая его негативные коннотации. Sic transit gloria mundi.
P.S. В последнее время заметное число интересных книг вышло в издательстве Института Гайдара. Говорю вам, окопался там кто-то, сидит и расшатывает либеральную ортодоксию. Странноватое такое ощущение – держать в руках книгу, в выходных данных которой помещен портрет одиозного политика давно минувших дней.