Рецензии на книгу «Как-то лошадь входит в бар» Давид Гроссман

Шутить надо уметь. И еще обладать определенной харизмой, чтобы люди любили не только твои шутки, но и тебя самого. Причем чтобы их не волновало как ты выглядишь.
В романе показывается одно из сольных выступлений стендап комика, на которое он специально позвал своего старинного друга. Когда мы слышим слово “стендап” и “комик”, кажется, что вечер пройдет задорно, мы услышим несколько веселых историй, попьем пивка и расслабимся. Ведь так?
А что если вы приходите на стендап, а выступающий на сцене не шутит. Он рассказывает историю из своего детства, показывает вам изнанку своей жизни и души. Становится как-то уже не особо смешно. А если еще добавить, что речь про похороны, так и вовсе взгрустнулось. И начинают появляться мысли о бегстве из бара. Так и сбежала большая часть тех, кто попал на такой стендап, лишь несколько людей дослушали его до конца.
Книгу хотела прочитать давно, но вот по итогу расстроилась. Немного иного ожидала. Думала, что прочту на одном дыхании, а пришлось себя заставлять, ибо книга не “пошла”. Думала будет смешной стендап, но нет: шутки конечно были, но не смешные. Думала, что пойму, что хотел донести автор, но не сложилось.
Возможно нам хотели показать, что не надо быть равнодушными к трагедии другого человека, как не был равнодушным водитель, что вез его на похороны. Он искренне хотел узнать чьи они, ругал тех, кто прикрылся следующей инстанцией, надеясь, что те расскажут правду. Равнодушие.

НЕстендап

Telegram канал: https://teleg.run/Arturosays

Буду честен, я много ждал от книги. Громкое имя автора (как я понял, ибо современные авторы для меня темный лес), стендап как форма подачи рассказа, какая-то там номинация на книгу года. Ну должно же быть интересно? Должно, но нет.

Основной замес строится вокруг выступления стендап комика, которому исполняется 57 лет. На выступление комик также пригласил своего давнего друга, с которым долгое время не виделся. Друг этот бывший судья. Черствый "серьезный" человек, который лишний раз не улыбнется. Весь вечер он только и делает, что задается вопросом: "Что я здесь делаю? Для чего меня пригласили? Почему я еще не ушел?". И выступление комика из юмористического рассказа постепенно переходит в драматический.

Если же говорить о книге чуть более развернуто , то книга по сути своей скучный, не особо увлекательный рассказ одного человека о том, что случилось с ним в один плохой день. Рассказ этот ведется комиком под видом стендапа, но стендапа, поверьте, там нет и в помине. Сам автор в послесловии признается, что стендап как жанр он не очень любит, да и вообще он ни разу не был на подобных выступлениях вживую. Что как бы подтверждает факт того, что человек не понимает, как строится стендап комедия и как она должна выглядеть. Вот что такое стендап концерт в представлении Гроссмана: сначала идет сумбурная импровизация с публикой (несмешная), потом идут какие-то забавные шутки и мысли (тоже несмешные) вперемешку с анекдотами (анекдоты в стендапе?), после начинается рассказ о себе, который потихоньку превращается в исповедь. Вот что такое выступление стендап комика по мнению Гроссмана, но это не стендап. Это больше походит на перформанс, нежели на выступление в жанре стендап-камеди. Вы можете сказать, что есть комики, известные своими необычными выступлениями, тот же Энди Кауфман. Но стоит понимать и то, что Кауфман был не столько комиком, сколько шоуменом. Сам он говорил, что он не совсем комик, что он просто делает перформансы и цели смешить людей у него нет. У Гроссмана, я так понимаю, такой цели тоже не было, потому что книга удивительно не смешна. Единственное, что там хоть как-то забавляет - это анекдоты. Анекдоты забавны, тут мне нечего сказать, но как можно было написать книгу, основа которой является юмористическим выступлением, и при этом сделать книгу чудовищно несмешной? Ладно, может упор сделан на драму? Да, сделан, но, как по мне, драматическая часть книги не так интересна и глубока, чтобы оставить хоть какое-то впечатление. Не буду писать что-то конкретное относительно этой стороны книги (ибо в дело пойдут спойлеры), но скажу, что книге все время чего-то не достает. На протяжении романа у меня то и дело проскакивало ощущение, что Гроссман попросту не докручивает.

Подводя какие-то итоги, скажу, что сам до конца не понимаю, что это за книга такая. Книга, основа которой выступление стендап комика, но выступление это несмешное. Книга, в которой выступление переходит в драматический монолог, но монолог этот не интересен и не пробирает так, как должен это делать. Очередная книга из категории "ни рыба, ни мясо", хотя намеки на наличие плавников у этой книги были. Такие дела.

Выслушайте меня

– По крайней мере, от меня останется несколько слов. – Он смущенно улыбается. – Как опилки после спиленного дерева…

О Давиде Гроссмане узнала из интервью функционера от литературы довольно высокого ранга, которая назвала "Как-то лошадь входит в бар" одной из любимых книг, захотелось почитать. Тем более, что об израильском живом классике до сих пор ничего не слышала, и аннотация обещала роман в формате стендап шоу. Пугающе актуальном, если вспомнить успех "Джокера". Сходства между книгой и фильмом оказалось больше, чем хотелось бы для чтения без выхода из зоны комфорта, не удивлюсь, если режиссер и сценарист знаком с романом. Впрочем, когда приходит время идей, они витают в воздухе, хотя Гроссман поймал свою пятью годами раньше, и в его исполнении образ стендапера, шокирующего публику нестандартным поведением, глубже, объемнее, сложнее и вызывает сочувствие (а не желание пристрелить как бешеную собаку, если вы понимаете, о чем я).

Выступление комика Довале в курортной Нетании, приуроченное к пятьдесят восьмому дню его рождения, не обещало стать эпохальным событием. Не лишенный приятности вечер в клубе, где можно расслабиться и посмеяться, хотя не исключена возможность самому стать мишенью остроты. Его звездный час давно позади, но старый конь, как известно, борозды не испортит. Зрители не предполагали, что придется выслушать шокирующе откровенную исповедь артиста. Для него это последнее выступление, рак в терминальной стадии: нечего бояться, нечего терять, единственное, что по-настоящему необходимо - рассказать правду о себе и быть услышанным.

Он выстроит выступление как виртуозное хождение по лезвию бритвы. Ровно столько шуток, анекдотов, провокационных выпадов в адрес города и людей из публики, неосторожно попавших в поле зрения, чтобы не напугать аудиторию и раньше времени не настроить ее против себя. И, поначалу точечно, капельными вливаниями, после больше, больше - о мальчике, изгое, жертве, жизнь которого закончилась в четырнадцать лет со смертью матери. Она была центром его вселенной, красивая польская еврейка "из богатых", которая пережила Треблинку, осталась жива, приехала после войны в Израиль, вышла замуж за невзрачного парикмахера, одержимого идеей сотнями копеечных гешефтов сколотить состояние, чтобы ей, любимой жене, обеспечить жизнь, какой она достойна.

Хотя жизнь закончилась еще в лагере, а может раньше, в те полгода, что жила в вагоне поезда, бесконечно ездившего все время одним маршрутом, где ее скрывали в секретном отсеке три сменявших друг друга машиниста, пока в один день не выбросили на улицу. Безжалостный мир сминает и калечит маленьких людей, а после может и отпустить, с перебитыми крыльями, далеко не улетят. Разбитая жизнь, острые осколки зеркала, в котором отражается "Выбор Софи" Стайрона. В новой она сортирует снаряды на фабрике боеприпасов, пользуется среди соседей славой малахольной дурочки-суицидницы, низко надвигает платок по пути с автобусной остановки и смотрит все время в землю. Мальчик выучился ловко ходить на руках, чтобы развлечь ее, Снежную Королеву, чтобы снизу ловить ее взгляд.

Будь его воля, он не уехал бы в летний лагерь, где гарантированно мог получить лишь побои и издевательства, маму нельзя было оставлять одну. Но отец настоял, он был одержим кучей идиотских идей. Например, что пребывание в детском коллективе поможет его слабаку сыну лучше адаптироваться, а знание назубок футбольных правил и результатов турнирных таблиц за последние десятилетия - завоевать авторитет. Гроссман жесток к героям и не щадит читателя, развенчивая многие мифы, которыми современный мир не без деятельного участия еврейских писателей окружил будни Земли обетованной. Мальчику даже не сообщают о смерти мамы, просто выдергивают из отряда, говорят, что должен успеть на похороны (какие? кого хоронят и почему ему надо успеть?) дают пять минут на сборы, заталкивают в армейский джип, в разговорах между собой называя сиротой. А в следующие несколько часов поездки водитель травит анекдоты...

Сильная, хотя достаточно непростая книга. И я только сегодня утром узнала, что есть аудиоверсия в исполнении Кирилла Радцига, он хорош необычайно, жаль, что не послушала аудиокнигой.

«Пятидесятисемилетний мальчик выглядывает из четырнадцатилетнего старика».

Я не была готова к этой книге. Да к ней и невозможно быть готовым до конца, потому что ни одна аннотация, обещающая черный стендап с монологом о жизни, не подготовит к тому, что произойдет.

Дано:
Главный герой - отставной судья, недавно переживший личную драму.
Главный герой - мужчина, с которым они дружили подростками и который внезапно приглашает его на своё выступление.
Место действия - Израиль. Нетания (курортный город). Бар, где проходят выступления комиков, развлекая публику под пиво и тапас.
Время действия - вечер.

Решение: Шутить без остановки. Отбросить шутки и использовать этот вечер, как предельное погружение в себя. В тот самый день, когда всё разделилось на "до" и "после", определив всё, что будет составлять жизнь одного из них дальше. Наглядная демонстрация того, насколько трусливо жестоки могут быть взрослые и насколько безоглядно жестоки могут быть дети. Не замечая, как вроде бы мелкие действия ломают что-то внутри оппонентов.
Вечер, который будет ужасен. Потому что публике вечером на курорте нужны шутки и развлечения, а не история про мальчика, его маму, пережившую концлагерь, папу, любящего распустить кулаки, и одни похороны.
Очень много Израиля, жаргонизмов, шуточек, пояснения к которым займут половину страницы, потому что русский читатель не подготовлен к особенностям и тонкостям взаимоотношений евреев и арабов, не знает ничего про какие-то военные операции и конфликты. Зато, как и публика в баре, наверняка, несмотря на аннотацию ждет, что ему будет интересно. А вот это не так. Причем большую часть романа. Слишком чужеродный мир, слишком много скачков во времени, слишком не смешные шутки и слишком агрессивен рассказчик. Зато если пробраться через это, то возможно вас затянет.

Ответ: Я не советую читать эту книгу. И не советую не читать её. Слишком много изменилось за последние сто страниц, чтобы я всё так же решительно как в начале не понимала зачем это. Слишком много было на первых двухстах страницах, чтобы я все-таки поверила, что это было нужно именно так. Послесловие Гроссмана добавляет красок и понимания, но склонна я согласиться скорее с отцом автора "Ты думаешь это будет понятно кому-то кроме нашей семьи?" Я жалею, что начала знакомство с автором с этой книги и не уверена, что когда-то вернусь к нему.
Но я не жалею о том, что такие истории есть, ведь если им удается найти своего читателя, то наверное правильно восприняв заложенные в ней уроки, мы когда-нибудь сможем сделать этот мир немного добрее.

И ещё один короткий роман из шорт-листа Букера этого года. И это ещё один роман, который меня поразил в самое сердце.

В общем-то, весь роман — это одно выступление комика-стендапера, за которым мы наблюдаем от лица одного из зрителей в баре, где проходит выступление. Этих двоих людей связывает что-то в прошлом, но это что-то остаётся пока за кадром.

Читать этот роман — всё равно что следить за катастрофой в замедленной съёмке, когда ты ничего не можешь поделать, но знаешь, что впереди будет что-то ужасное, такое, от чего невозможно убежать (это очень понравившееся мне сравнение не моё, взято из обзора, благодаря которому я книгу начала).

Эта книга очень визуальная, язык, которым описано всё происходящее, сочный и красочный, он не упускает ни малейшей детали, и это даёт ещё более сильный эффект погружения. Этот роман почти что на грани литературы и жизни, он очень близко подошёл к той черте, которая разделяет текст и личное переживание, и этим, мне кажется, он очень ценен и восхитителен. Автору трюк удаётся идеально, я ни на секунду не могла вырваться из того мира, который он создал вокруг, у меня было полное ощущение, что я тоже сижу в том баре, с замиранием и страхом глядя на то, что происходит на сцене.

Книга переведена на английский с иврита, автор — уроженец Израиля, и действие книги происходит в наше время в городе Нетания. Роман много говорит о семье и любви, о горе, о стыде и о вине, которую каждый несёт на себе по жизни, он затрагивает темы трагичного исторического прошлого, разбавляя их шутками и анекдотами, смех над которыми, скорее, — передышка, нежели реальная вспышка веселья.

Мне удалось прочитать эту книгу, не вставая, пережить её, как переживала бы живое выступление, и очень советую вам поступать так же, это только обогащает опыт и добавляет яркости ощущению, что всё происходит в реальном времени. Это было великолепно и эмоционально.

Смех мертвецов

Не понравилась мне книга. Много чем не понравилась, всё перечислять не буду.

Начало было живенькое: комик-стендапер, как обычно, подкалывает публику, хотя юмор его и черноват местами. Шутки про похороны понравились, но в общем -- нет. И главное, пожалуй, что эта книга предназначена для израильтян. Не обязательно для евреев, но для тех, кто в теме. Шутки комика в переводе?.. Каламбуры, которые необходимо объяснять примечаниями?..
Наверное, для израильтян болтовня комика интересна, возможно, она даже несёт какую-то политическую крамолу, но я-то этого не понимаю. И дело даже не столько в том, что непонятно. Не интересно -- вот в чём проблема. На свете множество конфликтов типа арабо-израильского. В Китае, например, тибетцы и уйгуры борются десятилетиями незнамо за что. В Дарфуре кто-то с кем-то делит нефть. Те же рохинджа. Имя им легион, но занимают ли они меня в достаточной степени? Это как тем же китайцам начать объяснять разницу между какими-нибудь Жириновским и Мироновым:

[94]
Мапа́й (аббревиатура от «Партия рабочих Эрец-Исраэль») – социал-демократическая партия, созданная в 1930 году и сыгравшая важнейшую роль в руководстве сионистским движением и становлении Государства Израиль. На политической арене Израиля Мапай представляла собой левоцентристскую партию, идеологическими оппонентами которой были и левосоциалистические движения, и ревизионистское движение Херут.
[95]
Бейта́р (аббревиатура от «Союз имени Иосефа Трумпельдора») – молодежная сионистская организация, созданная в Риге в 1923 году. Начиная с 1948 года Бейтар связан с политическим движением Херут, находившимся в оппозиции справа от партии Мапай.

Ну да, отлично. Теперь всё встало на свои места. Голосую за Трумпельдора.

И вообще шутки комиков, даже и в оригинале, без перевода, кажутся мне почти всегда туповатыми. Самый приличный сегодня среди них, по-моему, "Вечерний Ургант", прошу прощения за рекламу. Да и того я смотрю раза 2-3 в год, хотя выступает он каждый божий вечер.
Думаю, режиссёры таких шоу в глубине души со мной согласны. Недаром же они любят стимулировать зрителя закадровым смехом.
Кстати, вы не в курсе, может быть, но это смех мертвецов. Поскольку этот звук за последние 50,000 лет не сильно изменился, режиссёры используют его запись, сделанную в середине 50-х годов. Эти люди давно умерли, но нет смысла перезаписывать.

Начиная с середины, автор устраивает балаган из чувств десяти- или четырнадцатилетнего мальчика.
Написано в чрезвычайно высокопарном стиле. Очень сентиментально. Суперсентиментально. Гиперсентиментально.
Сочувствую от всей души евреям, что их изгнали из Испании. Сочувствую примерно так же и конкретному До́вале, едущему на свои первые похороны. Можете меня обозвать бессердечным, но словесный понос, состоящий из мелких и мельчайших сплошь слезоточивых деталей меня скорее раздражает, чем вызывает сочувствие. Папа, мама, "Эвриклея", Тамара...
Пробую добавить про себя к его речи еврейский акцент... не помогает.
Радуюсь, что Израиль маленькая страна. Всё описано в реальном времени. Если бы дело происходило в США или, не дай бог, в России, книга стала бы многотомником. Многотонником.

Плюс этот самый уже упомянутый балаган. Яйца, распухшие до самых ресниц, и прочее в этом роде из репертуара реальных стендаперов. Это тоже на фиг.

Плюс многочисленные экскурсы переводчика в этимологию еврейского сленга. Балаган и балкон -- слова родственные. Большое спасибо. Очень познавательно.
Впрочем, слово "кибинима́т" понравилось. Как легко догадаться, заимствовано из русского.

К анекдотам, рассказанным в книге, могу добавить ещё один. Во-первых, он вполне подойдёт к теме, во-вторых, поновее будет, чем большинство тех:

Армейский раввин выступает перед солдатами:
— Мотопехота фараона уже нагоняла, уходить по берегу не было времени. И тогда Моисей приказал сапёрам перебросить понтонный мост через Суэцкий залив. Евреи перешли на Синай и стали уходить вглубь суши, но мост сворачивать не стали. И когда египетские БТР тоже пошли по мосту, Моисей подождал, пока они дойдут до середины, и приказал скрывавшимся в засаде миномётчикам расстрелять мост перед египтянами и позади египтян. Ну а дальше оставалось только добить египетский отряд, которому некуда было отступать.
Подходит озадаченный полковник:
— Ребе, при всём моём уважении, вы уверены, что в Торе написано именно так?
— Так, как написано в Торе, мальчикам не пригодится.

Лехаім!

Монолог Гамлета- то наче пісенька в опереті в порівнянні з виступом стендапера. Бо роздягає душу до кісткового мозоку.
Прекрасно написана, але неімовірно важка книга. За силою впливу для мене- поруч з "Часом секонд-хенд" та Гальєго.
Мало кому сподобається спостерігати за сповіддю про "внутрішній ад іншої людини"
Така легковажна назва, ніби то обіцяє розважити, "тупо поржати", а виходить- "отримуєш Судний день"
Доречі. Є пара моментів з анекдотами. Показова їхня тематика: хвороба ( такий би не ризикнув розповідати знайомим та близьким), похорон, кладовище, могила. Смішні та водночас занадто грубі.
Уявляв себе на цьому виступі. Я ж не зовсім тупий, щоб тільки "Хліба та видовищ!", але були моменти, де хотілося б звідти йти ( як більшість слухачів, що "провітрюють голову").
Згоднй з Букером на 100%: якби не сленг- дав би 5 зірок.Читачам з Ізраелю більш пощастило розібратися в тонкощах використання. Мене злегка дратувало. Вносило невеличкий більбуль. Хотілося не спотикатися через незнайомі слова, не зупинятися.
Біль від образи, від втрати близької людини- що може надати сили жити з цим далі? Чи своєрідний гумор, чи маленька та добра Піц, чи то змога написати та розповісти свою історію? Хоча б заради тих, що залишилися у темному залі.

Очень интересная по своей структуре книга. Это выступление одного комика, всем уже знакомый жанр стенд-ап, в котором люди шутят над своими же проблемами. Наш герой тоже отталкивается от этого. Но его история сложнее и глубже. Во время его выступления понимаешь, что это не просто юмористическое выступление. Это история жизни, настоящее откровение.
Эта книга так же очень хорошо передает эмоции зрителей. Создается ощущение полного погружения в атмосферу этого бара.
Не могу сказать, что я осталась в восторге или влюбилась в нее. Не всегда я могла понять главного героя, не всегда я могла понять его. Истории из прошлого, воспоминания и эмоции наблюдащющих - это казалось мне гораздо более интересным.
Эта книга явно заслуживает внимания, потому что интересна и своим сюжетом и своим стилем. Но, к сожалению, в душу она мне не запала.

Люди пришли посмеяться, а получили выворачивание наизнанку души человека на сцене. Если вам такое не по душе, то пожалуйста, не берите в руки эту книгу. В ней нет всей боли еврейского народа (хотя немного все равно найдется), но в ней будет боль. Боль одного очень конкретного мальчика, всю жизнь эту боль скрывавшего, с детства. Мальчика, который ходил на руках, чтобы рассмешить маму, а еще чтобы за его чудачествами люди не разглядели большего чудачества. Чтобы спасти себя, но не только. Боли мальчика, который был добрым, но стал злым. Стал ли?

Он, она и я. Семья. Только трое, всегда трое. Он – странный отец, занимающийся всем подряд, пытающийся сделать деньги из всего, тащащий все в дом. Она – хрупкая, покалеченная лагерями, не от мира сего. Сын, обожающий мать, делающий все, чтобы развеселить ее. У них своя, тайная атмосфера, недоступная отцу. Отец – он же ужасный, правда же. Но любит ее, живет ради нее. Как и сын. Что-то, да объединяет.

Сын вырастает, и становится комиком. Вот его последнее выступление, на которое он приглашает товарища детства, с которым с того самого детства и не общался. Зачем ему судья на выступлении? Чтобы показать себя? Чтобы напомнить судье, что тот не святоша? Чтобы поиздеваться?

Чтобы оправдать. Чтобы снять с души этот неподъемный груз, который лежит там давно и прочно. И комедия превратится в трагедию, и если вы пришли за шутками, то jokes on you.

Если честь яйца стоя — это не стендап

Стендап провалился, и человек на сцене начинает выворачивать всё своё сокровенное и святое наружу, чтобы спасти безнадёжный провал. Он достаёт свои внутренности, протягивает их публике, показывает, крутит, а потом бросает на сцену и топчет ногами. А может этот стэндап рушился намеренно, чтобы рассказать свою историю? Такой хитрый шахматный ход, когда жертвуют ферзя в обмен на пешку, чтобы выиграть партию. Понимаете, да? Играли же в шахматы, ну?

Изначальная комедия превращается в фарс. Фу, какое отвратительное клише! Впрочем, как и вся книга. Нет, там нет клише, наверное, даже ни одного, но это единственное, что в этой книге хорошо. Она, на самом деле, очень оригинальная и в то же время она отвратительно скучная, как и сам стэндап, но при этом нельзя сказать, что она плохая. Меня прямо бесят такие произведения.

С самого начала человек на сцене (его зовут прекрасным еврейским именем Довале) начинает игру с одним из зрителей, другом детства, с которым он не виделся порядка тридцати лет, и ведёт эту линию до конца книги. Воспоминания, шутки, какие-то истории, которые идут и идут, но не понятно к чему. Что это он придумывает? — такой способ катарсиса что ли?

У каждой нации есть своя трагедия. Эта трагедия становится чем-то очень знаковым для всей их культуры, оно постоянно культивируется, реплицируется и всячески множится и приумножается. Для евреев это, естественно, холокост. Такие трагедии возводятся в национальную идеологию и по мере необходимости к ней иногда взывают. Ну, там, для поднятия патриотического духа, например. У русских одной из национальных идей стало «всё плохо, но вы держитесь», ну, знаете, типа, там во время Великой Отечественной гораздо хуже было, но ничего, пережили, и вот вы сейчас переживете, не так же плохо сейчас, как тогда.

Так вот. У евреев это — холокост. Только со временем и его течением идея немного, а иногда и много, мутирует и меняется. И вот идея холокоста стала столь абстрактной до неузнаваемости, что при желании любой еврейский монолог можно свести к нему, что автоматически делает тему какой-то такой на два уровня выше. Гроссман, а за ним и его персонаж Довале, вопиют просто таки к этой идеи. Гроссман, а за ним и Довале, пропитывают всю книгу этой идеей, очень имплицитно, но всё таки делают это, что автоматом как бы приподнимает книгу выше её реального уровня. Реальный уровень книги — она не удалась. Идея в зачатке хорошая, но реализация кривая, скучная, убогая. Однако, хитрый еврей Гроссман, держал в уме возможность провала и таки пропитал всю книгу этой национальной идеей. В итоге получил международного Букера и всякие ахи-вздохи от интеллектуальных элит, который так ссутся перед всей этой сворой меньшинств, что лишний раз боятся того, чего бояться они не должны.

Вообще, книга про одиночество. Точнее даже про то, что со своим горем человек остаётся один на один. Человек, вообще, — один, принципиально один, концептуально один, практически тоже один. Все сами за себя. Известный факт, вроде бы. Это не плохо — это так устроена жизнь, и нечего тут ныть.

Все встают и уходят.

Книга хорошая, наверное, но мне не понравилась.

Болезни, смерть, война. Что нам ещё остаётся, кроме смеха?

Здравствуй, Нетания! Слышишь ли ты меня, как слышала Довале, пока он выворачивал наизнанку перед тобой свой внутренний мир? Изливал душу в попытке избавиться от прошлого, которое оставило след и сформировало всю его будущую жизнь. Человек из плоти и крови решился поведать историю, которую держал в себе столько лет. Его выступление в зале – защитное слово для суда над самим собой. Но как можно осуждать ребёнка внутри себя? Или как осудить взрослого, день за днём переживающего самые страшные часы своей жизни?

Подростком его забирают из военного лагеря на похороны кого-то из родителей. Вот только до самого конца пути он так и не узнает, кто же из них умер. Несколько часов дороги растягиваются в бесконечную мучительную полосу размышлений: кого из родителей он любит больше и чья смерть принесет меньше боли. Роман-исповедь. Прощальная песнь о самом ценном для ребёнка. Смех матери. Одобрение отца. Затрагивая в своем романе такие важные темы, как взросление, семейные ценности, влияние войны («Шоа» – несчастье, бедствие), жизнь и смерть, Гроссман приоткрывает для читателя не только еврейский мир (при этом активно используя сленговые словечки), но и тонкости человеческой психологии.

Роман в целом вызвал множество вопросов. И самый серьёзный из них: как принять чужую трагедию? Этот роман – испытание. Ведь дочитать его (как и дослушать выступление Довале) сможет не каждый. Постепенно зал опустеет...

Не оставайтесь равнодушными.

Долгая прогулка 6, ЛИГН